мым. И вдруг – война, кровь, потери… Подвиги… Но – вот уж воистину подарочек из виртуальной действительности – атомная бомба перевернула мир, сделав, в частности, невозможным спонтанное перерастание Второй мировой в третью (к чему имелось тогда множество предпосылок) и предоставив молодым американцам унизительное право гибнуть в локальных заморских войнах – в корейской и вьетнамской, – от чего они, впрочем, всеми правдами и неправдами старались уклоняться. И само это уклонение означало бегство от реальности, хотя порой и находило обоснование в теории гражданского неповиновения Торо.
Случайно или нет, но единственно подлинно великое американское искусство, переходящее из виртуальной действительности в подлинную, – негритянский джаз – если и не строится на употреблении наркотиков, то замыкается с ним в единый контур.
А лучшим американским романом о Второй мировой – и лучшим американским романом о войне вообще – оказались не «Нагие и мертвые» Нормана Мейлера и не «Отныне и во веки веков» Джеймса Джонса, а «Уловка-22» Джозефа Хеллера, в котором «сдвинуто» все – и война, и ее участники, и позиция автора, – так что в итоге так и остается непроясненным, какой из этих «сдвигов» первоначален, а какие – лишь производные от первоначального.
Последняя попытка пробиться к реальной действительности и последний шанс на реализацию Американской мечты были связаны с именем Джона Фицджералда Кеннеди – и его таинственное убийство поставило на этих надеждах крест. Традиционно воспринимая себя как левых (интеллектуалов), диссиденты американского общества традиционно же уповали на победу своего кандидата на президентских выборах. Меж тем демократическая партия, которую они неизменно поддерживали, чаще всего выборы проигрывала – и такие имена, как Дьюи, Стивенсон, остались символами несбывшихся надежд. Лишь Кеннеди удалось взять эту планку – и молились на него, как у нас – на раннего Ельцина. Гибель Кеннеди (русский след? кубинский след? рука наркомафии? тайное пособничество ФБР?) знаменовала крушение последнего, пусть и призрачного, моста между подлинной действительностью и виртуальной. Нет, интеллектуалов, писателей, художников (диссидентов, маргиналов) никто не преследовал – и в этом, возможно, и заключалось самое обидное. Их отжали в своего рода резервацию – вполне, впрочем, благополучную и комфортабельную – и заставили каждого из них превратиться в Человека Играющего. В Веселого Проказника. Или, если вспомнить известный анекдот, – в неуловимого Джо. Неуловимого, потому что он никому не нужен.
Мы подошли к моменту, к духовной и в определенной мере гражданственной ситуации, к состоянию (разброда и отчаяния) душ и умов, запечатленным в документально-художественном повествовании Тома Вулфа. Все мотивы и факторы, о которых шла речь выше, оказались задействованы в этой ситуации; отдельный вопрос – насколько осознанно тот или иной из них. Все начиналось не столько с бунта, сколько с порыва к бунту, сколько с желания превратить невинные забавы и проказы в нечто настолько серьезное, что оно волей-неволей заставит отвергнувший своих диссидентов «мэйнстрим» американского общества предпринять против них определенные меры пресечения. Арест Кена Кизи он сам, его друзья и сподвижники, вся эта на первый взгляд беззаботно резвящаяся компания, у властей просто-напросто выклянчила. Поведение на грани фола истеблишмент ухитрялся не замечать – едва ли не с оскорбительным равнодушием. «Фолом» оказались наркотики – и прежде всего ЛСД. «Кислота», тест на которую проходят герои книги.
Американское общество больно наркотиками. Не в том смысле, что в США великое множество наркоманов как бытовых, так и клинических, хотя и это тоже. Существуют сотни, если не тысячи слов и словечек сленга (в одном только английском, а в США почти такое же развитие получил уже и испанский), трактующих тему купли-продажи, приготовления, употребления и послевкусия наркотиков. Существует культура употребления наркотиков и непреходящая мода на них. Подкурить травку столь же, если не более естественно, чем выпить банку пива. Только – среди людей, почитающих себя интеллектуалами, – куда более престижно.
Есть у этой проблемы еще один, едва ли не комический, аспект. Наркобизнес освоила мафия (вернее, несколько национальных мафий, то борющихся, то сотрудничающих друг с дружкой; в последние годы наиболее могущественна китайская, ввозящая наркотики из Золотого треугольника). Но такое дело не могли оставить без контроля и власти. ЦРУ, ФБР, ведомство генерального прокурора (Министерство юстиции), Федеральное бюро по борьбе с наркотиками, Особое управление по борьбе с наркотиками полиции города Нью-Йорка, отделы в каждом более или менее крупном полицейском участке, полиция нравов – на борьбу с наркобизнесом брошено более половины сил и средств силовых структур США. Причем традиционные методы борьбы (обыски, облавы, аресты, использование тайных осведомителей или склонение к сотрудничеству с властями отдельных наркодельцов) доказали свою низкую эффективность.
Широко начало практиковаться внедрение специальных агентов в мир наркобизнеса под прикрытием (вспомним легендарного Шарапова!), постановка под контроль спецслужб крупнейших дилерских операций, сложные, сплошь и рядом двусмысленные «игры» с наркодельцами. В результате всего этого, полагают американские аналитики, в настоящее время трудно сказать, в какой мере спецслужбы с распространением наркотиков борются, а в какой его поощряют и даже просто-напросто в нем участвуют. Такой оборот дела (окончательно определившийся на исходе восьмидесятых) немало позабавил бы Веселых Проказников, узнай они о нем заранее в середине шестидесятых.
У нас интеллектуальная мода на употребление наркотиков вспыхнула и прошла тогда же – в середине шестидесятых. Наркотики, получившие сейчас широкое распространение, воспринимаются все же как «босяцкое» или, если угодно, люмпенское удовольствие. Отечественную культуру пьянства (слово «культура» здесь можно закавычить, хотя это вовсе не обязательно) интерес к наркотикам (первоначально обусловленный подражанием американцам и сравнительной – когда-то – дешевизной наркотиков) не поколебал. Оно, впрочем, и немудрено: поскольку употребление алкоголя приводит к временному подавлению инстинктов страха, зажатости, подавленности повседневным существованием, тогда как употребление наркотиков позволяет отворить «двери восприятия» и заглянуть в иной мир – в виртуальную действительность. И хотя кайф можно словить и здесь и там, надо ли лишний раз подчеркивать, какой именно поворот событий после «приема дозы» для нас актуальней!
Известно, что человеческий зародыш проходит все стадии биологической эволюции в ходе своего развития. Все стадии поиска действительности (равнозначного бегству от нее) прошел и главный герой «Электропрохладительного кислотного теста» – американский писатель Кен Кизи. Будучи родом из глухомани, человек с телосложением профессионального футболиста, он, сам, должно быть, не ведая почему, потянулся туда, где, по слухам, по догадкам, должна была пребывать творческая элита Америки, – в резервацию почитающих себя интеллектуалами маргиналов. И, разумеется, интуитивный порыв к жизнетворчеству он поначалу принял за тягу к литературному творчеству (последующая эпопея со съемками фильма, вернее, целой серии фильмов также весьма показательна: на смену одному суррогату жизнетворчества со всей неизбежностью пришел другой – и именно в качестве суррогата или эрзаца – наркотика? – куда более сильный). Но, так или иначе, Кену Кизи удалось написать замечательную книгу «Полет над гнездом кукушки». Книгу, возможно, великую. Причем, как это часто бывает с истинно замечательными книгами, во многом это произошло вопреки оригинальному творческому замыслу писателя. И заурядность – хотя и не без налета шизоидности – других его романов (в оценке которых и американская критика, и автор этих строк решительно расходятся с апологетикой Тома Вулфа) только подчеркивает незаурядную – и отчасти случайную – удачу «Полета…».
Роман «Полет над гнездом кукушки» (как и фильм по нему) широко известен в нашей стране и неплохо проанализирован критикой. Автобиографические моменты, связанные с работой Кизи в психушке и даже с тестом на электрошок, которому он себя добровольно подверг, описаны в книге Вулфа. Здесь представляется уместным подчеркнуть другое. Роман Кизи – философская притча, сродни кафкианской, о невыносимости свободы и о непомерности цены, которую приходится платить за нее. В этом смысле Кизи – антагонист Джеймса Оруэлла с его «1984»; не зря же «пролами» кажутся ему и его друзьям, по свидетельству Вулфа, калифорнийские обыватели. Но притчеобразность романа Кизи (а грандиозный успех его обусловлен именно ею) имеет для самого писателя второстепенный (в лучшем случае) характер: сам Кизи писал и, как ему представлялось, написал роман-обличение. Роман-обличение Системы. Страны. Цивилизации. «Весь мир тюрьма, а моя родина – один из самых гнусных ее застенков», – эти слова Гамлета мог бы вслед за ним произнести и американский писатель. И в данном случае, скорее всего, позабыл бы добавить свое непременное: «Никогда не верь Проказнику».
Любопытно еще одно предложенное самою судьбою обстоятельство. В годы застоя, когда «Полет…» был у нас, разумеется, запрещен (понятно, как притча, имеющая антитоталитарный смысл), в театрах страны довольно широко шла польская инсценировка романа, имевшая откровенно конъюнктурный характер. В ней Макмерфи попадал в реальную американскую психушку как уклонист от военной службы во Вьетнаме – и сокрушала его реальная же система репрессий американского общества. Разумеется, это было фальшью – и фальшью вдвойне, потому что карательная психиатрия свирепствовала в те годы вовсе не в США. Но самое интересное в том, что такая – политизированная и однозначно антиамериканская – трактовка наверняка пришлась бы Кизи по вкусу.
Так или иначе, путь Макмерфи – вызов Системе (поначалу почти случайный), борьба с нею, осознание ее могущества, попытка Компромисса (то ли отвергнутая Системой, то ли условий Компромисса не смог выдержать сам герой), второй – и уже роковой – тур борьбы, гибель и символическая победа героя представляют собой довольно иронический комментарий к судьбе Кизи, обнаруживая с нею немало параллелей. Здесь достаточно упомянуть шутовское отречение Кизи от ЛСД, использованное Томом Вулфом в качестве рамочной конструкции его книги. Система, с которой борется и на сделку с которой решается пойти Кизи, оказывается настолько рыхлой (оптимисты сказали бы иначе: демократической), настолько всеядной, что перемалывает очередной творчески-молодежный бунт, сама того не заметив и – что также отличает ее от описанной в романе Кизи – весьма милосердно обойдясь с его участниками. Виртуальная действительность, замешанная на употреблении наркотиков, и – шире – вся психоделика оказываются интегрированы на следующем витке культуры (или контркультуры) в общее действо наравне с музыкой «Битлз» и «Роллинг Стоунз», с эскападами «Ангелов Ада» и со всеми остальными попытками «снимать свой фильм», как выражаются Кизи и его сподвижники.