Совсем недавно я посвятил две колонки романам «Благоволительницы» Джонатана Литтела и «Пражское кладбище» Умберто Эко, стихийно сложившимся в своего рода дилогию со знаком минус. А вот «Свобода» Джонатана Франзена, речь о которой шла ровно неделю назад, и «Кровавый меридиан» столь же стихийно складываются в дилогию со знаком плюс – при всей внутренней противоположности этих двух романов. Ведь исповедуемую Франзеном свободу быть посредственностью его творческий антагонист Маккарти яростно отвергает. Яростно отвергает или яростно отрицает? Пожалуй, и то и другое сразу.
Кормак Маккарти (произнесем его имя еще раз и постараемся запомнить, потому что у него немало знаменитых однофамильцев, в том числе несколько писателей) родился в 1933 году и – как оно, увы, бывает не только у нас – писать начал рано, печататься поздно, а зарабатывать писательским трудом так и не научился. Впрочем, и автомехаником он проработал недолго – вернее, лишь до выхода первой книги, которая (как и несколько вышедших вслед за нею) чрезвычайно понравилась критике и категорически не понравилась читателю, он же, если кто забыл, покупатель.
Правда, в отличие от России, в США существует несколько хаотичная, но широко разветвленная система поддержки писателей нерыночного направления. Это премии (премии, впрочем, есть и у нас), гранты и всевозможные главным образом университетские синекуры: приглашенный профессор, почетный библиотекарь (Иосиф Бродский был одно время почетным библиотекарем) и т. д., и т. п. Изо всей этой роскоши на долю Маккарти выпали гранты – на которых он и просидел в общей сложности лет сорок.
«Кровавый меридиан» перевел писателя из разряда подающих надежды в условную категорию мастеров (это в пятьдесят два года!), но денег все равно не принес. Лишь в начале нового тысячелетия писателя открыл для себя кинематограф – и вслед за не слишком удачными «Конями, конями» (2000; в отечественном прокате – «Неукротимые сердца») вышел шедевр братьев Коэнов «Старикам здесь не место» (2007), а за ним и «Дорога» (2009) – и в том же году экранизация раннего романа «Предельная тьма». И вот теперь на очереди «Кровавый меридиан».
Не совсем стандартна и личная жизнь писателя: он женился третьим браком и во второй раз стал отцом далеко за семьдесят. Ведет полуотшельнический образ жизни, слывет учеником и преемником Уильяма Фолкнера – не только великого писателя, но и законченного алкоголика; в случае с Маккарти ситуацию усугубляет и традиционный ирландский национальный характер… Да и фолкнеровская идея (из нобелевской лекции) о том, как и какой ценой человечество все-таки выстоит, ему, разумеется, не чужда.
Любимая книга Кормака Маккарти (понятно, помимо Библии) – «Моби Дик». Не борьба Добра со Злом (Добра как такового нет ни в романе Германа Мелвилла, ни в гностических учениях, на которые ориентируется наш герой), а схватка Человека (который сам по себе дуалистичен по своей природе) со Злом – с воплощенным или, в иных случаях, развоплощенным злом. Чтобы не впадать в чрезмерную высокопарность, отмечу, что в прозе Маккарти происходит вечное кровопролитное боестолкновение двух субстанций, известных нам из малоприличного анекдота, – столкновение Ужаса с Ужасом-Ужасом.
Живи Маккарти где-нибудь в Европе или, наоборот, в Латинской Америке, его наверняка признали бы магическим реалистом. Потому что реальность, которую он детально, дотошно и невыразимо жутко описывает, все же чересчур инфернальна для того, чтобы оказаться истинной. Вспомним злодея в исполнении Хавьера Бардема из фильма «Старикам здесь не место». Вспомним постапокалиптический мир «Дороги» (которой, конечно же, правильнее называться «Путем»). Таких злодеев не бывает, скажете вы, и такого ужасного мира не существует. Но гипотетически-то они возможны – и Кормак Маккарти верит в них, и видит их, и заставляет поверить в их существование и своего читателя.
Но, живя в США и стремясь, пусть и безуспешно, к коммерческому успеху, Маккарти облекает свои видения в «форматную» упаковку вестерна. Формат, конечно, трещит по всем швам, а затем и лопается – но тут уж ничего не поделаешь. Представим себе «Великолепную семерку» – «плохие» бандиты грабят несчастных крестьян, а «хорошие» бандиты защищают, сражаясь при этом плечом к плечу с самыми отважными из местных жителей. Вспомним какого-нибудь «Непрощенного»: герой Клинта Иствуда – редкое чудовище, но чудовище поневоле, – на путь истинный ему, положим, уже не встать, но орудием праведной мести он послужить способен.
А теперь представим себе, что «плохие» бандиты из «Великолепной семерки» безбожно обирают крестьян, но хотя бы не убивают и не насилуют всех подряд, а вот «хорошие» бандиты во главе с Юлом Бриннером разъезжают по свету, просто-напросто вырезая деревню за деревней, вырезая и скальпируя – потому что за каждый доставленный в столицу штата скальп им платят по сто долларов, а это куда больше всего, что можно выручить за конфискованное зерно и угнанный скот. Вот такая вот экспедиция «великолепной семерки» за скальпами и описана, а вернее, расписана во всех убийственных подробностях в романе «Кровавый меридиан».
Фантазирует и предается страшным видениям Кормак Маккарти, как это ни странно, на определенной документальной основе. Ад, о котором он пишет, называется Фронтир – но Фронтир не Западный (которому, собственно, и обязан своим названием жанр вестерна), а Южный. Америку, начиная с Центральной, открыли в основном испанцы; двести лет назад существовало огромное, куда больше тогдашних США, государство Мексика, а вот отдельное государство Техас, а потом и Конфедерация, а потом и сами Штаты отгрызали у Мексики кусок за куском.
Шли многолетние войны, проходили отдельные краткосрочные кампании, да и просто разбойничьи налеты. Отряд, в который входит шестнадцатилетний Малец (главный герой романа), – это, условно говоря, «зеленые»; они грабят и убивают всех подряд, но и их самих тоже никто не жалеет, а главное, ни за что не пожалеет. Поймав, их непременно повесят и общеамериканские власти, и автономные техасские, и, разумеется, мексиканские (потому что, разбойничая, они продвигаются вглубь Мексики). А уж что с ними сделают индейцы, и говорить не приходится.
И вот этих солдат удачи берут в плен, но не убивают, а, скорее, перевербовывают. Губернатор мексиканского штата отправляет их в погоню за индейскими скальпами – как уже сказано, по сто долларов за штуку. И это опять-таки исторический факт, и даже фамилия командира отряда подлинная. Кровавый квест не то чтобы начинается, но, сказали бы сегодня, выходит на качественно иной уровень.
Один из главных персонажей романа – Судья. Что это за судья, догадаться нетрудно (если, конечно, не умничать). В образе Судьи к отряду головорезов (в буквальном смысле слова) прибивается сам сатана.
Итак, есть ужас – головорезы. Есть ужас-ужас – сатана (он же Судья). И есть отнюдь не лабораторные, но все же экспериментальные условия, в которых человек и сатана (ужас и ужас-ужас) «нормально» взаимодействуют в одной плоскости. Человек человеку волк. Человек человеку степной волк. Человек человеку койот.
1848–1849 годы – всего через двенадцать лет эти же самые головорезы, если доживут, станут участниками Гражданской войны, а по ее окончании – вновь разбойниками (вернее, кто разбойниками, кто шерифами), и будут брать банки, вешать друг друга на суку, искать золото и нефть, линчевать негров и добивать индейцев, производить автомобили (обязательно черные), гнать кукурузный виски и великую Американскую мечту. И более-менее все это сумеет описать Кормак Маккарти – прямой продолжатель безжалостной традиции Германа Мелвилла и Уильяма Фолкнера. Но «Кровавый меридиан» – пока неэкранизированный – так и останется лучшей его книгой.
Материалы к библиографии В. Топорова
Амбициозная задача составить полную библиографию публикаций Топорова в периодике оказалась нам не под силу – по крайней мере, не с первого подхода к весу. Нам кажется, что такая библиография нужна и полезна – не только тем, кто возьмется составлять следующий сборник Виктора Леонидовича (пусть даже это будем мы сами), но и всем, кто будет изучать историю общественной, культурной и политической мысли конца XX – начала XXI века. Мы только начали эту работу и публикуем здесь ее промежуточные результаты. Нами целиком просмотрены подшивки журналов «Литературное обозрение», «Нева», «Звезда», «Пушкин», «Сельская молодежь», «Детская литература», газет «Культура», «Час пик», «Санкт-Петербургские ведомости», «Независимая газета», а также частично, до 2005 года включительно, журнала «Город». Это далеко не все издания, в которых публиковался Топоров; мы не успели обратиться к журналам «Сеанс», «Постскриптум», «Новая Россия», «Воскресение», «Свободная мысль», «Век XX и мир», «Среда», «Политический журнал», газетам «Смена», «Литератор», «Петербургский литератор», «Слово и дело», «День литературы», «Литературная газета», «Век», «Столичная вечерняя газета»; уверены, этот список не полный, и мы, разумеется, будем благодарны читателям, которые укажут нам на другие пробелы в этой библиографии. Надеемся, что к следующему изданию Топорова библиография будет полностью готова.
В тех случаях, когда из названия статьи явственно следует, чему она посвящена, мы оставляли запись без комментария; в противном случае помещали в квадратных скобках краткую характеристику темы.
В. Левенталь, А. Сопикова
1. Спрашивают двадцатилетние. Заметки о молодой поэзии ГДР. – 1979. – № 9. – С. 24–26. [См. наст. издание.]
2. Впервые, всерьез и надолго. – 1980. – № 11. – С. 69–72. [О переводах Л. Гинзбурга.]
3. Ковчег господина Гайзера. – 1981. – № 12. – С. 57–59. [См. наст. издание.]
4. Творить добро. – 1983. – № 8. – С. 74–77. [См. наст. издание.]
5. Тревожное кружево. – 1984. – № 11. – С. 67–70. [См. наст. издание.]
6. Оперативный простор. – 1986. – № 9. – С. 40–46. [См. наст. издание.]
7. Претензии к потерпевшим. – 1987. – № 2. – С. 65–69. [О творчестве бр. Вайнеров.]