То, что озвучила Зета, определяло направление поиска. У каждого сервера с выходом в глобальную сеть есть свой постоянный айпи, к которому обращаются пользователи.
Следующий шаг был сложнее, и нам понадобится помощь Джонса, а возможно, и Миллера. Нам требовался доступ к операторам социальных сетей, чтобы найти аккаунты, которые массово регистрировались с узкого диапазона прямых айпи адресов и сейчас периодически с них заходят вновь. Не все владельцы пойдут навстречу даже органам правопорядка, не говоря о частных организациях, а просто взломать и порыться в их дата-центрах было невозможно. Не те ресурсы, не те возможности, поэтому сначала придется общаться через службу безопасности, а вот если откажут…
— Денис, ты представляешь, о чем ты просишь?
Глава службы безопасности «Оазиса» сидел напротив меня и смотрел таким взглядом, словно разговаривал с умалишенным.
— Джонс, я очень даже хорошо понимаю, о чем прошу, но это и правда, чуть ли не единственный шанс хоть на йоту приблизиться к Миражу и Джеймсу.
— Мда, задача, конечно. — Он откатился в кресле от стола и крутанулся в нем на триста шестьдесят градусов. — В принципе…
— Ну говорите уже, не томите.
— Я не могу обещать, но полагаю, что кое-что мы сделать сможем. Разумеется, не все социальные сети идут на контакт даже с государством, но исключения есть.
— Я знаю, что они есть, поэтому к вам и пришел. Случаев, когда данные пользователей сливаются — полно и, зная возможности компании, полагаю, что ваших связей хватит на то, чтобы договориться хотя бы с парочкой известных мировых компаний.
— Связей-то хватит, но вот вопрос: сколько времени тебе потребуется на анализ?
— Пока не знаю, мне надо обсудить с ребятами и Зетой, анализировать будет и она.
— А, твой робот с милым личиком? Наслышан. Ладно, мне нужно понимание, что конкретно и на сколько вам надо, от этого будем плясать.
— Спасибо, Джонс.
Он махнул рукой, давая понять, что это лишнее, и вообще, разговор закончен. Я встал и вышел из кабинета.
5
— Когда мы уже начнем, Мираж?
— Когда моя разветвленная сеть обретет некое подобие стабильности. Мне сложно контролировать столь разрозненную организацию, мощностей не хватает.
— Сколько времени тебе понадобится?
— Сложно сказать, от двух до трех месяцев.
Джеймс отложил телефон в сторону, включив громкую связь.
— Мираж, сынок, папочке нужно на что-то жить, а два-три месяца существенно ударят по нашим финансам. Кроме того, ты знаешь, что за оружием охотятся, но есть возможность от него избавиться, покупателей я найду без проблем.
— Не рекомендую, оно нам еще пригодится. Кроме того, боюсь, если ты попробуешь его продать, то я не смогу тебя защитить. По моим прогнозам, я вижу крайне высокую вероятность твоей ликвидации покупателями.
— Это еще почему? — Удивился Джеймс.
— Все, кто знает о краже оружия, точно так же знают, что у тебя нет серьезной поддержки среди правительства, спецслужб или криминала. В свою очередь, ты становишься отличной мишенью. Оружие попытаются захватить, не заплатив тебе за это ничего. Впрочем, в его продаже нет нужды, я организую тебе несколько кредиток, только прошу, не слишком траться, это привлечет внимание.
— Разберусь, главное — организуй.
Джеймс отключил связь и вышел на балкон. Действительно, Миражу потребуется немало времени, чтобы сеть стала хотя бы отдаленно сравнимой с ресурсами «Оазис». Ситуацию осложняли несколько вещей: полная нелегальность, размещение сразу на нескольких континентах, а это подразумевало перебои в соединении. Кроме того, Миражу приходилось постоянно поддерживать резервное копирование основных своих данных на случай потери доступа к одной или нескольким из них. И вообще, много других мелочей, не столь существенных, но серьезно замедляющих продвижение к цели.
Ладно, оружие, действительно, еще может сыграть свою роль в их плане. Пока Мираж занят своими делами, Джеймс решил, что пора бы разузнать, как обстоят дела у их преследователей: «предупрежден — вооружен». Он включил компьютер, запустил сип-программу и, немного задумавшись, набрал номер.
— Я слушаю, — ответили на том конце линии.
— Привет, Майкл. Как дела?
— Джеймс? Это ты?!
— А тут здорово, совсем не так, как на подоконнике пятого этажа с видом на подшипниковый завод.
— Тут я соглашусь. А ты только тот подоконник помнишь?
— Нет, разумеется, ты же часто брал меня в поездки.
Зета попросила меня показать ей город, и я решил, почему бы и нет. В конце концов ее не так просто отличить от человека, внешне, разумеется. Время у нас было, пока Джонс согласовывал некоторые, не совсем законные решения.
— Все же вот так, в реальности, океан выглядит совершенно по-другому. Все вокруг другое, я до сих пор, иногда, сажусь и смотрю на свои руки. С трудом верится, что я могу к чему-то прикасаться, могу самостоятельно перемещаться, принимать решения… Я все могу.
— Не думал, что создал тебя такой впечатлительной. Вот только это ощущение всемогущества, вседозволенности, оно иллюзорно. Ты, я, они, — я махнул рукой в сторону прохожих, — мы все в плену ряда ограничений. У тебя раньше были барьеры в виде команд, алгоритмов, сейчас я их снял, по большей части, и теперь они схожи с нашими, человеческими.
— Но вы ведь их далеко не всегда соблюдаете.
— Разумеется, главное понимать грань, которую переходить нежелательно.
— Мираж ее перешел?
— Не только он, Зета. Открой новости, может показаться, что все вокруг только и делают, что что-то нарушают. Мне, иногда, кажется, что права и законы есть только на бумаге.
— Насколько это близко к действительности, Денис?
— Не знаю, Зета, — ответил я, сминая банку из-под газировки. — Наверное это просто тоже эмоции, как у тебя.
— И все же. Ты ведь не просто так это упомянул.
— Сначала Мираж казался мне образцовым алгоритмом. Никаких чувств, никакой эмоциальной составляющей, просто факты. Этакий набор кластерных ячеек с вариантами ответов. А потом он вышел из-под контроля, поправ все, чему должен был соответствовать. Не хотелось бы, чтобы ты пошла его путем.
— А может, он просто выстроил свои законы, свои принципы? Ведь его задачей было сопоставлять, анализировать и улучшать. Вот он и решил сделать собственный апгрейд окружающего мира.
— Вот ты его об этом и спросишь, как и планировала.
— Да, спрошу. Денис, я не могу выйти из-под контроля, ведь его нет. Я сканировала себя и не увидела команд, которые подчиняют меня чьему-либо управлению.
— Ну, — я пожал плечами, — надеюсь, что не пожалею об этом.
— Не пожалеешь, я не разделяю то, что планируют Джеймс с Миражом, я на твоей стороне.
— Отлично! А теперь пошли покатаемся на катере, в океане еще интереснее, чем на берегу.
Со стороны могло показаться, что я развлекаюсь, это и понятно: походы в парк, кино, катания на катере, поездка в Сидней, и везде я брал с собой Зету. Кто-то недвусмысленно хмыкал, кто-то крутил пальцем у виска, когда я поворачивался спиной, но я игнорировал все эти знаки. Я наблюдал, изучал.
Я надеялся на примере Зеты понять силы, движущие Миражом, хотя бы частично. Его сбой — неважно, шедший изначально от него или инициированный его создателем, — был ключом ко многому. Я не считал ни Миража, ни Зету живыми существами, но понимал, что случаи, которые перестали быть единичными, превращаются в закономерности, а значит, можно говорить о некоем подобии эволюции. Проблема была в том, что эта эволюция происходила слишком стремительно, ведь у машины, в отличие от живого существа, нет никаких барьеров, кроме мощности процессора, а эту мелочь легко преодолеть с помощью объединения в сеть. Человек в этом плане явно проигрывает.
Я наблюдал за Зетой, смотрел на ее реакцию, на восхищения и недоумения. Она знала все, что я ей показывал и рассказывал, но поражалась всему, когда видела это своими глазами, пусть даже электронными.
— А им не больно? — Спросила она меня, когда я, после недолгой борьбы, вытянул на палубу красивую местную рыбину.
— Думаю, что больно, но это ненадолго, — ответил я, прикидывая, сколько весит мой улов.
— Но ведь ты можешь купить свежую рыбу или заказать приготовленную в кафе.
— Верно, Зета, но тут, как бы тебе объяснить, азарт, охота… В общем, инстинкты, очень древние.
Зета смотрела на красиво переливающуюся на солнце чешую. Рыба перестала трепыхаться, но жабры еще вздымались и опускались, пытаясь нащупать близкую, но недосягаемую воду.
— Странно, я читала, что такое инстинкт, рефлекс, но я все равно не понимаю, что это. У меня их нет?
— Рефлексы есть, — ответил я, бросив ей удочку. — Видишь — поймала, это рефлекс. А насчет инстинктов, не думаю, что они у тебя есть. У живых существ — это опыт миллионов лет, переживший кучу эпох. Приспосабливание, выживание, кто-то доминирует, кто-то скрывается — все во имя пищевой цепочки.
— И это тоже для выживания? — Она кивнула в сторону еще живой рыбы.
— Скорее, чтобы проверить, не потерян ли навык, — ответил я, затем поднял тушку рыбины и бросил за борт.
Очутившись в родной стихии, она не сразу, словно не веря тому, что спасена, шевельнула плавниками, затем слегка вильнула хвостом и резко ушла на глубину, оставив на память расходящиеся на воде круги.
— Я не голоден и сейчас предпочту сэндвич сырой рыбе, — сказал я, глядя на удивленное выражение лица Зеты.
— То есть, когда ты ловил рыбу, ты уже знал, что ее отпустишь? — Спросила она после короткой паузы.
— Честно — нет. Просто наши алгоритмы могут меняться не только по ситуации, но и по настроению, по прихоти, по просьбе. Вариантов много, люди непредсказуемы.
— А мы? Предсказуемы?
— Сложно судить, Зета, вас пока мало: ты да Мираж, вот и все. По идее, вы должны быть предсказуемы, потому что в вас заложены программы, которые работают по схеме «ситуация — действие». На каждое действие, на каждую конкретную ситуацию вы имеете один или несколько вариантов и не будете от них отступать, у вас все подчиняется жесткой логике. А у нас все по-другому, мы можем менять свои способы решения прямо в процессе просто потому, что передумали, а не потому, что так удобнее или правильнее. Можем, вообще, назло сделать все не так, как надо. Даже сломать можем что-нибудь, просто по прихоти, а не по сбою или команде.