Бабаев, 1989. С. 236. С неверной датой: 20.6.1943 г.). С той же оказией
А.А. послала открытку и Б.Л. Пастернаку: «Дорогой Борис Леонидович, письмо Ваше было для меня неожиданной радостью. Как странно, что мы не переписывались всё время – правда? Поздравляю Вас с успехом Вашей книги – вот бы мне на нее посмотреть. Наталия Александровна Вишневская расскажет Вам обо мне. Она прекрасно читает Ваши стихи и какой голос!» (Мир Пастернака. М., 1989. С. 176).1 Намек на форму письма, сложенного в «военный треугольник», т. е. специальным способом сложенный листок, который можно было отправлять, не вкладывая в конверт. Объем письма был ограничен отрезанной по диагонали половинкой листа, отсюда – «записка».
9
Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву
30 июля [1943 г., Ташкент]30/VII
Дорогой Николай Иванович!
Жизнь, как всегда, прекрасна. Как-то так случилось, что я замоталась и не послала вам писем ни с Наташей Вишневской (первый сорт – вне категорий), ни с Лидой Жуковой (очень мила. Особой одухотворенной силы достигала в период мученического соавторства с Лидией Корнеевной Чуковской1). Вот сейчас и приходится посылать письмо удлиненным почтовым путем. (Я давно уже заметила, что это гораздо быстрее и верней.)
Живем мы так. Дворик. В этом дворике есть нечто среднеазиатское, чего ни с чем не спутаешь, хотя дома самые обыкновенные, европейские.
В глубине – в буйных джунглях кукурузы – наш. Внизу Женя. Наверху – А.А. Сейчас я у нее. По ночам мы открываем окна и дышим. Днем – обливаемся потом, только ручьи у него не хладные, а кипящие.
Я работаю, хозяйничаю и по ночам болтаю с А.А. На всё не хватает времени. Трудней всего разжигать мангал. Где сосиски? Базар завален до небес всеми фруктами и овощами всего мира. Зимой всё было недоступно, сейчас еда идет в руки и люди начали разоряться. Я – поправляюсь вместе со всеми. Цены на фрукты так невысоки, что преступление ими не объедаться и…
Да, я должна вам признаться… Анна Андреевна уже тоже считает, что пора признаваться: дальше скрывать нельзя. Виновна, конечно, она. Она иначе вас не называет, как «наш общий муж»2. Я всегда пугаюсь, а потом смеюсь. Бабушка (так меня назвал один узбечонок) была смешлива.
Почему вы не были [на] нашей детской выставке? Ведь она прелестна. В Москве жизнь, наверное, гораздо серьезнее, чем здесь, – и вы – милый, ребячливый, неисправимый старик – как вы плаваете в ней? Тетку Эмму я вполне себе в ней представляю. А вас – нет.
Эмма пишет раз в полгода галантно-элегантные письма. Такую литературу разводит, что сил нет. Надо, впрочем, ей ответить.
Признаете ли вы нас своими женами и согласны ли признать и третьей и вполне бесправной Эмму? Пожалуйста, телеграфируйте.
Меня премировали на тысячу рублей. Сейчас я отгрызла уже большой кусок, хотя на руки еще ничего не получила.
У А.А. лауреатский паек. Это значит, что она кормит всех, кто нуждается в пище. Очередь не стоит только потому, что у нас богатый двор. Мы живем с ней с апреля, а до этого у нее были другие сожительницы и, когда я приходила, у них был такой вид, как у своего ребенка, у которого отняли хлеб, чтобы отдать его чужому. У меня же довольно миролюбивое отношение к чужим детям, и это скрашивает жизнь.
Сейчас у нас в углу склубилась плесень и воплотилась в Оксану Некрасову3 – маленькую юродивую – незаконную дочь Гуро и Хлебникова4. Она помешана на своих стихах и когтит ими всех, как коршун. Иногда раскрываешь рот от удивления – что за чудо? – а то прет такое, что хочется плакать.
Утром она просыпается с дежурным вопросом, который будет повторять весь день – и всегда об одном и том же: кто может быть ей полезен для напечатанья ее стихов и наверное ли он ей поможет. Перед ней сейчас прямая задача: использовать А.А. на сто процентов5.
Напряжение в доме создается к вечеру. Свет горит плохо, она пользуется вечерами для стихов и обсуждений.
Я убеждаю ее, что ей вреден ташкентский климат и что ей нужно обратно в горы, откуда она скатилась. Стихи настолько хороши, что есть искушение вам послать.
В Ташкенте одно бабье. Последний мужчина – Сашка Тышлер6. Он вырос на два вершка от горшка и деловито обцеловывает всех ташкентских подруг. Я его обожаю, но боже – какой он мокрый! Мы мокрые, как будто мы всегда только что описались. Мокрое всё. Это климат.
Иду получать нечто в распреде. Это я – Надя.
Целую вас, дорогой Николай Иванович. Пишите, пишите.
Надя
Анна Андр. очень огорчилась, что я во всем призналась, и говорит, что будет беспокоиться, пока не пришлете телеграмму, что согласны на нашу формулу.
Получена телеграмма, в которой привет Наденьке. Не ответ ли это на письмо, привезенное Наташей? Мы даем согласие, чтоб Наташу в третьи жены вместо Эммы. Слово за вами.
А Лидка Чук. – остолоп. Умоляю, молчите. Они мстительны, как папуасы. Этот гигант мысли, не понятый современниками, служит со мной и умеренно пакостит.
Письмо синими (сначала) и красными чернилами на голубой бумаге. Конверт: «Москва, Страстной бульвар, 13а, кв. 33, А.А. Попову. Николаю Ивановичу Харджиеву». Передано с оказией. Помета Н.Х.: «<Ташкент>, апрель 1943».Впервые : Бабаев, 1989. С. 237–238 (с неточной датировкой: апрель 1943 г.).
1 Имеется в виду кн.: Слово предоставляется детям. Ташкент, 1942, где были собраны рассказы детей, потерявших родителей и попавших в ташкентские детские дома. Участие Жуковой в этой работе было, по словам Л.К. Чуковской, номинальным (Я. Чуковская, 2007. Т. 3. С. 479, 547).
2 Парафраз названия романа Ч. Диккенса «Наш общий друг» (1865). В одном недатированном письме к А.А. Н.Х. подписался так: «Ваш Н. Общий» ( Бабаев, 1989. С. 243).
3 Правильно – Ксения Некрасова.
4 По всей видимости, намек на то, что родители К. Некрасовой неизвестны (по одной из легендарных версий, ее отцом был Г. Распутин). Из детского дома где-то на Урале ее взял к себе сельский учитель. При эвакуации из Москвы во время бомбежки погиб ее грудной сын, после чего муж, горный инженер, сошел с ума, а сама
К. Некрасова получила травматический энцефалит. В. Берестов записал в дневнике, что Н.Я. одно время даже полагала, что стихи К. Некрасовой писала не она, а ее сумасшедший муж (.Берестов В.Д. Мандельштамовские чтения в Ташкенте во время войны // «Отдай меня, Воронеж…». Третьи международные мандельштамовские чтения. Воронеж, 1995. С. 356).
5 Пятнадцатого августа 1943 г.
А.А. обратилась к Эренбургу:
«Милый Илья Григорьевич. Посылаю Вам стихи Ксении Александровны Некрасовой. Мне они кажутся замечательным явлением, и я полагаю, что нужно всячески поддержать автора. Стихи Некрасовой уже появлялись в журналах до войны. По эвакуации она попала в горы, на рудники. Потеряла ребенка. Муж сошел с ума и терроризирует ее. Сама она на границе всяких бед. Не знаю, что можно для нея сделать, может быть, вызвать ее в Москву, может быть, снестись с Фрунзе (она в Киргизии), чтобы ее вызвали в центр и снабдили всем необходимым. Конечно, самое лучшее было бы напечатать стихи Некрасовой в журнале или газете – Вам виднее. <…>
Ахматова
Адрес Некрасовой: Сюлюкта, К.С.С.Р., Ошская обл., Советская ул., № 102, кв. 20, Кс. Ал. Высоцкая» ( Фрезинский Б.Я. Эренбург и Ахматова // Вопросы литературы. 2002. № 2. С. 257–258). В 1944 г. К.Некрасову действительно вызвали в Москву, причем сама Некрасова говорила, что это организовал Эренбург.
6 А.Г.Тышлера Н.Я. знала еще по занятиям у А.А. Экстер в Киеве (он перебрался в Москву в 1921 г.).
Во время войны находился в эвакуации в Ташкенте, где сделал известную серию портретов А.А.
10
Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву
[16 августа 1943 г., Ташкент]Дорогой Николай Иванович!
Ваше молчание нас очень огорчает. Как вы живете? Что с вами? Мне очень тревожно: болеет А.А. Очень слаба. Очень плоха сердцем. Сейчас уже неделю лежит: ангина, жар.
Что ей делать – ехать в Москву или зимовать здесь? Я не берусь советовать. Она очень слаба и подвержена всем инфекциям мира. Где ей лучше? Где о ней будут заботиться – просто где у нее будет нянька?
В Москве – холода; здесь – трудный климат. Представить себе, что она ходит обедать, вообще нельзя. Регулярно выходить она не может.
Кто может о ней регулярно здесь заботиться? Она говорит, что зимовать в Ташкенте не будет, но всё, даже дорога, пугает меня – она так хрупка. Такой она не была. Но выглядит, когда не больна, неплохо.
Все, видимо надеясь на ее приезд, прекратили писать. Никто ничего не пишет: ни о книге, ни о поэме, ни вообще.
Что с вами? Где вы живете? Что делаете и что едите?
Н.Манд.1Конверт: «Москва, Страстной б., № 13а, кв. Попова. Для Ник. Ив. Харджиева от Над. Як. Хазиной. Ташкент, Жуковская, № 54». Почтовые штемпели: «Москва 16.8.43», «Москва 17.8.43», «Просмотрено Военной Цензурой 18734».
Впервые: Бабаев, 1989 .С.233 (с неточной датировкой: апрель 1943 г.).
1 Далее следует карандашный рисунок с надписью: «Харджиеву».
11
Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву
<Вторая половина августа 1943 г., Ташкент>Дорогой Николай Иванович!
Где вы? Что с вами? Просто скучаем.
А.А. пока в Москву не едет. Осенью посмотрим. Сейчас она нездорова. Голова болит.
А.А. сначала не поехала, потому что болела. Потом была страшная жара. Наконец, истратились деньги и кончился пропуск1.Как видите, всё развивается диалектически.
Посылаем вам два пакета с просьбой передать их каким-нибудь способом Асееву и Эренбургу. Это некрасовиада.2 Загляните, умоляем, в стихи и напишите нам.
Целую вас.
Надя
А.А. просит вам кланяться. Скучает без писем. Столько вам писала…На обороте письма: «Страстной б., № 13а, кв. 33. А.А.Попову для Н. Харджиева». Помета Н.Х: «1943». Впервые: Бабаев, 1989 .С.238–239 (с датировкой: лето 1943 г.).
1 Для реэвакуации требовался специальный вызов или пропуск с фиксированным сроком действия.