Но тут его отяжелевший язык стал заплетаться, и он смог произнести только какие-то бессвязные слова.
На наше счастье, разговор перешел на другие предметы. Через полчаса мы уже позабыли о придворном хирурге. Когда мы встали из-за стола, разразился отчаянный ливень.
– Адвокат не так уж глуп, – сказал я, обращаясь к Бомарше.
– Да, но это человек без сердца и тугодум. Однако вы могли убедиться, что в провинции остались простаки, которые принимают за чистую монету политические теории и историю нашей Франции. Это закваска, которая еще взойдет.
– А вы в карете приехали? – спросила меня г-жа Сен-Жам.
– Нет, – сухо ответил я, – я не знал, что она мне сегодня понадобится. Вам, может быть, угодно, чтобы я проводил домой господина контролера? Он что, приехал к вам налегке?
Так в то время говорили о человеке, который, отправляясь в Марли, переодевался кучером и правил сам лошадьми. Г-жа Сен-Жам мгновенно покинула нас, позвонила, потребовала карету Сен-Жама и обратилась к адвокату:
– Господин Робеспьер, будьте настолько любезны, отвезите господина Марата домой, он еле держится на ногах, – попросила она.
– Охотно, сударыня, – любезно ответил г-н Робеспьер, – я был бы рад, если бы вы поручили мне даже какое-нибудь более трудное дело.
Париж, январь 1828 г.