промежутки, пустоты между атомами. – С. Ж.]. Эти входящие в нас спектры источаются всем: одеждой и утварью, растениями, но более всего животными вследствие их подвижности и теплоты. В спектрах запечатлевается не только внешний вид тел (в этом Эпикур согласен с Демокритом, однако далее их мнения расходятся) – они переносят также и копии человеческих мыслей, эмоций, настроений, нравов, страстей. Попадая к рецепиенту, спектры говорят с ним словно живые и передают ему мысли, суждения и устремления тех, от кого они исходят, но в том только случае, если копии сохранили свою целостность и не разрушились до того, как вступили в контакт. Лучше всего они сохраняются в воздухе, который обеспечивает плавное их перемещение, беспрепятственное и быстрое. Но осенний воздух в пору листопада порывистый, резкий, суровый; он искажает и сбивает спектры с пути. Из-за сложного и медленного продвижения их ясность угасает, бывает, рассеивается и совсем. Иное дело – движущиеся на огромной скорости спектры, в больших количествах источаемые возбуждёнными, охваченными страстью людьми: такие спектры быстро достигают своей цели и производят сильное, свежее, ясное впечатление».
По учению Демокрита, спектры бывают как благодетельные, так и вредоносные, и сам он молился о ниспослании первых и об избавлении его от вторых. Спектры врагов и завистников вполне могут привести тело и ум в смятение и расстройство. Сглаз осуществляется бессознательно, однако воздействием собственного спектра на других людей, в принципе, можно и управлять.
В общем теория магии в философии чистого материализма разработана основательно. Не оставлены без внимания и все прочие стороны здешнего бытия: кроме всевозможных областей естествознания, теоретическая база подведена и под потустороннее, божественное, этику и т. п.
Философию Демокрита называют именно чистым материализмом, куда ещё не примешано сверхъестественное, мистическое, умозрительное, бестелесное. Прежде всего потому, что нет ничего, кроме атомов и пустоты, – всё остальное лишь их порождения. Нет в том числе никаких «законов природы», внеположных всему, даже пространству, и абсолютно мистическим образом управляющих космосом. «Законы природы», как и все прочие качества, силы, энергии, тоже рождаются из сочетания атомов и изменяются либо совсем пропадают при изменении или рассеянии соответствующих сочетаний. Однако законы, управляющие столкновением физических тел, всё-таки признаются, понятно, негласно.
Сегодняшний материализм со всей очевидностью страдает множеством мистификаций и не отличается особенной чистотой. И вот почему:
– Во-первых, из-за признания безусловной власти над всем мирозданием целого легиона «законов природы», бестелесных и неуловимых, абсолютно нематериальных, неведомо как, почему и зачем непрерывно трансформирующих вещество. При этом учёные непрерывно открывают всё новые и новые законы и, кажется, тому нет конца.
– Во-вторых, из-за смутности новейших понятий об атоме – из-за сомнений в его неделимости, твёрдости, однородности и вещественности.
–Ну и в-третьих, из-за фальсификации пустоты.
Пустота атомистов – понятие очень сложное, очень абстрактное, чисто метафизическое. И лишь в известном приближении философы представляют её себе как абсолютно пустое пространство. Однако ныне о том забывают и полагают сие представление адекватным. Но ведь, по нашим убеждениям, всюду присутствуют волны, энергии, силы. Вдобавок к тому и само пространство неоднородно: вблизи больших масс оно значительно искривлено. Силы, влияния пронизывают всё и вся. «Чистого» пространства, незатронутого абсолютно ничем, никаким бытием, не существует. То есть не существует никакой пустоты: в каждой точке пространства что-то да есть. Например, нам представляется очевидным, что из любого места космического пространства видны звёзды. А это означает, что во всякое место пространства проникает их свет. То есть в межзвёздных просторах нет пустоты – там всюду как минимум свет. В то время как в «пустом месте» подлинных атомистов нет ничего – ни света, ни тьмы, ни напряжений, ни волн, ни полей. Это место – ничто, небытие: его нельзя воспринять, поскольку оно ничего не излучает и абсолютно ничем не свидетельствует о себе. «Из него» не виден никакой внешний мир, поскольку в него ничего не проникает извне, – в нём вообще нет ничего существующего. Раз в таком месте нет даже отблеска бытия, нет в нём и отражений объектов. Но при отсутствии объектов теряет смысл само понятие расположения. Слова «справа» и «слева», «вверху» и «внизу» без явного или неявного предположения каких-нибудь ориентиров не означают вообще ничего. То есть в такой метафизической пустоте разрушается даже идея пространства… Поэтому, если мы не хотим фальсифицировать пустоту, можно лишь очень условно представлять её как абсолютно пустое пространство…
В каких-то аспектах современный материализм даже больше похож на упрощённое учение стоиков, чем на атомизм. (Правда, и само учение стоиков в значительной степени основано на атомизме.) Согласно стоикам, материя – не дискретные атомы, а некий субстрат мироздания, бесформенное и бескачественное правещество, чистая потенция, «почти ничто». Материя не существует сама по себе, но лишь в сочетании с формирующим принципом – умом, богом-логосом, бестелесным началом (со временем выродившимся в «законы природы»). Однако и это бестелесное, вневременное и внепространственное начало не существует само по себе, но лишь в сочетании с бесформенной, но при этом телесной первоматерией. Материи, незатронутой логосом, не бывает – только в мистическое мгновение воспламенения, гибели мироздания, совпадающего с мгновением его возрождения.
Нравится атомизм или нет, истинно это учение или ложно, полезно или же вредно, в любом случае можно со всей определённостью констатировать, что как инструмент познания мёртвой природы оно оказалось необычайно эффективным, ведь опираясь именно на атомизм, современная наука смогла добиться столь «грандиозных успехов».
Понятно, что атомизм не выдерживает никакой критики, тем более выдвинутой блестящими философами. Не станем приводить всем известные аргументы, но всё-таки упомянем хотя бы один: действительно, трудно поверить, что груда камней, даже сложенная самым что ни на есть замысловатым образом («высокоорганизованная материя», как теперь говорят), может вдруг начать мыслить и чувствовать, сочинять музыку, проявлять поэтические дарования или написать мудрую книгу вроде «Критики чистого разума»…
Теперь пришло время спросить: а почему мы вообще говорим об атомистах? При чём здесь вечное возвращение?
Во-первых, потому, что одной из важнейших задач как атомизма, так и вечного возвращения было обоснование наличия феноменального мира наряду с истинно сущим единством, наряду с вечностью.
Ведь если со всей строгостью следовать Пармениду, никакого феноменального мира не должно быть. Лишь под натиском опыта, чувств Парменид всё-таки признавал этот мир, хотя и называл его ненастоящим и кажущимся. Но такое признание вовсе не объясняло ни природы этого мира, ни его происхождения: из истины, из нерождённого, неуничтожимого, целокупного, однородного, единого, неделимого, неизменного бытия он возникнуть не мог. То есть движение, время и жизнь вопреки человеческому впечатлению оказывались реалиями фантомальными, даже несуществующими.
Устранить этот момент должен был атомизм. Другими словами, не подвергая сомнению вечное и неизменное бытие Парменида, он должен был найти место течению, становлению, жизни, генезису, то есть каким-то образом включить в себя и учение Гераклита.
Делить неделимое вечное и неизменное единое на части и таким образом обосновать сначала неподвижное, а потом и подвижное многое было бы абсурдом и прегрешением против всей логики Парменида, поэтому атомисты сначала добавили к одному единству такое же точно единство, разместив то и другое в метафизической пустоте – в небытии. Но не в абсолютном небытии, а в небытии, символизируемом пустым пространством. Тем самым они привнесли в изначальные основы число, минимальное число, а именно два. (По Аристотелю, да и по всей логике, минимальным числом является именно два, а не единица, так как никакое единство, взятое само по себе, не подразумевает никакого количества, никакого числа: яблоко – это просто яблоко, Демокрит – Демокрит и так далее. Нет ни намёка ни на какое число. Другое дело, когда перед нами два яблока или два Демокрита – идея количества явственна и несомненна.)
Дальнейшее очевидно: вечное и неизменное бытие Парменида было размножено до бесконечности, при этом все полученные бесчисленные единства, названные атомами, разделялись небытием, пустотой. Все эти бесчисленные единства, каждое из которых сохраняло все основные атрибуты бытия Парменида, пребывали в вечном движении, образовывали потоки, течения, вихри, сталкивались и сцеплялись, затем разъединялись и уносились куда-то в безграничную пустоту.
Князь С. Н. Трубецкой в седьмой главе книги «Метафизика въ Древней Грецiи» пишет об этом так:
«Левкипп, по преданию, сам элеец, ученик Парменида и Зенона [Элейского], исходит из элейского понятия вечного и неизменного истинно сущего, но вместе с тем он хочет признать и множество вещей, их движение и генезис. Соглашаясь с Зеноном и Мелиссом, что движение и множество немыслимы без пустоты (которая есть небытие), он допускал реальность пустоты наряду с полнотою, небытие – наряду с бытием. Есть множество и движение – значит, есть и пустота… Атомизм Левкиппа всецело обосновывается на диалектике бытия и небытия: первое определяется как материя в её множестве, второе – как пустое пространство. В этих понятиях Левкипп думал примирить элейский монизм с эмпирической действительностью, учение о сущем – с учением о генезисе, всеобщем течении всех вещей».
Учение о вечном возвращении решает ту же задачу примирения вечного с преходящим, но решает, как представляется, с куда большим успехом. В этом учении сущее понимается