Круг времён, например, вполне мог быть создан в вечности, причём не «когда-то», не «в какой-то момент», а просто в вечности, создан в ней изначально, как целое, раз и навсегда. И данное событие создания мира всегда неизменно, всегда присутствует в вечности, нерушимо в ней запечатлено. Созданный в вечности круг времён просто «явился сюда» как этот мир.
Точно так же можно говорить о создании в вечности безначального и бесконечного мира с линейным временем: как и круг времён, бесконечная линия времени вместе со всеми соответствующими ей мирозданиями могла быть как целое создана в вечности и «оттуда явиться сюда».
С такой точки зрения наше небытие до рождения оказывается относительным. Для нас оно именно небытие, если вообще не ничто, а для мирового Ума никакого небытия нашей души вовсе не было: она вместе со всем мирозданием, охватывающим все пространства и все времена, «явилась сюда» из вечности. Можно сказать, что если наша душа и была создана, то это имело место прежде течения времени: она была создана в вечности вместе со всем остальным.
Дело другое, что наша душа появляется в сем преходящем мире лишь спустя миллионы и миллионы лет, если вообще не через бесконечные времена. Сам эпизод её появления в такой-то день и такой-то час был зафиксирован и утвержден прежде начала течения времени – при явлении мира из вечности. Для мирового Ума вообще нет никакого течения времени, но всё существует одновременно, в том числе и появление нашей души, поэтому данному событию (как и любому другому событию) и не предшествует небытие. Для нас же, подвластных течению времени, собственной души прежде рождения, вероятно, и не было, но поскольку в умозрительном мире эпизод её появления в назначенный час уже существовал, то есть поскольку наша душа уже существовала «в возможности», то событие её будущего появления могло быть доступно не только мировому Уму, но и жившим до нас существам, наделённым даром предвидения.
Разумеется, можно попробовать говорить о небытии нашей души не до её рождения во времени, а «до рождения в вечности», но это есть путь в абсолютный абсурд…
Для нас эпизоды прошлого, настоящего и будущего разнятся по сути. Прошлое неизменно, нам неподвластно и более не является тем пространством, в котором мы действуем и живём. В будущем нас тоже нет, но само оно не представляется окончательно сформированным, независимым ни от чего. Будущее как бы подвержено воздействию воли – нашей, божественной или иной. Настоящее же – это то, где мы единственно есть, где живы и все наши чувства, и ум, и мы сами.
Для мирового Ума прошлое, будущее и настоящее неразличимы. Они неизменны и одинаково есть. Из этого, как представляется, следует тотальная предопределённость. Однако любое мгновение причастно вечности и вместе с тем причастно событию своего созидания в вечности, которое свершается в это же самое мгновение. То есть мгновение формируется и создаётся также и в преходящем – в тот самый «миг», когда оно возвращается к полноценному бытию и становится настоящим. Действуя в настоящем и сознавая, что всякое действие запечатлевается в вечности, наделённые свободной волей существа участвуют в созидании мгновения в вечности. Разумеется, всё не так просто: свободная воля и предопределённость – труднейший вопрос. Но разрешается он не в пользу того или другого, а в пользу того и другого, допуская и даже признавая необходимым метафизическое сосуществование этих противоположностей.
Для мирового Ума мы есть и в детстве, и ныне, и в будущем, так как всё течение времени, течения всех времён также существуют в нём одномоментно. Однако, поскольку мы не в состоянии экзистенциально отстраниться от настоящего и связать своё существование, своё присутствие со всем протяжением собственной жизни, понимание этого нам недоступно. Вернее, почти недоступно… Исключения составляют глубочайшие прозрения, возможные благодаря нашей изначальной причастности к вечности, к мировому Уму… Речь идёт об открытии всей нашей жизни и затем всего мира как целого. Концепция кругового течения времени со всей очевидностью способствует этому, выводя настоящий момент, каждый момент из потока бесконечного становления в сферы вечности…
Но если несуществование души до рождения весьма относительно и известно лишь нам, но не мировому Уму, то что же тогда такое наш тайный опыт пережитого небытия – разве есть что-то такое, известное нам, но неизвестное мировому Уму?
С точки зрения мирового Ума небытия до рождения не было, но с точки зрения нас самих небытие, пусть иллюзорное, прежде рождения всё-таки было. Но каким образом в мировой Ум привносится мысль о течении времени, привносится действие, каузальность и жизнь, если все эпизоды, события сосуществуют в нём одномоментно? Каким образом прообраз, возможность обретают вдруг жизнь и постигают себя?
Если для весьма приблизительного о том представления использовать аналогию с воспоминанием, то получается следующее. Хотя всякий эпизод воспоминания и содержит в себе течение времени, это течение всё же застывшее: все изменения и все процессы зафиксированы в общей картине всеобъемлющего бытия, но жизни, самого течения как течения, в ней нет: мёртвая кинолента, где происходящее пунктуально отражено, но притом реально ничего не происходит. Живопись, полная жизненных эпизодов, свершений, всяких батальных сцен, однако недвижная…
Движение, жизнь пробуждаются в воспоминании, когда наша душа самозабвенно погружается в него. То есть именно наша душа оживляет воспоминание, застывшее мёртвое время начинает вдруг течь: мы больше не помним реальности настоящего и снова, как некогда прежде, «идём по песку, а море шумит и смывает следы»…
Выходит, течение времени, жизнь содержатся в нашей душе (возможно, приходят в неё из Души мировой) и в соединении с какой-то идеей, прообразом, образом, формой порождают конкретное сущее, жизнь. То есть время и жизнь вливаются в мир из нашей души… Можно было бы даже сказать, что раз мировая Душа – это логос Ума, то и время, течение времени – тоже логос Ума… Но время, мир, жизнь всё же глубже любых самых умных их объяснений…
Поэтому, оставляя открытым вопрос о рождении времени, ограничимся лишь замечанием, что аналогия с воспоминанием хотя и даёт отдалённое представление о «неподвижном движении», об «оживлении вневременнóго», всё же не может всё окончательно прояснить.
Касательно же небытия до рождения также не станем стремиться дать верный ответ, поставить все точки над i и удовольствуемся предпринятой выше попыткой погружения в этот вопрос – прикосновением к его тайне и метафизической глубине.
Ах, Хорхе, Хорхе…
Хотя мы уже говорили о предвзятости и непонимании, даже глупости, в отношении учения о вечном возвращении, вернёмся к этой теме ещё раз, но в приложении к современности. В настоящее время об этом учении сложилось вполне определённое мнение, называемое «научным». Мнение это отнюдь не открытие: оно было отлично известно и прежде и всего-навсего вынырнуло из глубины веков. Разве что ныне с помощью наших философов и учёных оно как следует утвердилось в людских представлениях. Вспомнить учение и дать ему оценку, отвечающую понятиям нашего времени, разумеется, вынудил Ницше.
Чтобы рассмотреть это научное мнение, лучше обратиться не к современным философам и не к популярным журналам, а к какому-нибудь талантливому литератору, способному осмыслить и выразить блуждающую в атмосфере идею, концепцию, мысль. То есть лучше обратиться не к учёным, полемизирующим между собой на известном лишь им языке, и не к простому народу, которому вообще не свойственно рассуждать, а лишь принимать внушаемые ему представления за очевидную истину, а к медиуму между теми и этими. Пусть подлинный смысл вечного возвращения писателю и неизвестен, однако для него это отнюдь не помеха художественно и убедительно выразить мнение, сложившееся в отношении данной доктрины. И вместе с тем, пусть даже невольно, не менее ярко выразить и всю предвзятость, непонимание, глупость этого мнения.
Хорхе Луис Борхес, знаменитый аргентинский писатель, поэт, публицист, известный своей эрудицией и склонностью к художественной интерпретации философских проблем, вполне нас устроит. Тем более что он опубликовал несколько рассказов и философских эссе о вечном возвращении. Мы просто проанализируем, по возможности тщательно, одно из этих эссе, под названием «Доктрина циклов», написанное в 1934 году. Заметим, что 1934 год – время особенное, когда дело о вечном возвращении ещё не было закрыто и окончательное «научное мнение» ещё только формировалось. Ниже текст эссе дан в узкой колонке и другим шрифтом, а комментарии к нему в обычном формате.
Эту доктрину, названную последним её изобретателем доктриной вечного возвращения, можно сформулировать следующим образом.
Число атомов, образующих Вселенную, огромно, но всё же конечно, вследствие чего возможно только конечное, хотя и тоже огромное, число их сочетаний. При бесконечном времени число возможных сочетаний рано или поздно должно исчерпаться и тогда Вселенная должна повториться. Вновь ты родишься из чрева, вновь твоя кость укрепится, снова в такие же руки твои попадёт точно такая страница и снова ты проживёшь эту жизнь до своей неминуемой смерти. Таков обычный порядок презентации этой доктрины: от нудного вступления до колоссальной и страшной развязки. Чаще всего доктрину приписывают Ницше.
После первого, не очень-то деликатного предложения, где не без заднего умысла писатель намекает, что доктрина вечного возвращения принадлежит вовсе не Ницше (чего, кстати, последний никогда и не утверждал), а была известна и прежде, и где при помощи слова «изобретатель» намечается неприязненное отношение писателя как к философу, так и к доктрине, следует весьма странная формулировка этой доктрины.