ляли все время поневоле задирать голову. Но что отличает театрала — Ирина Александровна, как знаток, то и дело предупреждала меня об интересных фрагментах в музыке или рассказывала, как это было сделано у других режиссеров. Ирина Александровна хорошо знала театр и любила его, потому, наверное, она приветствовала все, связанное с театром в Пушкинском музее. Разговор Ирины Александровны, маэстро Дзеффирелли и Бориса Мессерера мы записали в мае 2004 года, незадолго до открытия выставки.
С Борисом Мессерером и Франко Дзеффирелли
Борис Асафович, я очень рада, что именно вы принимали участие в организации выставки Франко Дзеффирелли, помогали показать его замечательные костюмы, придумали сценографию. Мне кажется, ваше присутствие на этой выставке очень важно, поскольку, на мой взгляд, вы сейчас первый номер среди художников, работающих как в драматическом театре, так и на балетно-оперной сцене. Мы помним ваши спектакли в Большом театре: «Кармен-сюита», «Поручик Киже», «Светлый ручей». Ваши работы в опере с Борисом Покровским, в драматическом театре с Юрием Любимовым, с Олегом Ефремовым, с Анатолием Эфросом.
Борис Мессерер: Мне был очень интересен процесс этой небольшой работы, производящей очень сильное впечатление и ставшей очень поучительной для меня. Обращает внимание прежде всего, что сеньор Франко Дзеффирелли в одном лице осуществляет режиссерско-художественное мышление — что мечта всякого режиссера! Маэстро замечательный художник. Он получил художественное образование, и это очень сильно сказывается в культуре эскиза и в подходе к работе в целом. А режиссерское видение спектакля для меня тоже страшно заметно. Видно, что декорации делал режиссер, потому что каждая деталь прочитывается, совершенно точно понятно, для чего что сделано — здесь вот такая мизансцена, здесь другая мизансцена.
Мне у него очень нравятся удивительные, несколько фантастического свойства конструкции. А так как мы с вами уже обменялись мнениями о выставке и об эскизах для «Трубадура», могу сказать, что они немного напоминают фантазии Тышлера. Пожалуй, для меня это наиболее сильные вещи. Но меня трогает и прочтение Чехова тоже. Я вижу в этом сильное желание постичь литературный первоисточник! Это важно для меня особенно, потому что мы почти лишены этого в силу новаторских приемов, которые у нас превалируют. Традиционное начало в его сценографии — меня это немножко удивляет и вместе с тем радует. Мне интересно видеть, что известный маэстро старается проникнуть вглубь произведений, отчего и приходит известный традиционализм. У него нет тех необоснованных вольностей, которые мы зачастую себе позволяем. У маэстро очень дифференцированный подход и к произведениям классики, и к современным вещам, и он очень виден. Это та вещь, на которую, как мне кажется, несомненно, надо обратить внимание — углубленность подхода. Мы зачастую в нашей художественной практике стремимся к большему самовыражению художника и, наверное, режиссера тоже. А сеньор Франко Дзеффирелли стоит на позиции углубленного прочтения спектакля, то есть он старается сделать максимум для того, чтобы проникнуть внутрь художественной ткани, литературного смысла спектакля. Вот этому в первую очередь, как мне кажется, у него надо учиться! В связи с этим вспоминаются великие работы знаменитых режиссеров, таких как постановка «Гамлета» Питера Брука с Полом Скофилдом. Вот пример внимательного прочтения спектакля. Здесь, у синьора Дзеффирелли, мы видим то же самое! Как ни странно, у замечательного итальянского маэстро, который, казалось бы, может быть свободнее в своем творчестве, удивительным образом прочитывается старание проникнуть в самую суть того, что предлагается вниманию зрителей, и приникнуть к литературному первоисточнику.
Ирина Антонова: Интересно, что маэстро явно варится в котле модернизма в силу своего времени и происхождения, я это видела в его работах на сцене и в кинематографе, но когда я разглядывала его эскизы, меня несколько ошеломило такое внимательное отношение к любой реалистической детали!
БМ: Мы с вами проходим одинаковый путь. У меня тоже сначала даже некоторое было отторжение столь традиционного подхода, а потом он стал для меня трогательным, потому что эта любовь к деталям замечательна!
И здесь я хочу сделать комплимент вам и музею. Я много сотрудничаю с вами, но меня всегда поражает музейный подход, то есть страшно тщательный и академический, к устройству выставок в стенах музея. В этой выставке он есть тоже. И хотя мы с вами допускаем определенные вольности в нашей совместной истории, но здесь, в этом пространстве, есть и ощущение театральности, и еще один уровень масштаба, поскольку выставка эта камерная по нашему оформлению, но главное, остается музейный подход, а это значит, внимание и точность во всем — в развесках, в уточнениях сюжета, и при этом есть показ свободного творчества замечательного художника. Музей может смело гордиться этим!
ИА: Борис Асафович, у вас архитектурное образование, а ведь Дзеффирелли тоже хотел быть вначале архитектором, и он оканчивал Академию изящных искусств и архитектуры. Не кажется ли вам, что в его работе очень сильно архитектурное видение?
БМ: Оно безусловно есть! Есть грамотность архитектурных деталей, и экстерьера, и интерьера предлагаемых декораций. Все есть! Это грамотное прочтение. Зачастую с архитектурой очень вольно обращаются, и — тире — безграмотно. А здесь эта культура, несомненно, есть. Это и общеевропейская, наверное, культура, но и итальянская. Все прорисовано и построено замечательно тонко и точно. Вот это меня тоже удивляет.
В этот момент приехал сам маэстро Дзеффирелли, которого мы приглашали присоединиться к нашему разговору. Сначала возникла некая путаница с языками, точнее, не могли выбрать, на каком лучше говорить — на французском или итальянском, хотя маэстро был готов и к английскому. Начали на французском, а потом все-таки ушли на такой родной и любимый Ириной Александровной итальянский язык.
ИА: Я рада, что сегодня сам маэстро Дзеффирелли присоединился к нашей беседе, и у нас есть возможность от него самого получить ответы и уточнить многое интересующее нас в его творчестве.
Франко Дзеффирелли: Да, я немного опоздал, но мне 81 год, поэтому приходится применять разные секреты сохранения молодости и не торопиться.
ИА: Согласна, хотя, мне кажется, вы очень молодо выглядите, и можете мне в этом верить, я ведь старше вас.
ФД: Не может быть! Хотя я знаком с одним месье, которому 114 лет, и он видел все.
ИА: На мой взгляд, 114 — это немножко слишком…
ФД: Слишком, но никогда недостаточно. Умирать надо вовремя, но у каждого это свое время. Дожить до 120-ти совсем не плохо, важно, что вы делаете в те лишние годы, что вам достались. Есть ведь и те, кому 60, а они уже ничего не делают. Важно быть в творчестве, любить, знать, что ты делаешь, постоянно учиться. Не все известные мне люди способны на это. С возрастом мы приходим к правде. Ну да ладно, вся съемочная группа ждет нас! Давайте начнем!
(Хлопает в ладоши). Раз, два, три! Антонова — Дзеффирелли, вперед!
Ирина Антонова и Франко Дзеффирелли на выставке «Дзеффирелли. Искусство спектакля. Работы театрального художника» в ГМИИ им. А. С. Пушкина, 2004. © ГМИИ им. А. С. Пушкина
ИА: Дорогой маэстро, я очень рада, что вы согласились представить в Москве вашу выставку именно в нашем музее. У нас в России вас хорошо знают как кинорежиссера, но, скорее всего, совсем не знают как сценографа и художника. Поэтому это большая честь для нас — показать ваше художественное творчество.
ФД: Да, я даже не очень могу поверить, что мне так повезло стать центром такого внимания. И, конечно, я очень рад возможности представить свои работы в столь важном, значимом культурном контексте, в мире Пушкинского музея. Мы все знаем, какие великие художники здесь представлены, и синьора Ирина почувствовала мое скромное стремление выразить себя как художника.
Кинематограф — это великое изобразительное средство, великий разоблачитель, но это и великое культурное достижение. Кинематограф дает нам ключи от многих проблем, но мое художественное творчество даст посетителям музея ключи от моих личных проблем, возможность узнать меня, меня-художника.
ИА: Вы родились во Флоренции. Мне кажется, в некоторых ваших работах угадывается масштабность ренессансного искусства. В каком отношении находится ваше творчество к традиции флорентийцев?
ФД: Вокруг меня всегда была великая культура Возрождения. Эта культура вышла из Флоренции и повлияла на весь мир, но во Флоренции вы поневоле вступаете в диалог с великими. Я ходил в школу мимо работ гениальных творцов, мимо статуи Давида работы Микеланджело, мимо созданий Донателло. Мое видение мира создавалось под влиянием великого флорентийского искусства и великой флорентийской литературы. Для нас, мальчишек, эта красота была нормой. Сегодня я могу уже опираться и на культуру других великих городов: Милана, Рима, Парижа, Лондона. Но, конечно, сама Флоренция, культура фресок, архитектуры, всегда присутствует в моем творчестве, все связано с флорентийскими мотивами. Все великие флорентийцы — мои вдохновители. Леонардо — художник, Микеланджело — скульптор, Брунеллески — архитектор. Естественно, я же сам флорентиец!
ИА: Насколько я знаю, выставка, которую вы у нас делаете, это третья ваша выставка. Я не ошибаюсь?
ФД: Да, третья, и самая сложная! Я делал выставки во Флоренции, в Национальной галерее Афин. Выставками я представляю итог четырехлетней работы, результаты развития моего стиля, все самое сильное, все самое интересное и важное для меня. Выбор работ для выставки — очень тяжелый труд, самый трудный выбор для меня.
ИА: Скажите, в искусстве итальянского XX века что вы предпочитаете? Я имею в виду изобразительное искусство?