Я, конечно, очень укоренена в нашу страну, я не мыслю себе жизни без России, и даже в самые трудные моменты жизни у меня никогда не возникало мысли, чтобы жить где-то еще. Имея в виду то, что ребенком я долго, больше трех лет, жила в Германии, я полгода работала в Венеции, и, будучи специалистом в зарубежном искусстве, конечно, огромное количество материала я могла бы получить, живя где-то. Но такой мысли не возникало, потому что для меня культурная основа нашей страны является драгоценностью самого высшего уровня. У меня нет квасного патриотизма, разумеется, это мне несвойственно, но жить я могу только здесь.
Я убежденный интернационалист. Что это значит? Я мыслю себя, свою страну, в мировом контексте, в свободном отношении с другими странами, с другими народами, не размывая свою самобытность и свои основы. В этом смысле я должна сказать, что очень жалею, что нет франка, что нет лиры, нет марки. Почему? Мне кажется, что это один из очень важных элементов идентификации нации и страны. Я считаю, что то, что сложилось в мире, — это достояние, а не то, что надо в конце-то концов снивелировать, и мы должны относиться к этому как к достоянию. Так же и с нашей страной. Я допускаю, что ее можно даже поработить, может быть, как это случилось когда-то, во времена трехсотлетнего ига, — все бывает на свете, особенно если страна ведет себя неправильно, то все может случиться, но снивелировать нашу страну, кому бы это ни хотелось, невозможно. Есть элементы национального характера, которые когда-то образовались, они могут модифицироваться, изменяться, но останутся навсегда, и их надо сохранять как ценность — это богатство, это разнообразие. Самое ужасное — это усредненность, она безумно обедняет мир. Если у меня и есть какие-то сомнения по поводу технических достижений типа интернета, то они как раз связаны с опасениями за усреднение всего. С одной стороны, это замечательное достижение. Не правда ли? Но интернет подобен репродукции. Конечно, хорошо, что есть хорошие цветные репродукции, я могу увидеть что-то, что я иначе никогда не увижу, потому что оно очень далеко находится, это замечательно, но, с другой стороны, как же это ослабило чувство подлинника, неповторимости вещи. Это обедняет людей. Нужен баланс между стремлением растворить людей в одном соусе и умением сохранить драгоценные черты, которые только обогащают человека. Если в стремлении к глобализации, унификации они будут размыты, то не будет богатства исконной культуры ни у конкретной страны, ни у тех, кто эту страну посещает, кто читает, смотрит или слышит созданное в ней. Это мое отношение к процессу глобализации, так называемому. Все объединить — это все равно как всю землю покрыть одной растительностью и одним климатом. Я против одинаковости. Мне кажется, что богатство в разнообразии.
Я не хочу получать необходимую мне информацию через интернет. Я понимаю, как просто открыть страницу и узнать что-то нужное. Нет. Я по-прежнему найду книжку, возьму ее в руки, перелистаю, найду к ней комментарии. Я не хочу получать бутерброд в готовом виде, который мне заложит интернет в рот. Меня, так сказать, уже не изменить. Есть вещи, которые надо получить через интернет — конкретную информацию, но знания… Ведь молодой человек, как правило, не умеет собой распоряжаться и не умеет распоряжаться материалом, который он найдет в интернете. И то количество настоящего мусора, который он получит вместе с крупицами знаний, которые ему нужны, не оправдывает сам по себе этот процесс. Это на мой взгляд.
Я не считаю себя счастливым человеком, но я и не жалуюсь. У меня были минуты, я бы сказала, ярчайшего звездного счастья от двух вещей — от общения с отдельными людьми и от соприкосновения с художественными произведениями. Я из тех людей, которые с детства привыкли плакать над книгой от счастья. Или плакать от восприятия какого-то художественного произведения — будь то музыка, будь то картина. Я отнюдь не плаксива, скорее наоборот, но, когда это происходило, это были минуты действительного счастья. Говорят, что счастье — это мгновение, оно не может длиться бесконечно, это лишь краткие моменты в нашей жизни.
В принципе, мне не хотелось бы, чтобы это выглядело кокетливо, люди меня рассматривают скорее как очень благополучного человека. Я должна сказать, что я достаточно оптимистична по натуре. Мне кажется, что дело, которое я начинаю, не развалится. Все мне удастся — вот так я думаю про себя. Именно так я начинаю обычно подходить к какому-то делу или проекту. Бывало, оно разваливается, но когда я подхожу, у меня есть внутренняя уверенность, что должно случиться так, как бы мне хотелось.
Перманентно счастливым человеком я себя назвать, конечно, не могу. Начиная с профессии — ведь до сих пор я не уверена, что я выбрала ее правильно. Мне все кажется, что в чем-то другом я была бы более эффективна и более удовлетворена сама собой. И дело здесь не в директорстве. Можно быть директором, можно быть старшим научным сотрудником, но я не уверена до конца, что это мое дело. Возможно, что-то другое и не связанное с искусством. Но что об это рассуждать!? Жизнь уже не просто случилась и состоялась, она намного ближе к концу, чем к середине или к началу. Но меня не оставляет чувство, что в другой профессии я могла быть более эффективна.
Я бы не стала выдающейся ни в чем. Для этого надо иметь другую одаренность. Я просто человек, который родился с желанием жить и работать, а не с мыслью только наслаждаться жизнью. Мне что-то удалось сделать в жизни, но, возможно, что-то можно было бы сделать и лучше. Одна из моих задач в музее была выйти за переделы основного здания и создать какие-то новые организмы, и я не могу быть удовлетворена результатами. Но это не только моя проблема. Это проблема и исторического периода, в который мы жили, и проблема сегодняшнего дня недопонимания государством важных вопросов, связанными с музеями, с их значением для культуры страны. Так что это не только недостаток моей энергии и моих возможностей, но и исторически обусловленные причины. Но все-таки всегда можно было бы сделать и больше.
Я очень много думаю про развитие музея, и в том числе про занятия для детей и для людей так называемого третьего возраста. Вы знаете, сколько сейчас пенсионеров у нас!? Многие живут весьма скромно. Кто-то мечтал всю жизнь рисовать, кто-то хотел изучить искусство, — надо дать возможность людям реализовать себя. Это существует во многих странах. В Израиле, например. В Иерусалиме в музее множество программ для людей третьего возраста — они вышивают, лепят, слушают лекции и музыку, и это база для их общения. Поэтому музей — это и храм, и форум, и обязательно научное учреждение. Сейчас об этом часто забывают даже руководители, что неправильно. Конечно, музей должен быть главным научным учреждением в области искусства. Хранилище, научный институт и храм, а также форум и развлекательное учреждение — огромный составной организм. Это не я придумала, об этом мечтал и Иван Владимирович Цветаев, основатель нашего музея: «Со временем на месте воздвигаемого нами музея будет целый музейский городок. В центре Москвы, рядом с Кремлем, вбирающий в себя художественные произведения и зрителей» — он это сказал в 1898 году, когда здание еще только задумывалось, когда он только мечтал о том, что оно будет воздвигнуто. Это и есть будущее, до которого я не доживу, но которое мне бы хотелось создавать и проектировать.
Благодарности
Составитель данной книги от всей души благодарит за доверие и помощь в создании книги:
• Лору Гуэрра;
• Бориса Мессерера и Дарью Маслееву;
• Юрия Норштейна и его помощников Максима и Татьяну;
• Владимира Васильева и Марину Панфилович;
• Юрия Роста;
• Вадима Абдрашитова.
Отдельная благодарность Александру Митрошенкову за возможность столь долгий срок делать программу с Ириной Александровной.
Большое спасибо всем сотрудникам Пушкинского музея и особенно:
• Ольге Анисимовой, секретарю Ирины Антоновой, которая все двадцать лет помогала мне и хоть по поводу книги я не обращалась к ней, но вспоминала каждый раз, когда писала об Ирине Александровне;
• Наталье Александровой, за правильно архивный подход к делу;
• Анне Чудецкой за помощь в освоении Тышлера;
• Огромное спасибо Кире Искольдской за, пользуясь словом Ирины Александровны, «куражирование»;
• Илье Доронченкову за поддержку выбранной темы;
• Елене Зиничевой за все фотографии, так бережно хранимые ею в музее.
За предоставленные изображения также спасибо:
• Пушкинскому музею;
• Лоре Гуэрра;
• Борису Мессереру;
• Владимиру Васильеву;
• Владимиру Бершадеру и Анне Шпаковой;
• Михаилу Каменскому за фотографии Тышлера;
• Дарье Маслеевой за чудесные фотографии Бориса Мессерера и Ирины Александровны;
• Наталье Бисти, показавшей мне замечательные фотографии выставок Бориса Мессерера.
Иллюстрации
Марк Захарович Шагал. Художник и его невеста. 1980 Холст, масло. © ГМИИ им. А. С. Пушкина
Марк Захарович. Шагал Ноктюрн (Ночная сцена). 1947. Холст, масло. © ГМИИ им. А. С. Пушкина
Марк Захарович Шагал. Шарманщик. 1914–1915. Бумага, перо коричневым тоном. © ГМИИ им. А. С. Пушкина
Александр Григорьевич Тышлер. Портрет Соломона Михоэлса. 1937. Бумага, сангина. © Фонд Тышлера © ГМИИ им. А. С. Пушкина
Александр Григорьевич Тышлер. Соседи моего детства. 1930–1965. Холст, масло. © Фонд Тышлера © ГМИИ им. А. С. Пушкина
Александр Григорьевич Тышлер. Петрушка. Кукольный театр. 1966. Холст, масло. © Фонд Тышлера © ГМИИ им. А. С. Пушкина
Александр Григорьевич Тышлер. Материнство. 1947. Бумага, акварель, карандаш. © Фонд Тышлера © ГМИИ им. А. С. Пушкина
Александр Григорьевич Тышлер. Балаганчик № 6. 1965. © Фонд Тышлера © ГМИИ им. А. С. Пушкина
Александр Григорьевич Тышлер. Портрет Анастасии Степановны Тышлер. 1926. Холст, масло. © Фонд Тышлера © ГМИИ им. А. С. Пушкина