Я поблагодарил Неделину за помощь, поинтересовался, как она будет возвращаться.
— Поездом. До Ростова, оттуда уже в Таганрог. Если я вам была чем-то полезна, это для меня большое утешение. Толком не предупредили. Вызывает начальник госпиталя: «Поезжайте немедленно в Светлово. Там вам предстоит встреча с кем-то из сотрудников вашего мужа». Ну и координаты! Представляете, как я сюда летела! А тут все совсем другое.
Я понимал ее разочарование. Но она действительно помогла нам.
Сугонюка выписали из больницы. И в тот же день в двадцать три пятьдесят пять заработал передатчик. Пеленгаторы уже караулили его. Направление взяли со снайперской точностью. Радист устроился в старенькой кузнице-развалюшке на краю села. Хитер Сугонюк! А я-то думал, что он держит передатчик дома. И вообще он оказался более сложным человеком, чем его представляла Надежда. Она просто недооценивала своего Шоху. Липовое свидетельство было подделано с учетом всех обстоятельств: совпадали даты, фамилии, сроки. Для рядового агента такую кропотливую работу делать не будут. Значит, и задание Шоха получил не рядовое.
После ухода Сугонюка я обследовал кузницу, нашел передатчик.
Вот она, первая настоящая удача! Время предположений и домыслов истекло, наступила пора действий.
Я позвонил Борзову, рассказал о ситуации. Он поздравил меня с успехом. И посоветовал:
— Надо выставлять где-то неподалеку круглосуточный пост, да, пожалуй, и не один. Пеленгаторы пеленгаторами, а визуальное наблюдение — дело надежное. Может, у Сугонюка есть помощники. Необходимо срочно под благовидными предлогами вводить в Александровку своих людей, устанавливать неусыпное наблюдение за домом.
Удобнее всего было поселить партию эвакуированных, а между ними и чекистов. Из молодежи.
Напротив Сугонюка, в небольшом ветхом доме жили двое старых людей. Что ж, место удобное.
Я обратился с просьбой к Сомову, председателю райисполкома, за помощью. Он меня понял с полуслова и пообещал прислать первую партию эвакуированных в Александровку.
На следующий день около двух часов, когда жена была в колхозе, Шоха, толкая впереди себя двухколесную тележку, направился к заповедной посадке. Это на вторые сутки после выписки из больницы, где его оперировали! Он рубил сушняк, вытаскивал его на клеверище к тележке. Нарубил две большие кучи. Потом перебрался на противоположный, восточный край клеверища и там махал острым топором почти без отдыха. Устал. Долго отдыхал. Хворост не забрал, даже тележку оставил, загнал в кусты и оставил.
Готовит сигнальные костры!
Я телеграфировал об этом Борзову. Через четыре часа Андрей Павлович специальным самолетом приземлился на Светловском полевом аэродроме, а к десяти вечера был уже у нас под Александровкой.
— Я вам привез шифровальщика. Первый военный выпуск нашего училища, — представил Борзов хрупкого паренька, похожего на девчонку-подростка.
— Товарищ полковник, младший лейтенант Князев прибыл в наше распоряжение, — четко отрапортовал тот, и вдруг его нежные щеки, которых, по-моему, еще не касалась бритва, залил густой румянец.
Нос — пуговкой, глаза светлые-светлые. Я почему-то настроился на игривый лад. Говорю:
— Я начинал войну в корпусе, которым командовал Иннокентий Владимирович Князев. Это не ваш родственник?
— Мой дедушка, — ответил шифровальщик и стал совсем алым, как маков цвет.
— Рад, — отвечаю, — что доведется служить вместе с внуком такого умного и храброго человека.
Чувствовалось, что Борзов по-отечески опекал младшего лейтенанта. Положив руку ему на плечо, сказал мне:
— Петр Ильич, младший лейтенант Князев — человек далеко не робкого десятка. Он подал три рапорта с просьбой направить его в тыл противника для настоящей работы, получил два взыскания за непродуманные действия, и вот на третий пришлось пойти ему навстречу. Вы к нему присмотритесь, если подойдет, оставлю его с вами до Победы. Шифровальщик с головой. Радист — похуже, нуждается в практике. Но этот недостаток восполняется хорошим знанием немецкого языка.
Младший лейтенант мягко, очень вежливо освободил свое плечо от руки Борзова.
— Крестника отдаю вам, — сказал Борзов.
Так вот кого привез Андрей Павлович! Своего крестника, единственного сына знаменитого профессора-физика Князева.
Двое сыновей Борзова погибли. Старший — в Испании, младший — в научной экспедиции, изучавшей Крайний Север нашей страны. Андрей Павлович всей душой привязался к крестнику. Не однажды он расхваливал таланты мальчишки: «Аналитический ум! Поднимется на крыло — заткнет за пояс отца-ученого!»
Я вмиг представил, какую родительскую осаду выдержал хрупкий паренек, прежде чем настоял на своем и Борзов пообещал направить его в группу, которой предстояло работать в условиях оккупации.
Я взглянул на младшего лейтенанта уже совершенно иными глазами. По всему, этот хрупкий юноша из упорных и самолюбивых. Мне нравятся такие, особенно когда самолюбие направлено на защиту человеческих достоинств.
— Мы сработаемся с младшим лейтенантом Князевым, — ответил я Борзову.
Он вздохнул. Может быть, в душе надеялся, что я скажу, дескать, такой молодой шифровальщик мне не подойдет.
Борзов заговорил о деле.
— Нашему аналитическому отделу удалось расшифровать две депеши Сугонюка. Над этим неплохо потрудился младший лейтенант Князев. Разработал специальные таблицы, способствовавшие поиску ключа.
— Шифр был нетрудный, построен на принципах русского алфавита. И кроме того, мне просто повезло, — пояснил младший лейтенант.
«Еще одна хорошая черта характера», — подумал я.
Честно говоря, передавая звуковую и цифровую запись шоховских шифровок в аналитический отдел, я как-то не особенно верил в удачу. Правда, перед войной этот отдел нам дважды неплохо помог. Но тогда в его распоряжении было десятка полтора перехваченных текстов, а дешифровкой занимались более месяца. Сейчас мы имели всего три радиограммы, причем одна без начала. «Видать, солидная у них практика, коль так навострились!»
— Вот полюбопытствуйте, — Борзов передал мне текст.
Самая длинная радиограмма гласила: «Врач определил сепсис. Вынужден лечь на операцию, принять «Комету» в указанные сроки не смогу. По возвращении из больницы выйду на связь в обычное время».
Вторая шифровка сообщала: «Вернулся. Обстановка благоприятствует. Рекомендую второй вариант».
Итак «Комета» и «Есаул». Есть ли у этих операций нечто общее? Я считал «Комету» первоначальной стадией «Есаула». Борзов против такой версии не возражал. Наши с ним мнения разошлись насчет сроков. Я полагал, что «гостей» надо ждать этой же ночью, неспроста Сугонюк оставил в кустах тележку: заберет парашюты или другой груз десантников. Многоопытный чекист Борзов думал иначе:
— А если бы Сугонюку что-то помешало собрать хворост в этот день? Что же — вся операция кошке под хвост? Они ее готовили не один день.
Я подробно доложил Борзову о всех предусмотренных мероприятиях. Он потребовал план местности. Долго его изучал. Я давал пояснения:
— В крайней хате мы поселили вместе с эвакуированными двух наших. Под видом стариков, которым душно в хате, они временно поселились в сараюшке. На чердаке есть сено. Первый пост. Он контролирует тропу и сельскую улицу. На выходе из села, на развилке, откуда начинается путь к посадке, стоит небольшая будка — бывший санитарный кордон против ящура. Это наш второй пост. Его недостатком является то, что он не круглосуточный. С наступлением темноты сидят в будке двое влюбленных, но если Сугонюк несколько раз их заметит, может кое-что заподозрить.
Что-то Борзову во всем этом не нравилось. Уж я знал его характер. Засыпал меня вопросами:
— Кто соседи слева? Кто справа? Кто живет против Сугонюка?
— И напротив наши люди поселились сегодня днем. С чердака этой хаты можно вести наблюдение за всем, что делается во дворе Сугонюка.
— А как объяснить хозяевам постоянное бдение на чердаке? — И далее: — Каков обзор с поста №1? Далеко видно из сарая человека, идущего в ночное время по тропе? Нет ли у Сугонюка возможности уйти в другую сторону?
Объясняю, что путь к посадке у Сугонюка один, и мы его контролируем со всех трех постов. Борзова это не успокоило.
— У вашего чудесного плана есть один недостаток: он идеально логичен. А что, если Сугонюк в один из самых ответственных моментов поступит вопреки логике?
— Именно логика фактов и привела нас к Сугонюку. Будем, рассчитывать и в дальнейшем на его здравый смысл.
— Вы обратите внимание, — продолжал Борзов разбирать мой план операции, — на обстановку слева. Рядом с Сугонюком живут тоже престарелые люди. Собаки у них нет. Затем начинаются службы: почта, магазин, правление колхоза, потом — дорожка к фермам, дальше — школа. Совершенно свободный выход.
— Я давно обратил внимание на все это. Но дело в том, что напротив колхозного двора круча уходит вверх градусов под шестьдесят, местами там нависают настоящие скалы, никакой тропы нет.
Борзов покачал головой:
— Петр Ильич, что такое для профессионального разведчика «нет тропы»? Значит, меньше возможностей встретить ненужного свидетеля.
Я заверил Андрея Павловича, что исправлю промах, перекроем дорожку к фермам.
Итак взвод оперативной службы дежурил в машинах. Шоферы до тонкостей знали свои маршруты по всем четырем вариантам, днем не один раз прошли их пешком. Командиры отделений проинструктированы. И только у нас с Борзовым миллион сомнений. Какой вариант из тысячи возможных выберет жизнь? Во-первых, в каком составе прибудет группа? Два человека? Три? Пять? Десять? Выбросятся ли они с парашютами? А может, приземлится самолет? От всего этого зависели наши действия.
Если прибудет два-три человека, то разумнее всего предоставить им полную свободу. Сугонюк заберет гостей вначале к себе. А через Надежду можно будет получить информацию общего содержания. Почти каждый день, за редким исключением, она по утрам пригоняла корову к родничку, где росла довольно густая и сочная трава. Там Надежду поджидал один из помощников капитана Копейки.