— Никитин?
— Да. Он меня и послал предупредить моего Хозяина: «Послезавтра к вечеру прилетит полковник Дубов». Всех арестовал: нового старшего лейтенанта и Конева объявил предателями. А потом и партизан разоружил. В землянке запер. Один Леша Соловей ушел.
Вот какую новость нес Леша… Милый мальчик…
— Я так спешила, — продолжала Надежда, — думаю, успеть бы Виталия предупредить. Ну, думаю, прилетишь ты, а они тебя сцапают. Все равно бы не дала, застрелила бы Никитина, как Леша — Щепкина…
«Леша Соловей застрелил капитана Щепкина…»
Надежда рассказала, как это произошло. Щепкин арестовал Конева и Лунева. Приказал партизанам построиться без оружия и объявил перед строем:
«Вот тот предатель, которого мы с вами долго искали!»
А его люди в это время окружили партизан, поставили пулеметы. Леша и выстрелил в Щепкина. Стрелял в Никитина, стоявшего рядом, но промахнулся. Его ловили. Где там! Добрался до коновязи, вскочил на лошадь — и был таков.
Никитин! Так вот кто… А Щепкин всего лишь отвлекающая фигура. Из какого далека заходил фон Креслер! Обвел нас вокруг пальца! Обхитрил!
Как же там, в отряде, развивались события? Леша передал Луневу мое распоряжение: «Предупредить руководителей подполья о том, что для особого инструктажа прибывает полковник». От кого весть? От контрразведчика. О каком полковнике он может говорить? Видимо, о контрразведчике. А тут еще телеграмма из штаба армии: «Приготовьте аэродром на 25 декабря. Усильте охрану». Лунев предупредил Никитина, что Щепкин — немецкий агент. И вот Никитин решил произвести переворот, захватить бразды правления с тем, чтобы самому встретить «полковника с той стороны фронта».
Я показал Надежде фотокарточку капитана Богача.
— Похож на твоего Хозяина?
— Он и есть, — подтвердила Надежда.
— Тогда мы с ним старые знакомые.
У меня вызревал дерзкий план.
— Иди к нему, к Хозяину, и скажи: полковник Дубов прибыл в отряд под чужой фамилией. Планы меняются, и Никитин просит твоего Хозяина срочно приехать… Ну, хотя бы в Лесной хутор. Из отряда он надолго отлучиться не может, а обсудить предстоящую акцию надо.
— И поверит? — усомнилась Надежда.
— Поверит. Уж очень им хочется взять полковника Дубова.
— А что же потом?
— Что потом… Истомин, есть у тебя пяток надежных людей?
— Как не быть! Один разве бы я со всем управлялся!
— В машину их. Мы с Лаймой выходим на шоссе. Вы нас подбираете — и прямым сообщением в Лесной хутор. Надо опередить капитана Богача.
Надежда ушла. Истомин вслед за нею. Мы с Лаймой стали готовиться в дорогу, зная, что назад уже не вернемся.
Двадцать пятое декабря… В Европе большой праздник — рождество. Представляю, с какой неохотой капитан Богач расставался с теплым домом, по которому гулял густой запах свежесрубленной сосны, заменявшей в Донбассе традиционную елку.
Впрочем, мороз поослаб, было всего градусов двенадцать. И ветра нет. Только падает снежок: легкий, нежный. Он долго кружится в воздухе, будто старательно выбирает место, прежде чем лечь на дорогу, на деревья, на поля.
Хутор Лесной глух и темен. Ни огонька. Мы загнали машину в один из приглянувшихся нам сараев.
Надежда должна была привести немецкого контрразведчика капитана Богача к дому Крутого.
Полтора часа томительного ожидания. Постепенно в душу начало закрадываться сомнение: «Вдруг Надежде не поверили? А если и поверили, то капитан Богач не осмелился ехать зимней ночью в какой-то Лесной хутор, с которым у него связаны не очень веселые воспоминания».
Я надеялся на одно: Надежда принесет гитлеровскому контрразведчику приказ от вышестоящего. А такой выполняют неукоснительно.
Богач по моему графику запоздал ровно на два часа. Подошла легковая машина. Остановилась. Какое-то время никто из нее не выходил. Затем открылась передняя дверка. По темному силуэту я определил: женщина. И отлегло от сердца: Надежда. Значит, все идет по плану.
Вышел еще кто-то из машины, посетовал:
— Что-то нас никто не встречает.
— Под окнами-то сохнут, когда невесту ждут, — с присущей ей иронией заметила Надежда. — А мы — чертом, словно писанка, размалеванные.
— Не могу привыкнуть к колоритности вашего языка, — ответил ей спутник.
Они подошли к дому лесничего, поднялись на крыльцо. Надежда, идущая сзади, цепко обхватила контрразведчика поперек тела, прижав его руки к бокам и чуть приподняла, чтобы лишить опоры. Тут и мы с Истоминым подоспели.
— Капитан Богач, — говорю ему. — Надеюсь, что вы будете столь же благоразумным, как и во время первой нашей встречи в кабинете начальника светловского вокзала.
Он узнал меня по голосу.
— Вот уж не ожидал встречи с вами, господин полковник.
— А у меня другие данные. Правда, представляли себе такую встречу несколько в ином свете. В прошлый раз вы не смогли мне помочь встретиться с майором фон Креслером, надеюсь, что сейчас у вас более широкие возможности.
— Я что-то не представляю себя в этой роли, — ответил удрученно фашистский контрразведчик.
— Мы с вами ее еще уточним. А пока дайте распоряжение своему агенту по кличке Святая, пусть она пригласит сюда товарища Никитина, то бишь господина майора фон Креслера. Распоряжение нужно такое, чтобы у фон Креслера и на мгновение не возникло сомнения, ехать к вам на свидание или не ехать в такую темень.
Он подумал и сказал:
— Передайте… Седьмому… Есть особые директивы от «Нептуна». План получил корректировку. Ну а я жду его здесь. Дело весьма срочное.
— Повторите, Сугонюк, распоряжение, — попросил я Надежду.
Она повторила слово в слово, даже с интонацией немецкого контрразведчика. Я дополнил его приказ:
— Скажи господину… Седьмому, чтобы он взял охрану — одного человека. Приведешь сюда. Мы его встретим иллюминацией.
— Лошадь бы мне! — высказала пожелание Надежда. — Иначе буду топать часа три в один конец.
— Тебя подвезут на «мерседесе». По дороге определите место засады.
Я объяснил Истомину идею: когда фон Креслер подъедет, надо ослепить его светом фар. И тут же скрутить.
В конторе лесничества было довольно тепло. Туда завели связанных пленных: шофера «мерседеса» и капитана Богача. Охранять их со мною остались Лайма и один из людей Истомина, одетый в форму полицейского.
Пришла хозяйка, поставила нам лампу и ушла. Просторную комнату осветил тусклый мерцающий свет.
— Капитан, — спросил я, — а если фон Креслер исчезнет со сцены, это поможет вашему продвижению по служебной лестнице?
— Вы хотите сказать… — заговорил неуверенно Богач. Ему стало вдруг жарко. Он расстегнул шинель, снял шапку.
— До сих пор вы были самым удачным моим агентом, — пояснил я ему туманно.
— Приятно слышать, — с едкой иронией ответил он. — И в чем же мои заслуги?
— Вы снабжали меня превосходной информацией о ходе акции «Сыск», о ее руководителях Хауфере и фон Креслере. Это помогло мне наметить и осуществить ряд контрмер. Единственное, что произошло не по нашему с вами сценарию — это исчезновение младшего лейтенанта Князева.
Богач долго размышлял над моими словами, потом проговорил:
— Этот Князев — фанатик. Был уже у нас в плену и все уговаривал меня перейти на службу в советскую контрразведку. «Вы, — говорит, — не любите фашизм, но любите Германию. Так послужите Германии без фашистов». Остался непоколебимым, и его отправили в концлагерь. — В словах Богача жило сочувствие.
— А разве он был неправ? Вы действительно не любите фашизм, — заметил я. — Это не исключает возможности быть истинным немецким патриотом.
Богач покачал головой.
— То, что вы мне предлагаете, называется изменой. А измена увеличивает количество пролитой крови.
— Я вам предлагаю борьбу за Германию без фашизма, борьбу за будущий мир. Чем быстрее мы пройдем этот путь, тем меньше будет жертв с обеих сторон.
Богач внутренне еще сопротивлялся:
— Вы говорите с такой уверенностью, будто советские войска стоят под Берлином.
— Давайте разберемся в обстановке. В основе гитлеровской стратегии лежала скоротечная война. Эта стратегия принесла Германии ряд побед в Европе. Готовясь к войне с Советским Союзом, ваши генералы рассчитывали завершить восточную кампанию в течение нескольких месяцев. На скоротечную войну была рассчитана вся экономика страны. А блицкриг не получился. И сейчас вооруженные силы Германии, особенно сухопутные войска, оказались в тяжелом положении. Они совершенно не готовы к войне в зимних условиях. На восточном фронте действует 70 процентов всех германских дивизий, но в них осталось менее половины боевого состава. Надеюсь, вы этого опровергать не будете?
Капитан ответил уклончиво:
— Вы — контрразведчик, господин Дубов, и вам известно многое.
— 19 ноября на совещании у Гитлера, — продолжал я, — ваше верховное командование признало, что план «Барбаросса» — разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии, — оказался несостоятельным. Война против Англии не закончена, более того, с 11 декабря Германия находится в состоянии войны с США.
Богач глянул на меня, но ничего не сказал. — Теперь о конкретных результатах создавшегося положения. Под Ростовом разгромлена 1-я немецкая танковая армия, фронт откатился на запад до 80-100 километров. Еще более неприятная для вашего командования обстановка на фронте группы армий «Центр». Там наши войска продвинулись тоже до ста километров…
Капитан Богач помрачнел и замкнулся.
…Под окном по снегу глухо зацокали копыта. Я и часовой встрепенулись.
— «Братик»! — закричала радостно взволнованная Надежда. — Везем! Живехонек, здоровехонек!
Я не скрывал своей радости и торжества.
— Господин Ганс Иоганн фон Креслер, сожалею, что наша с вами встреча так долго оттягивалась. Случись она в сентябре, у вас было бы меньше разочарований, у меня — больше радости.