незваные моралисты, которые находят удовольствие погашать в нас и последний луч надежды к достижению самой невинной и умеренной мечты нашего счастья.
(46) .
Не показывай никакого участия, даже и неумышленною улыбкой, или лучше не обращай никакого внимания на то, когда кто-нибудь говорит другому неприятные вещи или старается стыдить его. Утонченность такого поступка бывает чувствуема и часто вознаграждается благодарностью.
(47) .
О приверженности к парадоксам (утверждение противных мнений), о страсти к противоречиям и спорам, о ссылках на чьи-либо суждения и о доказательствах мнений и изречений других, я буду говорить в главе третьей сей части, почему здесь о сем только напоминаю.
(48) .
Одна из важнейших добродетелей в общежитии, но которая ежедневно становится все реже, - есть молчаливость. Ныне люди бывают столь бессовестны в обещаниях, уверениях и даже клятвах, что самые важнейшие тайны, вверяемые им под условием строжайшего молчания, разглашают повсюду бесстыднейшим образом. Многие, впрочем не злонамеренные, но весьма легкомысленные люди, никак не могут обуздать своей болтливости. Они забывают, что их именно просили о чем-либо молчать, и из одной только предосудительной неосторожности разглашают самые важнейшие тайны своих друзей в публичных местах, или, считая каждого, кто только малейшее обнаруживает к ним участие, верным другом, вверяют то, что не им, собственно, принадлежит, таким же легкомысленным людям, каковы они сами. Не менее безрассудно поступают такие люди и с собственными тайнами, предположениями и приключениями и тем самым нередко разрушают временное свое счастье и не достигают желаемой цели.
Не нужно доказывать, сколь вредно вообще такое неосторожное разглашение тайн собственных и чужих. - Впрочем, есть множество других предметов, которые хотя, собственно, не суть тайны, однако по внушению рассудка надлежит и в оных хранить молчание. Много бывает еще и таких, разглашение коих хотя ни для кого не может быть полезно и занимательно, однако может быть в состоянии произвести для иных вредные последствия. По сему советую всегда хранить благоразумную молчаливость, которая, однако же, как важнейшая в общежитии добродетель, не должна перерождаться в смешную скрытность. Впрочем, по справедливости заметить должно, что в Государстве Деспотическом люди вообще молчаливее, нежели в том, где царствует свобода. - Там недоверчивость и страх заставляют каждого молчать и быть скрытным, а здесь всякий следует стремлению своего сердца, изъясняется свободно. Если одну и ту же тайну нужно вверить многим людям, то и в таком случае должно требовать от них неограниченного молчания, дабы каждый из них думал, что он один только ею обладает, следовательно, он один обязан хранить ее свято и ненарушимо.
Иные люди имеют весьма дурную привычку объясняться неопределенно и ничего не обещать в то время, когда просишь их молчать о каком-либо открываемом им деле. В таком случае, полагаясь на их молчаливость, по своему чистосердечию мы рассказываем им все подробно. Сему поступку следовать не должно. Человек искренний объясняется без всякой скрытности и не прежде выслушивает нас, как уже объяснившись наперед, может ли он умолчать о вверяемой ему тайне или нет.
(49) .
То, что французы называют Contenance, т.е. всегдашнее хранение присутствия духа и согласие во внешних поступках, всегда одинаковое расположение, избежание стремительности и всех порывов страстей и опрометчивых поступков, - вот о чем наиболее должен стараться человек пылкого характера.
Великое дарование, приобретаемое только опытностью и вниманием, есть искусство выражаться определенно, правильно и плодовито, не слишком распространяясь в своих речах; предлагать что-нибудь с живостью, соображаясь при этом со способностями тех людей, с коими говорим; не наводить скуки, рассказывать забавно, не смеясь над собственными вымыслами; и предмет свой, смотря по обстоятельствам, представлять в важном или смешном виде и придавать ему естественные украшения, - сие, говорю я, искусство есть один из величайших даров, которыми только венчаются усилия человеческие. При этом надобно обращать внимание на все внешнее, особенно иметь во власти своей лицо. Если нам известно, что некоторые ужимки, например, во время смеха, придают лицу нашему отвратительный вид, то надобно их избегать. Осанка и телодвижения должны быть благородны. - Не должно, подобно простолюдину, в разговорах маловажных и не выражающих никакой страсти, делать сильные движения головою, руками и пр., должно стоять прямо, смотреть прямо, но скромно в глаза людям, и не дергать за рукав, пуговицы или что-нибудь другое, либо беспрестанно перебирать пальцами. Словом. все, что только внушают утонченное воспитание и благоразумная осмотрительность, - все то принадлежит к приятности обращения. В таких вещах должно меньше всего позволять себе пренебрегать ни одним самым маловажным правилом, предписываемым благопристойностью, даже и в кругу семейном, дабы не привыкнуть к тому, против чего мы столь часто грешим и что почитаем великою тягостью, когда привыкли уже извинять собственное наше о том пренебрежение. Все сии мелочные правила обращения, к коим мы приучаемся с самого детства (о которых говорить здесь почитаю не у места), бывают столь значительны в глазах некоторых людей, что нередко мы находим свое счастье постоянным соблюдением оных.
(50) .
Есть еще другие маловажные неблагопристойности и несообразности в общественном обращении, которые могли бы быть неприятны и для нас, если бы происходили от другого лица, например, во время проповеди спать, на концерте болтать, шептать кому-то на ухо позади другого, или давать ему такие намеки, которые бы первый мог принять на свой счет.
Вообще говорить на ухо другому в обществе, когда кто- нибудь смешно танцует или худо играет на каком-нибудь инструменте и тем самым возбуждает насмешки и скуку в присутствующих; либо, не понимая карточной игры, или играя худо, приниматься за оную и тем испытывать терпение своих сотоварищей, или незнанием игры приводить их в убыток, - суть такие несообразности, коих избегать должно. Не заглядывай также в чужие бумаги! Многие не могут терпеть и того, чтобы присматривали за ними во время чтения или другого какого-либо занятия. Не должно также одному оставаться в той комнате, в которой лежат бумаги и деньги. Если две особы, идущие впереди меня, говорят тихо между собою, вовсе не примечая меня, то я обыкновенно произвожу некоторый шум, дабы не навлечь на себя подозрения в подслушивании и избавить их от всякого замешательства. Сколь ни маловажны сии, по-видимому, мелочные замечания, однако они много способствуют к приятности в обращении.
(51) .
Часто случается, что разговоры других навлекают нам скуку. Рассудок, предосторожность и человеколюбие внушают нам в таком случае, когда нельзя уже избежать оных, прибегать к терпению и не обнаруживать своей досады какими-либо оскорбительными поступками. Чем незанимательнее разговор, и чем болтливее наш собеседник, тем свободнее можно мыслить в продолжении его разговора о других вещах. - Положим и того бы не было! Но если в жизни своей мы теряем многие часы напрасно, то не обязаны ли сделать некоторое пожертвование в пользу того общества, в коем находимся? Не часто ли случается, что и мы сами, несмотря на мнимую важность наших разговоров, причиняем другим скуку своею словоохотливостью?
(52) .
Некоторые люди ловкость в обращении и дар скоро приобретать знакомство и благосклонность других, кажется, получили с рождения. - Напротив того, многие, несмотря на ежедневное их обращение с людьми всякого рода, в продолжении всей их жизни остаются застенчивыми и робкими. Правда, сия застенчивость происходит от недостаточного воспитания, а иногда бывает действием тайного тщеславия, которое перерождается в замешательство из опасения, что мы не можем блеснуть. - Но многим сия робость пред чужими людьми кажется дана самою природою, и все старания, прилагаемые к ее истреблению, остаются безуспешными. Один владетельный Князь, благороднейший и образованнейший из всех мужей, мне известных, и который, судя по внешности, действительно не должен бы опасаться чуждых впечатлений на других, уверял меня, что хотя он по званию своему с самой юности был окружаем множеством посторонних особ разного рода, однако же никогда не выходил в переднюю, наполненную ожидающими его придворными, не будучи на несколько минут приведен в некоторое замешательство. Впрочем, коль скоро минуется его застснчи- ность, то он начинает говорить со всяким ласково, откровенно, и притом о лучших вещах, нежели обыкновенно в таких случаях бывают предметом разговоров владетельных особ, например: погода, дурные дороги, и пр. и пр.
Итак, известная ловкость в обращении и искусство казаться занимательным при первоначальном знакомстве; без принуждения входить в разговор со всяким человеком и, скоро узнав качества нашего собеседника, избирать предмет разговора для него интересный, - вот свойства, о приобретении коих должен стараться каждый! Однако же желательно, чтобы это не переродилось в бесстыдство и навязчивость вертопрахов, которые часто за общим столом в трактире узнают в несколько минут всю жизнь людей совершенно им чуждых и в замену того рассказывают им свою собственную, предлагают свои услуга и требуют взаимной. Главное дело состоит в том, чтобы с легкостью уметь применяться к чужому тону, ничего не выпячивать и не делать заметным того, что в том случае было бы непонятно и не возбудило бы внимания.
(53) .
Во всяком обществе избегай излишних требований! - Не должно слишком выпячивать себя, занимать собою всех людей и везде требовать предпочтения. Не надобно добиваться того, чтобы все обращали на нас особенное внимание; в противном случае мы принуждены будем везде почитать себя презираемыми и чрез то самое играть жалкую роль; причинять несносную скуку себе и другим и с прискорбием избегать взаимного обращения с другими людьми. Я знаю многих людей, которые, если должны бывали показать себя с какой-нибудь выгодной стороны, то сие было не иначе, как сделавшись средоточием, вокруг коего должно было обращаться все прочее. Знаю много и таких, кои не могут терпеть в своем кругу тех, которые бы могли в чем-либо с ними равняться. Такие люди бывают великодушны, благородны, полезны, благодетельны и мудры, коль скоро на них только одних обращено внимание; но малодушны, низки, мстительны и слабы, если только ставят их наряду с прочими. Они подавляют всякое предприятие, задуманное не по их предначертанию, и, что всего страннее, оставляют без исполнения свое собственное, коль скоро отвлечет их в сей момент что-нибудь на их взгляд более привлекательное. Вот самое несчастное и вредное общелюбию расположение! Впрочем, я советую для счастья собственного и других людей сколь можно менее ожидать и требовать в общежитии.