(8).
Но не довольно быть любезным, приятным и занимательным собеседником самому себе; надобно быть чуждым всякому ласкательству и показывать себя вернейшим и искреннейшим другом самому себе. И если ты хочешь угождать себе столько же, сколько другим, то должен поставить для себя непременною обязанностью быть столь же строгим пред самим собой, как и перед другими.
Обыкновенно самим себе мы позволяем и извиняем то, что другим запрещаем. В собственных проступках, если только признаемся в них, виним мы судьбу или непреоборимую склонность; но к заблуждениям своих собратьев бываем менее снисходительны. - Это, без сомнения, весьма несправедливо.
(9).
Не измеряй также достоинств своих только теми словами: "Я лучше того и другого, одинаковых со мною лет, состояния..." и пр., но измеряй их уровнем своих способностей, дарований, воспитания и теми случаями, которые имеешь ты к собственному усовершенствованию. - В часы уединенные отчитывайся в оных пред самим собой и спрашивай себя как строгий судья: воспользовался ли ты сими мгновениями; употребил ли ты оные к высшему усовер- ш енствованию?
"Усовершенствование человека, по естеству его, должно простираться в беспредельность. Какой бы степени совершенства мы не достигали, как бы превыше других мы себя нс почитали, но всегда остается высшая степень, которая приближает нас более к недосягаемому в здешнем мире идеалу совершенства. Благородное сердце, внимая внутреннему гласу, зовущему его к чему-то верховному, к гармоническому воссоединению с сим непостижимым духом. Человек, без сомнения, будет обретать в жизни новые подвиги, новое поприще к своему усовершенствованию, ко благу человечества. Скука и праздность для него чужды. Сладостное ощущение своего блаженства, проистекающее из уверенности в своем благонамерении, будет сопровождать его на всех путях жизни.”
ГЛАВА III.
Об обращении с людьми различных нравов,
темпераментов и расположений
касательно ума и сердца.
О).
Обычно принимают четыре главных темперамента и утверждают, что человек бывает холерик, флегматик, сангвиник или меланхолик. - Хотя, впрочем, едва ли одно из сих расположений находится в нас столь исключительно, чтобы оно не было неизменяемо примесью других, ибо из сей бесконечной смеси темпераментов происходят все тонкие оттенки, все важнейшие изменения оных, но при всем том в паруса всякого земного странника дует по большей части один какой-нибудь из сих четырех главных ветров и определяет направление корабля его жизни в океане мира сего. Если бы потребовали моего мнения о сих четырех темпераментах, то по собственному своему убеждению скажу следующее:
Людей исключительного холерического характера по справедливости избегает каждый, кому приятно спокойствие жизни. Огонь их не гаснет никогда; он пламенеет и пожирает все, что подвернется его свирепости.
Сангвиники в чистом виде их суть ненадежные сластолюбцы, не имеющие ни твердости, ни характера.
Люди исключительно меланхолического характера только для самих себя, а флегматического темперамента - для других бывают несносным бременем.
Холерико-сангвиники суть те, кои в свете наиболее себя выказывают, которые заставляют себя страшиться, делают эпоху в политическом мире, действуют весьма сильно, господствуют, разрушают и созидают вновь. - Итак, холерикосангвинический характер есть истинный характер властелина, и если прибавится к сему темпераменту только одна черта меланхолии, то выходит совершенный тиран.
Сангвинико-флегматики живут, кажется, весьма счастливо, спокойно и ненарушимо наслаждаются удовольствиями, не употребляя во зло сил своих; никого не оскорбляют, но, впрочем, не производят и ничего великого. Сей характер в высшей степени перерождается в безвкусное, глупое и грубое сластолюбие.
Холерико-меланхолики причиняют много несчастий. - Кровопролитие, мщение, опустошение, казни невинных и самоубийство нередко бывают следствием сего темперамента.
Мелаихолико-сангвиники бывают по большей части крайне пламенны и часто сами бывают жертвами своего пламени.
Холерико-флегматики редко встречаются. - В сей смеси, кажется, заключается какое-то противоречие. Однако же есть такие люди, в которых подобно приливу и отливу переменяются две сии крайности. Такие люди вовсе неспособны бывают к должностям, требующим здравого рассудка и равнодушия. С чрезвычайным только трудом можно их принудить действовать, и когда, наконец, они приведены будут в движение, то подобно диким зверям свирепствуют, неистовствуют и с бешенством разрушают все противящееся их стремлению.
Но меланхолико-флегматики суть самые несносные, и жизнь с ними для всякого благоразумного и честного человека должна быть земным адом.
Еще повторяю, что смешение характеров чрезвычайно разнообразно. Но где один какой-нибудь из сих темпераментов берет решительное преимущество, там вместе с ним являются известные и сему только темпераменту свойственные добродетели и пороки. - Таким образом, например, сангвиники бывают по большей части тщеславны, но добросердечны, чувствительны и за все принимаются с живостью и жаром. Холерики бывают обыкновенно честолюбивы; меланхолики - недоверчивы и нередко скупы, а флегматики в принятых однажды мнениях остаются непоколебимыми. - Если хотим действовать на людей во взаимном с ними обращении, то надлежит ближе познакомиться с их характерами. Здесь предлагаются только частные намеки, дабы не слишком распространить сию книгу.
(2) .
С властолюбивыми людьми весьма трудно обходиться, а вообще не годятся они к дружескому и общественному обращению. - Они везде хотят играть первую роль и чтобы всякий раболепствовал их прихотям. Что не ими устроено и чем они не управляют, - на то взирают они с презрением и стремятся, если только возможно, разрушить оное. Напротив того, если они занимают где-либо высшее место или по крайней мере заставляют так о себе думать, то действуют с неутомимою ревностью и ниспровергают все, что только противостоит их цели. Два властолюбца вместе вовсе ни к чему не способны, и по частной ревности разрушают все их окружающее. - Из сего легко понять можно, каким образом должно вести себя перед сими людьми, если с ними жить достанется, и, кажется, не нужно излагать для сего особенные правила.
(3) .
Почти также должно обращаться и с честолюбцами. - Всякий властолюбивый бывает вместе и честолюбив; но не обратно: не всякий честолюбец бывает вместе властолюбив. Часто довольствуется он постороннею ролью, если только надеется в ней сколько-нибудь блеснуть собою. Иногда он может искать чести в самоуничижении; но зато никогда не прощает, когда его задевают с сей слабой стороны.
(4) .
Тщеславный любит ласкательство. Похвала чрезвычайно для него бывает лестна. И если когда обращают на него внимание или оказывают ему некоторую приверженность, если ему удивляются, то не нужно соединять с оным слишком много знаков почтения. - Всякий человек более или менее подвержен страсти нравиться и производить в других выгодные впечатления; посему можно, нимало не погрешая какому-нибудь, впрочем, добросердечному человеку, в котором приметна сия слабость, в таких случаях несколько снисходить; говорить ему о том, что он охотно слушает, позволить ему несколько ободриться лестною для него похвалою или при случае позволить хвалить самого себя. Но весьма постыдно ремесло тех низких льстецов, которые беспрестанным ласкательством доводят людей то того, что они, наконец, вовсе не хотят ничего слушать, кроме похвалы, и самый выразительный глас истины не может проникать их слуха, и что они избегают и презирают всякого прямодушного человека, который таковое унижение считает даже некоторою нескромностью и грубостью. Таковыми наипаче бывает большая часть ученых женщин. - Я сам знал из них некоторых, с коими прямодушный человек обращаться почти вовсе не в состоянии. Высочайшая степень сего тщеславия ведет к эгоизму, который делает людей неспособными ко всяким общественным и дружеским связям, и который столь же обременителен для самого даже тщеславного, сколь отвратителен для того, кто с ним жить должен.
Но хотя таким тщеславным людям льстить не должно, однако же не всякий имеет надобность исправлять их, давать им наставления, особенно таким, с которыми не имеешь никакой связи; не всякий, говорю я, должен делать им какой-либо выговор, укорять их невежливым образом или менее оказывать им учтивости и угождений, нежели всякому другому. - Весьма несправедливо поступают те, которые, имея обязанность жить с ними вместе, требуют, чтобы мы приняли на себя исправление таковых избалованных друзей их. Тщеславные охотно сами льстят другим людям с тем только, чтобы и те в свою очередь льстили им самим. Это для них единственная достойная жертва, единственная достойная награда их заслуг.
(5).
Властолюбие отличается от честолюбия и тщеславия точно так же, как гордость отличается от высокомерия. - Желательно бы было, чтобы гордость считалась благородным свойством души, сознанием истинного внутреннего достоинства - чувством неспособности поступать подло. Сия самая гордость руководствует людей к великим и благородным деяниям; она есть твердый оплот для честного человека, всеми оставленного; она-то возвышает его над судьбой и недоброжелательными людьми и коварного даже злодея против собственной его воли вынуждает воздать должное удивление проявлению таковой гордости со стороны угнетенного мудреца. Но высокомерие выставляет такие отличия, которых вовсе не имеет и хвалится предметами самыми ничтожными. Сие-то высокомерие заставляет напыщенного глупца, гордящегося родовым своим дворянством, считать заслуги своих предков, от коих часто он даже не происходит и которые нередко вовсе не имели действительных заслуг. А если имели, то он присваивает себе сии заслуги, как будто и добродетель принадлежит к собственности родового имения. Сие-то высокомерие делает богатого мещанина столь грубым, строптивым и чуждым общелюбия. И в самом деле, сие низкое высокомерие, большей частью будучи сопровождаемое недостатком воспитания и неблагопристойными оборотами, бывает гораздо несноснее высокомерия природного дворянина. Оно-то заставляет художника иметь столько предубеждений к своим дарованиям, что хотя бы они никем не были признаны, но по его мнению возвышают его