Об обращении с людьми — страница 15 из 70

(8).

Но не довольно быть любезным, приятным и занима­тельным собеседником самому себе; надобно быть чуждым всякому ласкательству и показывать себя вернейшим и иск­реннейшим другом самому себе. И если ты хочешь угождать себе столько же, сколько другим, то должен поставить для себя непременною обязанностью быть столь же строгим пред самим собой, как и перед другими.

Обыкновенно самим себе мы позволяем и извиняем то, что другим запрещаем. В собственных проступках, если только признаемся в них, виним мы судьбу или непреобори­мую склонность; но к заблуждениям своих собратьев быва­ем менее снисходительны. - Это, без сомнения, весьма несправедливо.

(9).

Не измеряй также достоинств своих только теми слова­ми: "Я лучше того и другого, одинаковых со мною лет, со­стояния..." и пр., но измеряй их уровнем своих способностей, дарований, воспитания и теми случаями, ко­торые имеешь ты к собственному усовершенствованию. - В часы уединенные отчитывайся в оных пред самим собой и спрашивай себя как строгий судья: воспользовался ли ты си­ми мгновениями; употребил ли ты оные к высшему усовер- ш енствованию?

"Усовершенствование человека, по естеству его, должно простираться в беспредельность. Какой бы степени совер­шенства мы не достигали, как бы превыше других мы себя нс почитали, но всегда остается высшая степень, которая приближает нас более к недосягаемому в здешнем мире иде­алу совершенства. Благородное сердце, внимая внутренне­му гласу, зовущему его к чему-то верховному, к гармоническому воссоединению с сим непостижимым ду­хом. Человек, без сомнения, будет обретать в жизни новые подвиги, новое поприще к своему усовершенствованию, ко благу человечества. Скука и праздность для него чужды. Сладостное ощущение своего блаженства, проистекающее из уверенности в своем благонамерении, будет сопровож­дать его на всех путях жизни.”

ГЛАВА III.

Об обращении с людьми различных нравов,


темпераментов и расположений


касательно ума и сердца.

О).

Обычно принимают четыре главных темперамента и ут­верждают, что человек бывает холерик, флегматик, сан­гвиник или меланхолик. - Хотя, впрочем, едва ли одно из сих расположений находится в нас столь исключительно, чтобы оно не было неизменяемо примесью других, ибо из сей бесконечной смеси темпераментов происходят все тон­кие оттенки, все важнейшие изменения оных, но при всем том в паруса всякого земного странника дует по большей части один какой-нибудь из сих четырех главных ветров и определяет направление корабля его жизни в океане мира сего. Если бы потребовали моего мнения о сих четырех тем­пераментах, то по собственному своему убеждению скажу следующее:

Людей исключительного холерического характера по справедливости избегает каждый, кому приятно спокойст­вие жизни. Огонь их не гаснет никогда; он пламенеет и по­жирает все, что подвернется его свирепости.

Сангвиники в чистом виде их суть ненадежные сласто­любцы, не имеющие ни твердости, ни характера.

Люди исключительно меланхолического характера толь­ко для самих себя, а флегматического темперамента - для других бывают несносным бременем.

Холерико-сангвиники суть те, кои в свете наиболее себя выказывают, которые заставляют себя страшиться, делают эпоху в политическом мире, действуют весьма сильно, гос­подствуют, разрушают и созидают вновь. - Итак, холерико­сангвинический характер есть истинный характер властелина, и если прибавится к сему темпераменту только одна черта меланхолии, то выходит совершенный тиран.

Сангвинико-флегматики живут, кажется, весьма счаст­ливо, спокойно и ненарушимо наслаждаются удовольствия­ми, не употребляя во зло сил своих; никого не оскорбляют, но, впрочем, не производят и ничего великого. Сей харак­тер в высшей степени перерождается в безвкусное, глупое и грубое сластолюбие.

Холерико-меланхолики причиняют много несчастий. - Кровопролитие, мщение, опустошение, казни невинных и самоубийство нередко бывают следствием сего темперамен­та.

Мелаихолико-сангвиники бывают по большей части крайне пламенны и часто сами бывают жертвами своего пламени.

Холерико-флегматики редко встречаются. - В сей сме­си, кажется, заключается какое-то противоречие. Однако же есть такие люди, в которых подобно приливу и отливу переменяются две сии крайности. Такие люди вовсе неспо­собны бывают к должностям, требующим здравого рассудка и равнодушия. С чрезвычайным только трудом можно их принудить действовать, и когда, наконец, они приведены будут в движение, то подобно диким зверям свирепствуют, неистовствуют и с бешенством разрушают все противящее­ся их стремлению.

Но меланхолико-флегматики суть самые несносные, и жизнь с ними для всякого благоразумного и честного чело­века должна быть земным адом.

Еще повторяю, что смешение характеров чрезвычайно разнообразно. Но где один какой-нибудь из сих темпера­ментов берет решительное преимущество, там вместе с ним являются известные и сему только темпераменту свойст­венные добродетели и пороки. - Таким образом, например, сангвиники бывают по большей части тщеславны, но добро­сердечны, чувствительны и за все принимаются с живостью и жаром. Холерики бывают обыкновенно честолюбивы; ме­ланхолики - недоверчивы и нередко скупы, а флегматики в принятых однажды мнениях остаются непоколебимыми. - Если хотим действовать на людей во взаимном с ними обра­щении, то надлежит ближе познакомиться с их характера­ми. Здесь предлагаются только частные намеки, дабы не слишком распространить сию книгу.

(2) .

С властолюбивыми людьми весьма трудно обходиться, а вообще не годятся они к дружескому и общественному об­ращению. - Они везде хотят играть первую роль и чтобы всякий раболепствовал их прихотям. Что не ими устроено и чем они не управляют, - на то взирают они с презрением и стремятся, если только возможно, разрушить оное. Напро­тив того, если они занимают где-либо высшее место или по крайней мере заставляют так о себе думать, то действуют с неутомимою ревностью и ниспровергают все, что только противостоит их цели. Два властолюбца вместе вовсе ни к чему не способны, и по частной ревности разрушают все их окружающее. - Из сего легко понять можно, каким образом должно вести себя перед сими людьми, если с ними жить до­станется, и, кажется, не нужно излагать для сего особенные правила.

(3) .

Почти также должно обращаться и с честолюбцами. - Всякий властолюбивый бывает вместе и честолюбив; но не обратно: не всякий честолюбец бывает вместе властолюбив. Часто довольствуется он постороннею ролью, если только надеется в ней сколько-нибудь блеснуть собою. Иногда он может искать чести в самоуничижении; но зато никогда не прощает, когда его задевают с сей слабой стороны.

(4) .

Тщеславный любит ласкательство. Похвала чрезвычай­но для него бывает лестна. И если когда обращают на него внимание или оказывают ему некоторую приверженность, если ему удивляются, то не нужно соединять с оным слиш­ком много знаков почтения. - Всякий человек более или ме­нее подвержен страсти нравиться и производить в других выгодные впечатления; посему можно, нимало не погрешая какому-нибудь, впрочем, добросердечному человеку, в ко­тором приметна сия слабость, в таких случаях несколько снисходить; говорить ему о том, что он охотно слушает, по­зволить ему несколько ободриться лестною для него похва­лою или при случае позволить хвалить самого себя. Но весьма постыдно ремесло тех низких льстецов, которые бес­престанным ласкательством доводят людей то того, что они, наконец, вовсе не хотят ничего слушать, кроме похвалы, и самый выразительный глас истины не может проникать их слуха, и что они избегают и презирают всякого прямодуш­ного человека, который таковое унижение считает даже не­которою нескромностью и грубостью. Таковыми наипаче бывает большая часть ученых женщин. - Я сам знал из них некоторых, с коими прямодушный человек обращаться поч­ти вовсе не в состоянии. Высочайшая степень сего тщесла­вия ведет к эгоизму, который делает людей неспособными ко всяким общественным и дружеским связям, и который столь же обременителен для самого даже тщеславного, сколь отвратителен для того, кто с ним жить должен.

Но хотя таким тщеславным людям льстить не должно, однако же не всякий имеет надобность исправлять их, да­вать им наставления, особенно таким, с которыми не име­ешь никакой связи; не всякий, говорю я, должен делать им какой-либо выговор, укорять их невежливым образом или менее оказывать им учтивости и угождений, нежели всяко­му другому. - Весьма несправедливо поступают те, которые, имея обязанность жить с ними вместе, требуют, чтобы мы приняли на себя исправление таковых избалованных друзей их. Тщеславные охотно сами льстят другим людям с тем только, чтобы и те в свою очередь льстили им самим. Это для них единственная достойная жертва, единственная до­стойная награда их заслуг.

(5).

Властолюбие отличается от честолюбия и тщеславия точно так же, как гордость отличается от высокомерия. - Желательно бы было, чтобы гордость считалась благород­ным свойством души, сознанием истинного внутреннего до­стоинства - чувством неспособности поступать подло. Сия самая гордость руководствует людей к великим и благород­ным деяниям; она есть твердый оплот для честного челове­ка, всеми оставленного; она-то возвышает его над судьбой и недоброжелательными людьми и коварного даже злодея против собственной его воли вынуждает воздать должное удивление проявлению таковой гордости со стороны угне­тенного мудреца. Но высокомерие выставляет такие отли­чия, которых вовсе не имеет и хвалится предметами самыми ничтожными. Сие-то высокомерие заставляет на­пыщенного глупца, гордящегося родовым своим дворянст­вом, считать заслуги своих предков, от коих часто он даже не происходит и которые нередко вовсе не имели действи­тельных заслуг. А если имели, то он присваивает себе сии заслуги, как будто и добродетель принадлежит к собствен­ности родового имения. Сие-то высокомерие делает богатого мещанина столь грубым, строптивым и чуждым общелюбия. И в самом деле, сие низкое высокомерие, большей частью будучи сопровождаемое недостатком воспитания и небла­гопристойными оборотами, бывает гораздо несноснее высо­комерия природного дворянина. Оно-то заставляет художника иметь столько предубеждений к своим дарова­ниям, что хотя бы они никем не были признаны, но по его мнению возвышают его