Об обращении с людьми — страница 16 из 70

над всеми смертными. Он скорее станет упрекать публику в отсутствии вкуса, если она им не восхищается, нежели сознается в недостатках своего искус­ства.

Высокомерию в таком человеке всегда почти сопутству­ет глупость, и, следовательно, невозможно бывает испра­вить его никакими благоразумными убеждениями, никаким скромным, снисходительным обхождением, которого, впро­чем, он и не достоин.

В сем случае ничто столь не действенно, как взаимный ответ тщеславием на тщеславие, или показывать, что высо­комерие его совсем неприметно, или вообще не обращать никакого внимания на сих надменных людей, даже в то вре­мя, когда имеем нужду в их пособии. - Я на себе испытал, что чем более им поблажают, тем более они требуют, тем более увеличивается их высокомерие. Но отплати им тою же монетой, и они, верно, по глупости своей, придут в сму­щение и принуждены будут принять совсем другой оборот.

(6).

Обращение с людьми весьма щекотливыми, которые легко оскорбляются маловажными вещами, бывает крайне неприятно. - Но сия щекотливость может происходить от различных причин. И потому, если нам известно, что чело­век, с которым мы имеем дело, легко оскорбляется мало­важным, невинным словцом или какою-либо двусмысленною ужимкой или невнимательностью к нему других людей, и сие огорчение происходит, как обыкновен­но бывает, от тщеславия, либо от самолюбия, или от задор­ных насмешек недоброжелательных людей, или, наконец, от чрезмерной чувствительности сердца, или от того, когда не отдают ему по-справедливости сообразно собственным его пожертвованиям, - то все сии обстоятельства необходи­мо учитывать и соответственно располагать по оным и свои поступки. Впрочем, если он честен и благоразумен, то огор­чение его не будет продолжительно; оно скоро может быть устранено прямым дружеским объяснением. Он мало-по­малу научится доверять друзьям своим, и, наконец, увидев, может быть, со стороны их всегдашнее в обращении благо­родство и откровенность, оставит свою слабость.

Из всех таковых людей самые несчастные в обществе и наименее удовлетворимые те, которые всякую минуту ду­мают об отвращении и презрении к себе других людей. Итак, всеми силами надобно стараться избегать сих слабо­стей, мучительных для нас самих и несносных для других людей.

(7) .

Обращение с упрямыми людьми еще гораздо большим подвержено затруднениям, нежели с самыми щекотливыми. Впрочем, еще несколько можно с ними ладить, когда они благоразумны. - Тоща они, если только с самого начала оказывают им видимое снисхождение, сами внимают вну­шению своего разума, чувствуют свою несправедливость и утонченность нашего с ними обхождения и хотя бы на ко­роткое время становятся преклоннее. Но сколь мучительно для обращения, коща соединяется строптивость с глупо­стью! Здесь ни мало не помогают ни убеждения, ни снис­хождение. В этом случае по большей части не остается никаких более средств, кроме того, чтобы такому глупцу предоставить следовать слепо своей страсти; но между тем в собственных его понятиях, намерениях и предприятиях так запутать, чтобы он, будучи приведен в замешательство соб­ственною своею безрассудностью, сам пожелал нашей помо­щи. Приведя его в такое состояние, надобно оставить несколько времени в сем замешательстве; чрез то он неред­ко становится тише, покорнее и начинает чувствовать нуж­ду в помощи других. - Но если слабый строптивец каким-либо случаем хотя бы однажды оправдается перед нами или изобличит нас в каком-нибудь проступке, - в та­ком случае он всегда будет превозноситься перед нами и уже никогда не станет доверять нашей честности и нашему мнению, а сие самое есть весьма несносное для нас положе­ние. Но в обоих случаях первоначально ни мало не помога­ют нам никакие подробные убеждения, ибо сии люди чрез то самое только более ожесточаются. Если мы от них зави­сим, и они делают нам такие поручения, которые, как нам наперед уже известно, по прошествии некоторого времени, верно, и сами будут осуждать, - в таком случае не может быть благоразумнее, как без всякого противоречия повино­ваться по-видимому; но между тем или самое исполнение дела продлить до тех пор, пока они не образумятся, или ти­хонько исполнить оное по собственному усмотрению, что они, обыкновенно, в минуты, свободные от волнения стра­стей, одобряют, если только в таком случае притворимся, будто бы так и нс поняли их поручение, и не выставим меж­ду тем своей прозорливости.

Только в некоторых настоятельных или иных весьма важных случаях полезно и даже необходимо упрямству противополагать упрямство и вовсе не оказывать оному снисхождения. Но все действия, производимые сим средст­вом, будут безуспешны, если их употреблять слишком час­то и в маловажных случаях или там, где мы сами бываем несправедливы. Кто беспрестанно заводит ссоры, тот за­ставляет подозревать других, что справедливость редко бы­вает на его стороне, и потому благоразумие требует, чтобы таковое подозрение обратить на другого.

(8) .

Особенный характер, по большей части от упрямства происходящий, впрочем, нередко только одну странность, или нелюдимый нрав, или одну только дурную привычку имеющий своим источником, - есть сварливость. Бывают такие люди, которые все, по их мнению, знают лучше; все­му и нередко сами себе противоречат с тем только, чтобы иметь удовольствие спорить. - Другие ставят для себя чес­тью говорить парадоксы и утверждать предметы, о которых никакой благоразумный человек таким образом мыслить не может, в том только намерении, чтобы спорить. Наконец, есть еще люди - так называемые задоры (querelleurs), - ко­торые ищут случаев к личной ссоре в том намерении, чтобы только торжествовать над людьми робкими или такими, кои по крайней мере несколько их трусливее, или с тем, чтобы выказать ложную храбрость на глупом поединке, если они сколько-нибудь умеют владеть шпагою.

В обращении со всеми таковыми людьми советовал бы я соблюдать совершенную хладнокровность и ни в каком слу­чае не горячиться. - С людьми сварливыми надобно избе­гать всякого спора и тотчас прервать разговор свой, когда они по прихоти начинают противоречить. Вот единственное средство по крайней мере избавить себя от их споров и избе­жать бесполезного пустословия.

В обращении с людьми, любящими утверждать странные мнения (парадоксы), можно иногда из угождения сделать несколько противоречий их парадоксам или, еще лучше, несколько над ними пошутить. Но с людьми задорными должно поступать осторожнее. Если их общества миновать нельзя и, если невозможно холодным обращением от них отвязаться и избежать их грубости, то не остается лучшего средства, как отразить их с такою силой, чтобы они вторич­но нападать на нас вовсе не отважились. Объяви в ту же ми­нуту в прямых и твердых выражениях свое мнение и вовсе не смущайся хвастовскими их угрозами! О поединке думаю я также, как должен думать всякий благоразумный чело­век, т. е. что он есть действие неблагонравное и безрассуд­ное. - Хотя бы кто-нибудь, сообразно своему гражданскому состоянию, например, человек военный, принужденный подвергнуться общему предрассудку, должен был какую- либо обиду решить личным мщением; но и он в таком слу­чае не должен избирать сего средства, если только без малейшего со стороны своей к тому повода коварным обра­зом не был оскорблен. И тот был бы сугубо виноват, кто бы против сего задора употребил другое оружие, кроме презре­ния, или, если уже нападение будет нестерпимо, то иное оружие, кроме доброй трости, и после такового поединка весьма несправедливо было бы давать так называемое удов­летворение.

Но вообще в некоторых людях находится особенный дух противоречия. - Они всегда гоняются за тем, чего достиг­нуть не в состоянии; никогда не бывают довольны поступка­ми других людей; ропщут против всего того, что хотя и весьма хорошо, но не по их сделано вкусу. Известно, что та­ких людей очень часто можно вразумить или противопола­гая им именно то, в чем мы хотели одержать верх, или же стараясь заставить их обращаться к нашим понятиям.

(9).

Запальчивые люди оскорбляют иногда других без всяко­го намерения. Они не могут обуздать стремительного своего темперамента и потому в такие бурные минуты вовсе забы­вают себя даже в кругу любезнейших друзей своих, а по­том, слишком поздно уже, раскаиваются в своей безрассуд­ности. - Не нужно напоминать (если, впрочем, люди сии по другим каким-либо хорошим качествам заслуживают неко­торую пощаду, иначе их вовсе избегать должно), что благо­разумная уступчивость и мягкость суть единственные средства, которыми можно образумить запальчивого чело­века. Скажу только, что раздраженному противопоставлять флегматическую холодность бывает несноснее самого силь­нейшего противоречия. Он в таком случае считает себя пре­зираемым и чрез то самое еще более раздражается.

(Ю).

Если запальчивый оказывает какую-нибудь несправед­ливость из одной только опрометчивости и раздражается при малейшем только виде огорчения, но столь же скоро и раскаивается в своем проступке и прощает нанесенную ему обиду; то мстительный, напротив того, хранит во глубине своего сердца злобу до тех пор, пока не найдется случая дать ей свободное стремление. Он не забывает и не прощает обиды даже и тогда, когда просят его примирения; когда употребляют все средства, кроме уничижительных, для воз­вращения его благосклонности. Он мстит за зло ему причи­ненное вовсе не соразмерно великости и важности оного. За маловажную насмешку он платит действительным гонени­ем; за необдуманное, в торопливости сказанное словцо - ужасным мщением; за обиду, нанесенную без свидетелей - публичным удовлетворением; за оскорбление честолюбия - разрушением всего благосостояния. Мстительность его не ограничивается одною особой; она простирается на все се­мейство, на гражданское состояние и на самых друзей обид­чика. Нет ничего мучительнее, как жизнь с таким человеком; в таком случае я советую только беречься всяче­ски огорчать его и вместе с тем возбудить у него некоторую уважительную к себе робость, которая есть единственное средство к обузданию дурных людей.