"всякое доброе дело само себе служит наградою". И действительно! благородный человек может найти новый источник удовольствия даже в неблагодарности человеческой: удовольствие в сознании, что он действовал бескорыстно, единственно из любви к добродетели; если только он в оказании своих благодеяний не имеет в виду благодарности. Он пожалеет о развратности тех, кои забывают своих благотворителей; но не перестанет благодетельствовать тем людям, для коих помощь его тем нужнее, чем они слабее, чем менее находят счастья в самих себе, в собственном сердце.
Итак, не жалуйся на неблагодарность людей за оказанные им услуги; не упрекай их в том, не переставай быть великодушным! - Не отказывай им в своем пособии, если они опять к тебе обратятся! Может быть они, наконец, образумятся, почувствуют всю цену, все превосходство твоего поступка и чрез то самое исправятся. Если же нет, то представляй себе, что всякий порок служит сам себе наказанием, что собственное сердце злодея и неминуемое следствие его подлости будут твоими мстителями. - Ах! сколько бы я мог написать о неблагодарности людей, если бы из снисхождения к тем, которые неоднократно огорчали меня с сен стороны, не захотел я лучше умолчать о многообразных. печальных опытах моих в этом роде!
Для иных людей вовсе невозможно идти прямым путем в каком-нибудь деле. Ухищрения, увертки и пронырства вмешиваются во все их предприятия, хотя они от природы совсем незлонамеренны. Несчастное расположение духа и влияние образа жизни и судьбы могут образовать сей характер. Так, например, человек весьма недоверчивый будет скрывать самые справедливые свои поступки, притворствовать, утаивая истинную цель свою. Человек неосновательной деятельности или слишком стремительный, хитрый, предприимчивый, находящийся в таком положении, в котором ему кажется все слишком обыкновенным и где не имеет он слу чаев раскрыть свои способности, - такой человек готов пуститься на все ухищрения, чтобы только расширить круг своей деятельности или сделаться в глазах своих более значительным. В таком случае он не всегда может быть разборчивым в выборе средств. Весьма тщеславный человек будет поступать в некоторых случаях скрытно, дабы не обнаружить своей слабости. Для человека, жившего долгое время при дворе и всегда вокруг себя видевшего одно только притворство, происки, пронырства и противоборства; не привыкшего и самой малости получать прямою дорогой, - прямой и вовсе никаких изгибов не имеющий путь жизни покажется ему слишком однообразным. Он самые маловажные в жизни своей поступки станет располагать таким образом, чтобы не примечали его цели, и будет даьать сомнительный вид своим даже невинным действиям. - Адвокат, всегда занимавшийся ухищрениями крючкотворства, душевную для себя пищу находит в лукавстве и каверзах. Кто напичкан романами и другими фантастическими грезами, или кто в сладострастной и праздной жизни, либо в дурных обществах потерял чувство простоты, естественности и истины, - тот никак не может прожить без интриг. И по сему-то многие не столь охотно домогаются того, чего бы могли достичь прямым путем, сколько того, что надеются получить, продолжая путь свой скрытными изгибами. Наконец, и самого благороднейшего, откровеннейшего человека, особенно в молодых его летах, можно побудить к ухищрениям, если непрестанно выказывать к нему недоверчивость, или если обходиться с ним строго и столь от себя
отдалять его, что он никакого не может иметь к нам доверия.
Какие бы ни были причины, побудившие человека привыкнуть к пронырствам и уверткам, но всегда, однако же, наилучшим средством обращаться с таковыми людьми можно считать следующее:
Надобно всегда самому себя вести столь откровенно и непритворно и показывать себя перед ними в словах и делах столь решительным врагом всяких интриг, притворства и столь пламенным ревнителем добродетели и справедливости. чтобы они по крайней мере почувствовали, сколько бы потеряли в глазах наших, если бы они обнаружили перед нами свои уловки. Надобно, пока они еще не успели нас провести, оказывать им неограниченное доверие и представлять себе, как будто бы мы не считали возможным быть ими обманутыми. - Если тогда они дорожат нашим уважением. то начнут избегать первого для нас неприятного поступка. Должно показывать себя столь снисходительным к маловажным слабостям и столь готовым извинять неумышленные поступки, чтобы люди не почли нужным скрываться от нас, как строгих судей их деяний.
Никогда не должно слишком строго за ними присматривать, разведывать о них и не дозволять себе никакой скрытности. Но если мы имеем право и притом нужду узнать подробнее то, что нам кажется темным, то должно об основании самой вещи расспрашивать прямым и твердым тоном, сопровождаемым проницательным взглядом. Если они начнут запинаться и как-нибудь увертываться, то надлежит или вовсе прервать речь, чтобы тем самым дать им почувствовать. что мы из снисхождения к ним не хотим их изобличить в обмане, но после сего оказывать им гораздо большую холодность, - или советовать им дружеским, но важным тоном поступать сообразнее нашему достоинству. Но если они нас однажды обманули, то сего не должно оставлять без внимания. Надобно на этом первом ложном шагу показать свое огорчение и не так скоро прощать его. Если же и в таком случае все останется тщетным, и они будут продолжать свои против нас пронырства и козни, - то наказывать их презрением и недоверием ко всему тому, что они говорят и делают, до толе, пока они исправятся. Но редко тот, кто уже привык к пронырствам, возвращался на путь истины.
Все здесь сказанное можно также применить и к обращению со лгунами.
(17) .
Но те, которых в общежитии называют вертопрахами и хвастунами, составляют совсем другой род людей. - Они, собственно, нс имеют намерения обманывать кого-нибудь; но чтобы себя выказать с лучшей стороны, чтобы обратить на себя внимание других, чтобы заставить их думать о себе столь же высоко, как они сами думают; чтобы возбудить их внимание рассказами каких-нибудь чудесных происшествий, или чтобы почесться приятным и занимательным собеседником, - для сего выдумывают они небылицы или действительно случившееся представляют в приукрашенном виде. И если они однажды приобрели способность в ущерб истине украшать какое-либо происшествие, картину или мнение, то нередко и сами начинают верить собственному своему легкомыслию, смотреть на все предметы в увеличительное стекло и в таком исполинском виде представлять их на бумаге.
Слушать рассказы и описания таких хвастунов бывает иногда забавно и, если мы уже ознакомились с их фигуральным языком, то легко можем знать, что должно в разговорах их принимать за истину. Впрочем, если таковая уборка простирается слишком далеко, то в этом случае без всякого вреда можно разными вопросами о подробностях дела столь запутать рассказчика, что он, не будучи в состоянии выпутаться из расставленных ему сетей, принужден будет краснеть. Или всякую таковую ложь представлять в смешном виде и тем самым дать ему заметить, что мы не так еще глупы, чтобы ему поверить; или в то самое время, когда он начинает говорить, вдруг прервать разговор и вовсе не обращать внимания на его слова. В таком случае, особенно когда он подвергается сему почаще и притом от людей благоразумных, он обыкновенно становится осторожнее.
(18) .
Бесстыдных тунеядцев, объедал, льстецов и людей навязчивых, я советую, сколь можно, удаляться, не иметь с ними сообщества и вежливым, но всегда холодным и важным обхождением дать им почувствовать, что их общество и дружеское обращение нам противны. - Один из моих зна-
комцев рассказывал мне однажды, что находясь в Голландии, он нашел над дверьми кабинета одного благоразумнейшего человека следующую надпись: "Весьма несносно для человека, имеющего известные занятия, быть задушенным толпою людей досужих". - Выдумка не худая! Тех людей, которые любят у нас пировать, весьма легко можно удалить от себя ничем их не угощая; но со льстецами, особенно утонченными, должно для собственной своей нравственности обращаться осторожнее. Они развращают нас совершенно, когда мы преклоняем ухо свое к Сиренским их песням. Тогда уже мы требуем, чтобы непрестанно нам льстили, и благодетельный глас истины для нас не слишком приятен. Мы избегаем даже верных и лучших друзей, которые хотят пробудить в нас внимание к проступкам нашим.
Чтобы не впасть в сие ужасное положение, для сего должно вооружить себя равнодушием против опасных обольщений ласкательства. - Льстеца надобно столько же избегать, как злого духа. Но это не так легко, как обыкновенно думают. Есть некоторые виды ласкательства, действия которого с первого взгляда представляют совершенно противное. Хитрый льстец, уже узнавший однажды слабую твою сторону, сей, говорю, льстец, если считает тебя слишком благоразумным, чтобы попасть в расставленные им сети сего рода, не всегда отдаст тебе справедливость. Он даже станет порицать тебя, он скажет тебе: "что для него непонятно, каким образом столь благородный, умный человек, каков ты, мог на несколько минут забыться; он думал, что это возможно только для обыкновенных и подобных ему людей". Он станет в сочинении твоем порицать погрешности, которые для тебя первоначально должны показаться весьма малозначащими, и все это потому только, чтобы тем бесстыднее хвалить те места, о которых он знает, что они тебе нравятся. - "Жаль, - скажет он, - что ваша Симфония, - я нс льщу вам, мое мнение чистосердечно, - жаль, что ваша превосходная Симфония, которая во всяком отношении может почесться творением классическим, так трудно разыгрывается. - Где найти таких виртуозов, которые были бы достойны разыграть что-нибудь подобное? И это есть существенная погрешность, которую вы, - извините мою откровенность, - должны избегать". Он будет находить в тебе недостатки и с притворным рвением начнет витийствовать ппотив оных; недостатки и слабости, которые льстят твоему тщеславию. Он назовет тебя мизантропом, если уединенною жизнью своею ты желаешь обращать внимание. Он станет тебя упрекать твоею пронырливостью, если для тебя приятно считаться хитрым царедворцем. Таким образом он покажется в глазах твоих и других недальновидных людей беспристрастным и правдолюбивым. Вот до какой степени ослепляют льстецы слабых людей, скрывая свою гнусность под видом преданности и дружеской откровенности! Весьма часто, особенно при дворах, встречал я таких людей, которые под личиною чистосердечия славились правдолюбием перед Царями, но, напротив того, были самые гнусные по- блажники.