(19) .
Теперь я буду говорить о том, каким образом вообще вести себя против действительных бездельников, хотя я полагаю, что (исключая грех наследственный) никто не родится совершенно дурным, но делается таковым по недостаточному воспитанию, чрез потворство страстям своим. Сама судьба и различные отношения в его жизни столько могут развратить его, что едва ли останутся какие-нибудь следы от всех его естественных добрых задатков. Но здесь не место изыскивать, отчего кто-нибудь сделался бездельником; но только рассуждается о том, как должно с ним поступать. При сем случае я отсылаю читателя к статье, где говорится об обращении с врагами и о поступках в отношении павших и проступившихся; а здесь приведу только следующие замечания:
Само собою разумеется, что всеми мерами должно избегать обращения с дурными людьми, если мы только сами дорожим собственным спокойствием и нравственным совершенством. Если человек твердых правил, собственно, и не развратится от их сообщества, то по крайней мере он привыкает мало-по-малу к такому зрелищу и теряет отвращение к тому, что неблагородно; отвращение, которого нередко самого по себе одного бывает достаточно для предостережения нас от важных проступков в минуты искушения. Но, к сожалению, часто обстоятельства заставляют нас жить среди бездельников и иметь с ними дело! И тогда- то надобно стараться не терять из виду известных правил предосторожности.
Не думай, чтобы отличные достоинства твои со стороны ума и сердца сами по себе охраняли тебя от беспокойства дурных людей, и чтобы они доставили тебе совместную с ними жизнь мирную и спокойную! Между бездельниками и глупцами существует вечный союз против всех благоразумных и добродетельных людей; союз столь странный, что между всеми прочими людьми они легко узнают друг друга и охотно во всем помогают, как бы они по другим обстоятельствам разлучены нс были, коль скоро дело идет о преследовании и подавлении истинного достоинства. В таком случае вовсе бесполезна всякая предосторожность. Тогда не помогут тебе не невинность твоя, ни прямодушие, ни самое снисхождение и умеренность; тогда вовсе бесполезно скрывать свои хорошие качества, а лучше казаться посредственным. Никто столь легко не замечает в тебе добра, как тот, кто его не имеет. Никто внутренне не отдает столько справедливости заслугам, как бездельник; но он трепещет при виде их и действует против них всеми силами. Сие тесное братство беспрестанно станет над тобою трунить, нападать на твою репутацию; то обоюдно, то худо о тебе говорить, и самые невинные слова твои и действия толковать в худую сторону. Но ты все этим не огорчайся! и хотя бы на время действительно угнетен был сими бездельниками, однако честность и основательность твоих поступков, наконец, увенчана будет победой, и злодей при другом каком-либо случае сам попадет в яму, для тебя им уготовленную.
Сверх того бездельники до тех только пор находятся в согласии между собою, пока дело не доходит еще до твердого постоянства, пока они могут действовать во мраке скрытности. Но стоит пролить свет, и они рассыпаются. - И если дойдет до раздела добычи, то они, начав друг с другом спорить, между тем оставят тебя при всей твоей собственности в покое. Итак, продолжай прямой путь твой, ни мало не уклоняясь от оного! Не вступай на скрытную дорогу с тем, чтобы открыть подобную оной; не прибегай к проискам для разрушения пронырств других людей! Никогда не вступай в заговоры с бездельником против бездельника. Поступай великодушно! Неблагородные поступки и излишняя недоверчивость могут сделать бездельником такого человека, который в предприятии своем достиг уже половины пути; напротив того, великодушие нередко может по крайней мере на время исправить негодяя, не совсем еще ожесточенного, и пробудить глас его совести. Но он должен почувствовать, что ты таким образом ведешь себя из одного только великодушия, а не из робости. Он должен почувствовать, что если дело дойдет до крайности, что если воспламенится справедливый гнев неустрашимого честного человека, то отважный, добродетельный мудрец в низком состоянии гораздо сильнее, нежели какой-нибудь бездельник в пурпуре; что великодушие, добродетель, благоразумие и мужество в совокупности гораздо сильнее, нежели наемное войско, предводительствуемое каким-нибудь негодяем. - Чего может бояться тот, кому терять ничего не остается, кроме того, чего никакой смертный лишить его не в состоянии, и что значит в минуту отчаянного возмущения робкий Султан, неправедный Деспот, имеющий непримиримого врага в самом себе, непрестанно с ним сражающегося, - в сравнении с последним из его подданных, коему непорочное сердце, здравый рассудок, неустрашимость и сильные мышцы есть важнейшие союзники?
Вовсе невозможно сделаться любимым в глазах некоторых людей и в таком случае не бесполезно вести себя так, чтобы они по крайней мере нас боялись.
Есть люди, старающиеся побудить нас к откровенности, к некоторой доверительности с тем, чтобы впоследствии иметь в руках своих против нас оружие, дабы они могли стращать нас, когда мы не хотим поблажать их воле. Благоразумие требует в сем случае быть осторожным.
Подари чем-нибудь того, от кого ты опасаешься быть об- краденным, если, по мнению твоему, великодушие еще может произвести в нем какое-нибудь впечатление! Ободряй и показывай явные знаки уважения к тем людям, в которых приметна малейшая склонность к добру! Не лишай их доверия без нужды! Многие на словах весьма много оказывают хорошего, но на деле хитрецы или люди неосновательные, легкомысленные и пристрастные. Без побудительных причин не должно обнаруживать их недостатков. Они много производят хорошего своими словами, чего бы совсем не было, если бы приводили их в подозрение. Им надобно бы позволить ездить повсюду для споспешествования хорошим намерениям. Но они должны бы как можно скорее оставлять всякое место, чтобы не изменить себе самим и воспрепятствовать действию своих правил собственным примером.
Слишком скромных и застенчивых, впрочем, добрых людей, надобно стараться ободрять и внушать им большее доверие к самим себе. Сколь презрительны нескромность и самохвальство, столь же мало приличествует мужчине излишняя застенчивость. Благородный человек должен чувствовать свое достоинство и столь же мало быть несправедливым к самому себе, как и к другим людям. Но чрезмерная похвала и слишком выказываемое отличие оскорбляют человека скромного. Он должен узнавать твое к нему уважение не столько из слов, сколько из беспритвор- ных и искренних твоих поступков.
(21).
Естественно, что неосторожным и болтливым людям никакой тайны вверять не должно. Желательно бы было, чтобы вообще никакой тайны не находилось в свете, чтобы всякий мог действовать открыто и искренне и все сердечные движения выставлял на вид всякому человеку; желательно бы было, чтобы всякий думал и говорил о том только, о чем может думать и говорить явно. Но так как сие - особенно для людей занятых общественными должностями или обязанных иногда хранить чужие тайны, - вовсе невозможно, то по крайней мере должно соблюдать возможнейшую осторожность в сообщении оных.
Есть люди, которые никак не могут молчать о каком-либо деле. Часто по лицу их уже угадать можно, что у них есть какая-нибудь новость; они томятся до тех пор, пока не сообщат ее другому себе подобному болтуну. Другие хотя бы и желали хранить молчание, но не имеют искусства не разглашать вверенной им тайны намеками, взглядами, либо каким-нибудь другим образом, или не имеют твердости выдержать допытливости со стороны других людей, или же слишком много доверяют честности и молчаливости тех, которым себя вверяют. Перед всеми таковыми надобно быть скрытным.
Иногда и небесполезно бывает людей болтливых при первом же случае, когда они что-нибудь о нас разгласили, ввести в такой страх, чтобы они и заочно не смели отзываться о нас в какую бы то ни было сторону. Известные, собственно так называемые вестники, которых довольно
находится почти в каждом городе, могут быть полезны тогда, когда кому захочется разгласить какую-либо небылицу в публике. Но в таком случае непременно надобно просить их о молчаливости, иначе они может быть и не сочтут сего достойным разглашения.
С допытливыми и любопытными людьми можно, смотря по обстоятельствам, обращаться важно или забавно. В первом случае, когда мы заметим, что они сколько-нибудь вмешиваются в наши дела, за нами присматривают, подслушивают, допытываются наших поступков или стараются выведать даже наши намерения и предприятия, должно изъясниться с ними на словах или письменно или на самом деле дать им такой отпор, чтобы они впредь не захотели коснуться нас и стороною. Если же хотим над ними пошутить, то непрестанно надобно занимать их любопытство, чтобы они, развлекаясь мелочами, не обращали внимания на те предметы, которые мы стараемся от них скрывать.
Рассеянные и забывчивые люди вовсе не способны к делам, требующим известной точности. Молодых людей еще можно исправить от сей погрешности и довести до того, чтобы они нс развлекались мыслями. Люди, которые бывают забывчивы по чрезвычайной только живости темперамента, со временем, становясь старее, хладнокровнее и скромнее, от сей слабости избавляются. Другие же показывают один только вид рассеянности, думая тем почесться важным или ученым. О подобных глупостях надобно только сожалеть и остерегаться таковую рассеянность почесть пристойной. Сюда можно отнести и тех, которые притворяются больными с тем, чтобы возбудить к себе сочувствие. Но у кого память действительно слаба и долговременными упражнениями укрепить ее не может, тому советую записывать все то, что он хочет помнить, и еженедельно пересматривать свою записку; ибо, действительно, нет ничего досаднее, как если кто обещает нам что-нибудь для нас ну жное, и мы с надежностью полагаемся на его слова, но он совершенно забывает, о чем было говорсно.