Об обращении с людьми — страница 24 из 70

и для нас трудились, которые все с нами разделяли.

Непосредственно за сим следует родственная связь вет­вей, от одного корня происшедших. Члены одного семейст­ва. соединенные между собою подобною организацией, еди­нообразным воспитанием и общею пользой чувствуют друг к другу нечто такое, чего не чувствуют к друзьям своим, и, чем более расширяется сей круг, тем более чуждыми стано­вятся им другие люди.

Любовь к отечеству есть уже чувство более сложное, но для человека честного, а не для бродяги, с ранних лет ис­ключенного из гражданского общества, блуждающего из страны в страну, лишенного собственности, неспособного понимать обязанности гражданина, для которого несрав­ненно сильнее дух всемирного гражданства. Кто не любит своей матери, питавшей его своими сосцами; чье сердце не оживляется радостью при виде мест, где он в веселии и бес­печности проводил невинные, блаженные дни своей юно­сти, - какое участие может тот принимать в общем благе, когда собственность, чистота нравов, словом все, что только в мире сем может быть для человека драгоценно, утвержде­но на прочности союза с семейством и отчизной.

Ежедневное ослабление сего союза доказывает только, что мы с каждым днем все более удаляемся от высокого чи­на природы и ее законов; и если безумец, изгнанный из сво­его отечества как член бесполезный, непокорный законам, если такой безумец, недовольный принуждением, налагае­мым на него нравственным и гражданским благоустройст­вом, утверждает, что достойно мудрого разорвать все теснейшие узы и не признавать иного союза, кроме всеоб­щего братского союза между всеми обитателями земли, то он ничего не доказывает кроме того, что в наши времена нет ни одной столь безрассудной гипотезы, которая бы не могла быть принята основанием какой-нибудь философической системы. - Счастливый девятнадцатый век, в котором дела­ют столь великие открытия, например: чтобы научиться чи­тать, не нужно ознакомиться прежде с буквами и складами, или не должно любить никого в особенности, чтобы любить всех! О, век универсальных лекарств, филалетов, филант­ропов, Алхимиков и Космополитов! куда ты еще завлечешь нас!

Однако мы не дошли еще до такой степени просвещения. Есть еще люди, к коим принадлежу и я, любящие своих родственников, умеющие чувствовать семейственное сча­стье и цену кровного союза, и потому я решаюсь сделать еще некоторые замечания об обращении между родственни­ками.

(2) .

Есть родители, которые, кружась беспрестанно в вихре рассеяния, едва успевают раз в день видеть детей своих, ищут только забав, а образование сыновей и дочерей своих предоставляют наемникам или, если их дети уже взрослые, обходятся с ними с холодною учтивостью и натяжкою, как с совершенно чуждыми. Сколь противны природе и непрости­тельны таковые поступки, то не требует доказательства.

Но есть также родители, которые от детей своих требуют столь рабского почтения, столь много пожертвований, что принуждение и обоюдное от того происходящее удаление истребляют всякую доверительность, подавляют все сердеч­ные излияния до такой степени, что часы, проводимые деть­ми с родителями, кажутся для них не только скучными, но даже ужасными. Еще другие забывают, что дети делаются мужами; они обращаются со взрослыми сыновьями и доче­рями своими как с младенцами, не дают им ни малейшей свободы, нисколько не доверяют их рассудку. Сего бы не должно быть. Уважение состоит не в униженности и удале­нии, оно очень хорошо может согласоваться с дружескою откровенностью. Нельзя любить того, на кого едва смеешь взглянуть; нельзя чувствовать доверия к тому, кто всегда с угрюмою важностью повелевает; принуждение истребляет всю благородную, добровольную покорность. Что, напротив того, может быть восхитительнее зрелища обожаемого отца, окруженного возмужалыми детьми, жаждущими мудрой и ласковой его беседы, не скрывающими ни единого изгиба сердца своего пред вернейшим своим наставником, снисхо­дительным другом, который в невинных юношеских заба­вах их принимает участие или, по крайней мере, не мешает им, который с ними проводит жизнь как с лучшими своими друзьями! - Вот в чем соединяются все для человеческого сердца драгоценные ощущения: глас природы, сердечное влечение, признательность, сходство вкуса, равное участие и привычка! - Но сия непринужденность так же может вы­ходить из пределов, и я знаю отцов и матерей, которые за­ставляют презирать себя, участвуя в распутствах детей своих, или, если сии последние лучше их, чрез пороки свои, коих скрывать даже не стараются, делаются посмешищем в глазах тех, кому бы долженствовали служить образцом.

(3) .

В наши времена нередко случается, что дети родителями своими пренебрегают или поступают с ними неблагородно. Молодые люди находят отцов своих не довольно умными, занимательными, просвещенными. Девушка скучает при пожилой своей матери и забывает, сколько скучных часов та провела при ее колыбели в попечениях об ней в опасных болезнях; забывает, как в лучшее время своей жизни мать ее отказывала себе во многих удовольствиях, чтобы все ча­сы посвящать сохранению маленького сего творения, кото­рого без сей попечительное™, может быть, не было бы уже на свете. Дети забывают, сколько тревожных часов достав­ляли они своим родителям, сколь часто лишали сна забот­ливого отца, который с напряжением всех сил трудился для своего семейства, нередко должен был отказывать себе в удобствах жизни, изгибаться пред бездельниками, чтобы только достать пропитание своему семейству. - Но души благородные никогда до такой степени не забудут долга признательности, чтобы иметь нужду в моих увещаниях, а для душ низких я не пишу. Присовокуплю только, что хотя бы дети и имели причину стыдиться слабостей, даже поро­ков своих родителей, всегда благоразумнее и благороднее с их стороны будет сколько возможно скрывать оные и во внешнем обращении никогда не нарушать уважения к тем, коим они во многих отношениях обязаны. Благословение небесное и уважение всякого благоразумного человека - вот верная награда за попечительное™ детей о довольстве и уважении родителей. Горестно положение детей, которые в несогласиях, между родителями их существующих, или в каком-либо другом случае видят себя принужденными взять ту или другую сторону. Родители рассудительные всегда будут избегать вмешивать детей своих в подобные раздоры, а добрые дети поступать будут со всею осторожно­стью, какую предписывают честность и благоразумие.

(4) .

Часто слышим мы жалобы, что между чужими людьми гораздо более можно найти защиты, помощи и приязни, не­жели между ближайшими кровными родственниками; одна­ко жалобы сии считаю я по большей части несправедливы­ми. Правда, между родственниками есть люди столь же не­дружелюбные, как и между людьми совершенно нам чуждыми; конечно, случается, что родственник тогда толь­ко родственника уважает, если он богат или почитаем в на­роде, а неизвестного бедного или гонимого родственника стыдится; однако вместе с тем я думаю, что от дядюшек и тетушек часто требуют более, нежели сколько бы по спра­ведливости надлежало. Политическое устройство наше и с каждым днем возрастающая роскошь поистине для каждого делают необходимостью печись о своем семействе; а господа племяннички, невежественные и расточительные тунеяд­цы, в уверенности, что сильные и богатые родственники их не оставят, беспечно предаваясь всем распутствам, делают­ся столь ненасытными, что для человека, не привыкшего долг и совесть считать игрушкою, невозможно удовлетво­рить их требования без несправедливости против других. Для избежания подобных неприятностей советую я, не пре­зирая сердечной приязни, которая семейственную жизнь делает столь приятною, как можно менее возбуждать и пи­тать в родственниках своих надежду на помощь и защиту, покровительствовать им сколько можно без несправедливо­сти против других полезнейших людей и, имея власть, де­лать других счастливыми, не возвышать глупых своих племянничков ко вреду людей достойных.

Сверх вышесказанного можно еще к обращению с родст­венниками применить и то, что ниже сего будет сказано об обращении между супругами и друзьями, именно: что лю­ди, которые давно друг друга знают и часто видят без вся­кой личины, тем более должны быть осторожны в обращении своем, дабы взаимно себе не наскучить и от не­больших недостатков не сделаться несправедливыми против добрых качеств.

Наконец, желаю я, чтобы многочисленные семейства в небольших городах жили не для одних себя, не раздробляли тем общества на множество малых частиц и не удаляли от себя других, в родстве с ними не состоящих, так, что чужой человек, случайно попав в их круг, встречает токмо непри­язнь и скуку.

Присовокуплю еще два замечания. Первое: старые дя­дюшки и тетушки, особливо безбрачные, обыкновенно лю­бят умничать, надоедать истерическими и подагрическими причудами взрослым своим племянникам и племянницам и обращаться с ними так, как будто бы они все ешс на помо­чах ходили. Я думаю, что лучше бы им это оставить. От се­го-то старые дядюшки и тетушки вошли в пословицу. Часто небольшое наследство покупается слишком дорогою ценой, если для получения оного должно слушать бесчис­ленные, усыпительные и бесполезные их проповеди; напро­тив того, с радостью и любовью молодые родственники пеклись бы о них, если б они в обращении с ними менее бы­ли брюзгливы. Второе: во многих городах обращение между членами одного семейства бывает принужденным и непри­язненным. Гражданские, хозяйственные и многие другие отношения заставляют их часто видеться; но, не взирая на то, они беспрестанно между собою ссорятся, друг друга раз­дражают, ненавидят и тем огорчают свою жизнь. Где нет сходства в образе мыслей, где нет согласия и дружбы, там лучше оставлять друг друга в покос, обходиться со взаим­ною вежливостью, а друзей избирать по своему сердцу.

ГЛАВА III.

Об обращении между супругами.

О).

Благоразумный выбор при заключении важнейшего в жизни человеческого союза есть, без сомнения, надежней­шее средство к достижению супружеского счастья. Если, на­против того, люди, которые нс стараются взаимно услаждать и облегчать себе бремя жизни, а более руковод­ствуются противоположными склонностями, желаниями и выгодами, по несчастью, видят себя соединенными нераз­рывными узами, - тогда супружество есть чаша, исполнен­ная горестей, цепь беспрерывных, тяжких жертв, жесточайшее рабство, вечное стенание под железным игом необходимости, без надежды на иное избавление кроме то­го, когда хладная рука смерти прекратит и страдания.