разумных, душевные и телесные недуги могут действовать с сей стороны, и только в веке всеобщего изнеможения можно выиграть что-нибудь жалобами на сухощавость, слабость зрения, желудка и расслабление членов. Надлежит стараться отвратить таких людей от сих глупостей, убедить их, что лучше возбуждать удивление, ежели сожаление, и что ничто не делает столь выгодного впечатления, как человек здравый телом и душой, предстоящий в полной силе и цвете, яко украшение всего бытия.
Наконец, в болезнях, в коих душа много имеет власти над телом, в коих скорбь душевная увеличивает болезнь и препятствует выздоровлению, надлежит употреблять все усилия свои к тому, чтобы водворить в душе больного веселость, терпение, отраду и надежду.
(4) .
Еще снисходительнее и осторожнее должно поступать с людьми, гонимыми роком, - с несчастными, неимущими, угнетенными, изгнанными, униженными, с заблудшими и преступившимися. Скажем несколько слов о каждом из сих классов в особенности.
Помогай неимущим, если Бог даровал тебе к тому средства! Не гони бедных от дверей дома твоего, если без несправедливости к приближенным тебе можешь сделать хотя малое даяние. Как бы мало или велико оно ни было, делай его от доброго сердца и, как я уже изъяснил выше, говоря о благодеяниях, - приличным образом. Не выискивай слишком: сам ли виновен в своем несчастьи человек, которому ты можешь помочь, или нет! Кто во всем свете совершенно невиновен в постигающих его бедствиях, если все строго исследовать? - Ежели же ты не хочешь или не можешь ничего дать, то не прибегай к пустым отговоркам или к ложным обнадеживаниям; не отказывай бедному чрез людей твоих, проволакивая его от одного дня до другого! Наипаче не позволяй себе в оправдание своего жестокосердия говорить грубости, оскорбительные поучения тому, кому отказать решился; скажи ему сам в коротких, но ласковых словах, почему ты не можешь или не хочешь ничего дать! Сделай с первого слова то, что хорошо и благоразумно, и не ожидай, чтобы повторными просьбами старались тебя смягчить. Не будь, однако, расточителен; руководствуйся в благодеяниях с обязанностями своими к себе и другим; не расточай бродягам, праздным тунеядцам того, на что имеют право старцы, немощные и угнетенные несчастиями! Малое даяние твое да сопровождается утешительным словом, добрым советом, ласковым, сочувствующим взором! Обращайся крайне разборчиво с особами, в неприятных домашних обстоятельствах находящимися! Они обыкновенно весьма чувствительны, легко думают, что за бедность их презирают. Деньги, к несчастью, слишком много имеют влияния на чернь всех званий. Не принадлежи к числу сей черни! Чти достойного бедняка пред лицом всего света! Старайся доставить ему хотя несколько приятных мгновений, если не можешь поправить его состояния! Вообще все несчастные недоверчивы и считают всех предубежденными против себя. Старайся вывести их из сего заблуждения, приобрести их доверие! Не отворачивайся от плачевных зрелищ! Не убегай жилища нужды и бедности! Надлежит ознакомиться с бедствиями человеческого рода, чтобы уметь соболезновать страждущему другу. Где боязливый бедняк втайне вздыхает, не смея приступить с просьбой о помощи, где несчастья подавляют трудолюбивого человека, видевшего некогда лучшие дни, где многочисленное, честное семейство при всем напряжении сил трудами рук своих не может приобрести столько, чтобы защитить себя от голода, холода и болезни, где на жестком одре проливаются горькие слезы, и рыдания прерывают тишину ночи, - туда, друг страждущего человечества, туда, благотворитель! обрати свой взор! Там ты можешь употребить вверенные тебе ■ Всемогущим Творцом богатства, там принесут они тебе выгоды, каких никакой банк на земле дать не может.
У кого нет денег, тот не имеет и бодрости духа. Он везде опасается унижения и от того везде показывает себя не с
выгодной стороны. - Ах! ободри такого несчастливца! чти его, если он того заслуживает, и убеди к таковому же поступку и друзей своих!
Есть, однако, страдания, тягостнее бедности и нищеты: душевные скорби, поедающие все жизненные силы! Ах! щади скорбящего; имей о нем попечение! Старайся ободрить, утешить его, возбудить в нем надежду, излечить сердечные раны его; если же не можешь облегчить бремя, его подавляющее, то помоги ему нести оное; пролей с ним слезу братского соболезнования! Соображайся, однако, всегда с рассудком! Бывают горестные минуты, в которые вся философия бесполезна; тогда нежное сочувствие есть лучшее утешение. Бывают скорби, истребление коих надобно совершенно предоставить времени; бывают печали, облегчаемые только уединением; бывают случаи, в коих должно употреблять твердые, сильные убеждения, возбуждать мужество, веру в собственные силы; бывают и случаи, в коих надлежит употреблять силу, чтобы исторгнуть страдальца из бездны отчаяния. Благоразумие во всяком из сих особых случаев должно научить нас, какие употребить нам средства.
Несчастные охотно присоединяются друг к другу. Но вместо того, чтобы утешать друг друга, они только жалуются, тем большей предаются печали и теряют всякую надежду. Я предостерегаю от сего и советую всякому удрученному печалью, ежели ни собственный рассудок, ни развлечения не облегчают его состояния, прибегнуть к обществу благоразумного, несентиментального друга и с помощью его стараться обратить мысли свои на предметы, горести его не питающие.
Есть люди, которые при всяком поводе к печали становятся не столько печальными, сколько брюзгливыми, сварливыми, даже коварными, так, что они невинных заставляют страдать, когда что-нибудь делается не по их желанию. Сердце благородное горестью смягчается. И самый мизантроп, раздраженный судьбою, если он только добрый человек, будет мрачен и, смотря по темпераменту своему, иногда нетерпелив и вспыльчив; но никогда с намерением не возложит на другого бремя скорби своей, и сие тем менее, чем горесть его сильнее.
Большая часть людей соболезнуют только безмолвной печали и чувствуют неудовольствие при громких жалобах, может быть потому, что сими последними как бы хотят принудить участвовать в оных.
За угнетенных, унижаемых и гонимых должно вступаться в той мере, как рассудок то позволяет, и если мы покровительством своим вместо пользы не причиняем вреда. Не только сие есть обязанность, когда дело идет о деятельной помощи и спасении отдельного честного человека, но и во всяком кругу людей, в коем скромные заслуги так мало примечаются и даже презираются пустыми вертопрахами, где чины и наружный блеск затмевают внутреннее достоинство, где говоруны и ветреники заглушают голос благоразумного, должно поставить себе за правило отличать почтенного человека, безмолвного и смущенного, никем не вопрошаемого, которого всякий презирает, унижает, осмеивает; и стараться ласковым и почтительным разговором ободрить его. Надобно только дать ему случай приличным образом вступить в разговор, и всякий тогда удивится, увидя, что это совсем другой человек. Часто я внутренне огорчался, видя, как обращаются Штаб-Офицеры с молодыми людьми, достигшими уже первой степени, чтобы со временем взойти и на ту степень, на которой стоят первые, как поступают с учителями в знатных домах, с собеседницами знатных безумных дам, с деревенскими девушками в обществе тощих городских барышень, с молодыми конторщиками в обществе их хозяев. Везде, где я имел некоторый вес, я считал за честь извлекать таких мучеников из томительного их положения и заводить с ними разговор, когда все их оставляли.
Часто я имел случай делать странное замечание, а именно: зависть и ненависть преследуют каждого счастливца; злоба и пронырство не прежде успокаиваются, как подавив псе их превосходящее. Но едва счастливец падает, как все, даже его гонители, считают честью для себя принять его сторону, разумеется, тогда только, когда уже нет надежды, чтобы это могло его восстановить. Можно почти сказать, что не совсем тот несчастлив, кто имеет еще врагов.
Между всеми несчастливцами заблудшие и преступив- шиеся, без сомнения, наиболее заслуживают сожаления. Под сими наименованиями разумею я тех, которые, будучи первым поступком вовлечены в бездну преступлений, подавили в себе всякое чувство добродетели, получили наклонность к пороку, потеряли упование на Бога и людей, не имеют даже духа помыслить о возвращении на путь истины и добродетели. Они, говорю я, наиболее достойны сожаления, ибо лишены единственного утешения, могущего поддержать нас и в самом лютом страдании: внутреннего убеждения, что не самовольно навлекли на себя свою участь. Сии несчастные заслуживают не только сожаление, но и наше снисхождение, наши наставления и, буде еще есть время, нашу помощь. Мы не судили бы так строго, не гордились бы своими добродетелями, часто случайными и от сложения нашего происходящими, мы бы простерли руку помощи споткнувшемуся, старались бы восстановить падшего, если бы всегда довольно имели благоразумия, снисхождения и беспристрастия, чтобы рассудить, сколь легко слабое сердце человеческое заблуждается, сколь велика сила соблазна, когда пылкие страсти и обольстительный случай соединяются, сколь привлекательна наружность некоторых пороков, которые часто скрываются под личиною философии и софистическими умствованиями умеют заглушать внутренний глас лучшего убеждения, что нужен только один малейший шаг, чтобы сделаться жертвою хитрого обмана и постепенно далее и далее заблуждаться в ужаснейшем лабиринте; если бы хотели помыслить, как часто гонения рока, отчаяние и лучшего человека превращают в злодея и преступника, как несправедливое, гнусное подозрение может сделать его тем, чем его считают, если б со смирением хотели признать, что стечение тех же самых внутренних и внешних обстоятельств, коими он доведен до падения, и нас могли бы сделать тем, что он есть - о! тогда мы не были бы столь строги и немилосердны. - Но не значит ли сие проповедовать глухим ушам? - пусть так! но сердце влечет меня, и я не могу обойти сего предмета молчанием. Итак, приступим к делу! - Ничто не исправляет менее, как сухие, нравственные поучения. Мало есть людей, даже между самыми порочными, которые бы не умели наговорить множества превосходнейших поучений об обязанностях человека; жаль только, что страсти изъясняются красноречивее рассудка. И потому, если хочешь сему последнему дать перевес над первыми, то надлежит тебе знать искусство, как нравственные наставления свои облекать в прелестную одежду и привлекать на свою сторону не только рассудок, но вместе сердце и чувственность того, кого исправить ж