(9).
Поведение наше в отношении придворных в точности должно быть соотнесено с их поведением относительно нас. Ни одного шага не должно делать в упреждение их. Сей род людей в требованиях не ограничен. Отвечай на гордость гордостью, на холодность - холодностью, на ласки - ласками; но не плати ни более, ни менее того, сколько сам получил от них! Соблюдение сей предосторожности имеет различную пользу. Утонченные светские люди подобны тростнику, колеблемому ветром. Поелику они сами малое имеют представление о внутреннем достоинстве [человека 1, то и вся их жизнь основывается на внешней молве о нем. Они прильнут к тебе, как скоро заметят, что тебя люди уважают; но если ты всех сих болтунов не привлек на свою сторону ласкательством или чем-нибудь сему подобным, то скоро услышишь публичные нелестные о себе отзывы. Едва только успеет разнестись такой слух в обществе, сразу же заметят сии ползающие твари действие оного; и если оно успеет укорениться, так сразу же начнут гордиться пред тобою. Если ты этим тревожишься и станешь обходиться с ними по внушению собственного чувства как с такими людьми, дружественное расположение коих ты бы охотно сохранить желал, то тем только увеличишь их нескромность; они станут способствовать распространению сплетен, которые, несмотря на незначительность повода, могут причинить тебе великую досаду. Но если тому, кто обходится с тобой холодно, ты выкажешь презрение, то он, верно, тебя оставит, позаботится о собственной репутации, никогда не станет говорить о тебе с худой стороны и будет изгибаться пред тобой как пред таким человеком, который, по его мнению, имеет какое-нибудь тайное покровительство, и именно потому, что ты кажешься ему столь твердым и равнодушным ко всем отзывам публики. Плати ему двойною ценой за все то, чем он дерзнул тебя огорчить! Не прельщайся никакими ласками, пока он не покорится тебе в полной мере! Я, отказавшийся уже от счастья блистать в большом свете, не следую в сем случае никакой определенной системе, но сообразуюсь с одним только расположением духа. Привыкнув к истинным чувствам, исходящим от чистого сердца; умея по достоинству оценить дружеское расположение и доброжелательность; менее заботясь снискать уважение, нежели любовь, - признаюсь, меня всегда огорчает холодное обращение со мной тех людей, о которых я имею хорошее мнение. Правда, иногда меня это забавляет, и я сердечно радуюсь, когда слышу, что праздная публика проходится по поводу моей особы потому, наверное, что слыву человеком, который служит в большом свете как волонтер, не домогающийся никаких для себя выгод. Впрочем, я не хвалю того, что делаю сообразуясь с особенностями своего темперамента. Лучше всего наименее показывать беспокойства о всех подобных сплетнях, ни с кем об оных не говорить и никому не объясняться. В таком случае через несколько дней умолкнут все сплетни, которые иначе, может быть, увеличили бы только зло.
(Ю).
Будь вежлив и ласков во внешних своих поступках! При дворах и в больших городах часто необходимо видеться, снисходить и ласково обходиться даже с такими людьми, которых не уважаем; при этом надо помнить, что здесь не ищут друзей, а только собеседников. Но если где требует того польза или, по крайней мере, возможно заставить себя уважать или даже бояться таких людей, кто одним только страхом и может быть обуздан, - в таком случае заставь почувствовать свою власть! В обращении со льстецом имей достоинство, чтобы ему и не вздумалось когда-либо над тобою подшутить или ввести тебя в какой-нибудь обман! Сии низкие души трепещут, чувствуя превосходство благоразумного, основательного человека, но превосходство не должно перерождаться в высокомерие или низкую гордость. При случае говори сим людям правду, но без жара и грубости!
Если благоразумие позволяет, то с хладнокровием опровергай ошибочные их суждения! Заставь их молчать, когда они порочат какого-нибудь честного человека! Противопоставляй скрытным их проискам бодрость, деятельность и истинную силу! Удерживайся от всяких дружеских с ними шуток! Не давай свободы истинной веселости духа, чтобы не сказать такого слова, которое бы могло быть употреблено тебе во вред!
(11) .
Вообще в большом свете никогда не говори пламенным языком сердца! Сей язык там неизвестен. Не говори также об истинных, приятных для тебя, простых удовольствиях домашних! Это тайны для людей светских и должны оставаться тайнами. Управляй лицом по своей воле, чтобы не было на оном изображено ни удивления, ни удовольствия, ни отвращения, ни скуки! Придворные лучше понимают чувства, изображенные на лице твоем, нежели самые вещи, эти чувства вызвавшие; в этом, собственно, и состоит вся почти их наука. Никому не вверяй дел своих! Не только в словах, но и в слушании будь осторожен! Иначе можешь навлечь на себя чье-либо неудовольствие.
(12) .
Я уже прежде сказал, что поведение наше в большом свете должно меняться в зависимости от того, с кем мы имеем дело, т.е. от положения каждого человека в свете; и что то, что хорошо в отношении с одним, совсем не подходит для другого. Кто не только хочет жить и снискать уважение в свете, но и действовать, отличаться, задавать тон другим, тот должен гораздо короче познать свет. Там может быть очень важно: принадлежать ли к господствующей стороне или вовсе не принимать чью-либо сторону. (В сем случае всего надежнее не приставать ни к какой.) В свете часто нужно руководствоваться политикою: в каком случае при непредсказуемой выгоде не надобно помогать; когда надобно даже вредить; когда должно оставлять гонимых своих приятелей и не вступаться за них явно. В свете может быть нужно сначала представляться маловажным, дабы не заметили и не расстроили дальнейших планов, и довольствоваться скромной ролью. (Поелику такой человек обыкновенно имеет более голосов на своей стороне, нежели другой, более заметный). Но во всех делах, производимых в большом свете, преимущественно соблюдать должно хладнокровие, т.е. никогда не забывать держать себя в руках, и всячески избегать опрометчивых шагов; никогда не жертвовать разумом ради сердца, в угоду темпераменту и пустым мечтам; надобно иметь предусмотрительность, решимость, присутствие духа. Часто бывает так, что при посредственных природных дарованиях именно благодаря хладнокровию и другим подобным качествам господствуют над живейшими и утонченными пламенными людьми. Но сего трудного искусства, если только оному вообще научиться можно, если оно не есть исключительный дар природы, достигнуть можно только через многолетний труд и опыт.
(13).
В заключении сей главы скажу нечто о пользе, доставляемой нам обращением с людьми большого света. В самом деле, она - эта польза - не маловажна. Правила, предписывающие нам известные обыкновения образованного общества, конечно, не суть правила нравственности, но правила взаимного согласия, цель же сего согласия есть та, чтобы стараться все неизбежные неудобства, сопряженные с стесненным положением, сделать сколько можно сносными, не употребляя к тому таких средств, которые бы оскорбляли чье-либо человеческое достоинство.
Итак, желательно, чтобы не так-то уж и вооружались против истинно утонченного светского тона. Он научит нас не оставлять без внимания и маловажные угождения, доставляющие приятности и удобства в жизни. Он возбуждает внимание наше к порывам человеческого сердца; изощряет наблюдательный наш дух; приучает нас жить с людьми всякого рода, не доставляя им огорчения и не чувствуя оного с их стороны. Настоящий и вместе с тем честный царедворец всегда заслуживает уважения; и нет никакой надобности удаляться в пустыню или погребать себя в тихом кабинете, чтобы только иметь право называться философом. Не имея хотя бы некоторого о большом свете представления, весьма мало поможет нам вся кабинетная ученость и познание людей, почерпнутые из книг. Итак, я советую всякому молодому человеку, который только имеет благородное честолюбие и охоту познать свет и людей, быть полезным и деятельным, по крайней мере на некоторое время вступить в свет хотя бы только для того, чтобы собрать материалы для наблюдений, которые некогда в старости будут занимать его ум и позволят дать полезное наставление своим детям и внукам, которые, может быть, определены искать свое счастье при дворе и в больших городах.
ГЛАВА IV.
Об обращении с духовными особами.
(1) .
Теперь я стану говорить об обращении с людьми других состояний и отношений и потому справедливым почитаю начать с духовенства, посвятив оному особенную главу. Сколь наставительно, сколь благотворно обращение с таким человеком, который совершенно посвятил себя священному своему званию; коего разум и воля просвещены кроткими внушениями Религии; кто с пламенною ревностью стремится к истине и добродетели и силу слов поддерживает собственным примером; который своим прихожанам друг, благодетель и наставник; который в поучениях своих прост и чистосердечен; скромностью, простотою нравов, воздержанием и бескорыстием отличается яко достойный последователь Апостолов; не чуждается иноверцев, отечески снисходителен к заблудшим; не отвращается невинных забав и притом в собственном домашнем кругу добрый, нежный и благоразумный хозяин! Но не все служители Религии похожи на сие изображение. Люди без воспитания и нравов, возникшие из самого низкого состояния, без здравого рассудка и без всех других познаний, кроме тех, кои нужны им только для самого пустого испытания, вступают в сие состояние, добиваются приходов и для достижения сей цели употребляют все возможные происки и унижения. Таковые едва только успеют достигнуть предполагаемой ими цели, вдруг делаются низкими. Будучи скупы, алчны, сладострастны, прожорливы, льстецы вельможам и богачам, надменны и горды пред низшими, завистливы и злобны к равным, они по большей части сами причиною столь всеобщего презрения к священному их сану. Религия в глазах их не что другое, как сухая наука, а звание - прибыльное ремесло. В деревне они делаются совершенными мужиками, предаются праздности и неге и жалуются на безмерный труд, когда они должны чрез неделю с кафедры усыплять паству своим бедным догматическим остроумием. Они всегда домогаются п