епонятно! Покивай значительно головою, когда не умеешь что сказать кстати! Выказывай презрение к возникающему таланту! Льсти знатным, богатым, всемогущим любителям и Меценатам! Удовлетворяй их склонности к забавам и мелочам! Таким образом и ты можешь споспешествовать всеобщему развращению вкуса. Но если ты чувствуешь в себе силы и не имеешь причины чуждаться людей, то вооружись против всех сих мерзостей, осуждай оные, но с основательностью! Сколь, однако же, прискорбно, что и достойнейший художник в наши времена должен сколько-нибудь идти сею дорогой, если он не хочет уступить место какому-нибудь шарлатану! Сколь, говорю я, прискорбно, что часто единственно для того, чтобы понравиться и сыскать пропитание, он принужден бывает скромностью, простотой и достоинством жертвовать господствующей моде и предрассудкам; принимать ложный блеск и унижать себя до роли вертопраха или шута! Неприятно также для художника, а в особенности, для музыканта, когда он попадает в общество таких людей, которые, желая ему удивляться, просят что-нибудь сыграть им, между тем сами вовсе не обращают внимания на искусство, потому как не имеют понятия об оном. Отказать он не смеет, опасаясь, чтобы не сочли его упрямым. Итак, садится он за фортепиано, играет превосходное адажио, вдруг все кричат: прекрасно! превосходно! и тем прерывают его в самом лучшем месте. Таких неприличностей надобно остерегаться!
(8).
Теперь скажу еще нечто для предостережения молодых людей относительно художников, особенно актеров обыкновенного рода. Я выше уже заметил, что короткое обращение с большей частью из них со стороны их познаний, нравственности и экономических обстоятельств не очень выгодно может быть для [вашего] ума, сердца и кармана; но и в других отношениях советую также быть осторожным. Если бы знали, сколь я сам люблю и уважаю изящные искусства, то никому в голову бы не пришло приписывать предубеждениям и холодности моей то, если я советую молодому человеку быть умеренным в его занятии изящными искусствами и в обращении с благосклонными музами и жрецами оных. Музыка, Поэзия, театральное искусство, танцы и живопись, конечно, благотворные действия производят на сердце: они смягчают и делают оное способным ко многим благородным впечатлениям, они возвышают и обогащают воображение, изощряют ум, возбуждают веселость и расположение духа, смягчают нравы и распространяют общежительные добродетели. Но и сии превосходные действия, если только они преступают за пределы благоразумной умеренности, бывают причиной многих несчастий. Душа слабая, изнеженная, всеми (как действительными, так и воображаемыми) собственными и чужими несчастьями в волнение приводимая, -.такая душа есть несчастный подарок [судьбы ]. Сердце, слишком чувствительное ко всякому впечатлению и движимое разными страстями во все стороны, всякую минуту тревожится противоположными чувствами; расположение, которым всякий обманщик, умеющий только настроиться на определенный тон, может играть по своему произволу - все это весьма неблагоприятно сказывается в таком случае, когда нужна бывает твердость, непоколебимое мужество и постоянство. Слишком горячее и скорое воображение, которое всем душевным силам придает романтический порыв и переносит нас в царство идеального, - такое воображение в действительном мире может сделать нас либо весьма несчастными, либо ни к чему не способными. Оно рождает в нас ложные и неоправданные надежды, возбуждает требования, которые мы удовлетворить не в состоянии, и вселяет в нас отвращение ко всему тому, что не соответствует нашим идеалам, за которыми мы в очаровании гоняемся, как за тенью. Безудержное остроумие и шутливое расположение духа, несообразные с правилами скромного рассудка, легко могут не только вредить нравственности, но и унизить нас до того, что мы, вместо того, чтобы стремиться к высшей мудрости и беспристрастной истине и употребить способности свои на действительно полезные предметы, станем искать только минутного наслаждения, и вместо того, чтобы вникать в самую сущность вещей, будем останавливать свой взор на одну блестящую наружность. Веселость может переродиться в необузданность, в стремление ко всегдашним восторгам. Кроткие нравы нередко превращаются в вялость, в чрезмерную гибкость, в низкую и неизвинительную снисходительность, которые вовсе подавляют мужественный характер; а жизнь, посвященная одним только общественным забавам и чувственным удовольствиям, удаляет нас от всех основательных занятий, в которых получаем хотя и позднее, но зато надежное и постоянное удовольствие, достигаемое через преодоление трудностей и постоянное усилие. Привычка к такой жизни делает уединение, столь благотворное для ума и сердца, несносным; а спокойную, домашнюю, семье и гражданским обязанностям посвященную жизнь, отвратительною. Словом, кто совершенно посвящает себя изящным искусствам и проводит всю жизнь свою с их любителями, тот подвергает опасности собственное свое благополучие и, по крайней мере, не столько способствует к счастью других, сколько бы он мог сие делать по своему призванию и способностям. Все, сказанное мною здесь, касается особенно театра и обращения с актерами. Если бы наши театры были тем, чем бы мы им быть желали, а именно: школой нравов, где бы приятным и соответственным образом представляли нам наши заблуждения и дурачества; вот тогда весьма бы хорошо было часто посещать театр и общаться с людьми, которых надлежало бы почитать, как благодетелей их века. Но не должно судить о театре по тому, чем бы он мог быть, но по тому, каков он на самом деле. Если комические черты дурачества в наших комедиях настолько преувеличены, что никто не узнает в них собственных слабостей; если они наполнены романтическою любовью; если молодые мечтатели и влюбленные девушки постигают из них, как обольстить и выманить согласие у старых благоразумных отцов и матерей, которые для счастья супружеского требуют нечто большего, нежели одной только симпатии и минутного услаждения любви; если в наших драмах легкомыслие показывают в приятном уборе, гнусный порок выступает на сцену во всем блеске и совершенною отделкой исполнения против воли вызывает восхищение; если в трагедиях взор наш поражается одними только ужасами; если внимание наше приучено к ожиданию чудесных и волшебных завязок и развязок; если мы на самые вздорные оперы смотрим равнодушно, лишь бы занимала нас сколь-нибудь музыка; если самый посредственный актер или актриса пользуются всеобщим уважением потому, что имеет партию в публике; если, наконец, для достижения сей ничтожной цели наши драматические писатели пренебрегают правдоподобием, истинной природой, благоразумием и соображением, а, следовательно, подают повод зрителю не искать в театре пищи для души, но одного только препровождения времени и чувственного наслаждения, - то кто не поставит себе обязанностью советовать молодым людям обоего пола сколь возможно осторожнее наслаждаться сими удовольствиями? А что касается до самих актеров, то их состояние действительно имеет много привлекательного. Свобода, независимость от принуждений гражданской жизни, хорошая плата, одобрение и успех у публики, случай показать публично свои дарования (без того, может быть, навсегда бы в неизвестности оставшиеся), заискивание, хороший ласковый прием от молодых людей и почитателей искусства, досуг, случай узнать города и людей, - все сие может побудить некоторых молодых людей, стесненных худыми обстоятельствами или имеющих беспокойный нрав, либо одаренных беспорядочною деятельностью, избрать сие поприще, особенно когда они находятся в короткой связи с актерами и актрисами. Но рассмотрим обстоятельнее самый предмет! Кто обыкновенно бывают сии театральные герои и героини? Люди без нравственности, без воспитания, без правил, без познаний; бродяги; люди, возникающие из самых низов; с сими-то людьми жить надобно во всегдашнем сообществе, посвятив себя сему званию. Трудно в таком случае не быть увлеченным каким-нибудь сомнительным стремлением; трудно не развратиться. Зависть, недоброжелательство, происки всегдашнюю поддерживают между ними вражду. Сии люди нс привязаны к отечеству, а, следовательно, не имеют достаточной побудительной причины быть добрыми и внимательными к званию своему между согражданами. Если прибавить к тому презрение, с каким обыкновенно, хотя и несправедливо, смотрят на них некоторые степенные люди, то сердце их огорчается и становится еще хуже. Ежедневная перемена ролей лишает их собственного характера, и, наконец, они делаются тем по привычке, что так часто доводилось им представлять на сцене; при этом никакого не обращают внимания на собственное расположение духа; часто они должны бывают представлять шута, когда сердце снедается печалью и наоборот. Сие побуждает и к притворству. Публика начинает пресыщаться актером и его игрой; по прошествии десяти лет приемы его уже не восхищают; легко приобретенные деньги скоро проживаются, и, таким образом, скудная, беспомощная и болезненная старость нередко составляет последнее явление актерской жизни.
(9) .
Кто имеет в своем ведении и управлении актеров и музыкантов, тому советую с самого начала показать им свою власть, если не хочешь зависеть от их упрямства и прихотей. Главное дело состоит в том, чтобы дать им заметить, что ты знаешь свое дело, что умеешь судить и наставлять художника, приучить его к точности и порядку и при первом же проступке, умничаньи и своевольстве заставить почувствовать строгость. Впрочем, должно обходиться с ними сообразно дарованиям и нравственному поведению каждого, вежливо и отличительно, но не слишком, однако же, коротко с ними дружиться.
(Ю).
Надобно поощрять молодого писателя и художника скромным одобрением, но не должно ему льстить и хвалить его излишне; большую часть из них портят таким образом. Чрезмерное рукоплескание и похвала кружат им головы, делают их надменными и высокомерными. Они тогда не радеют более о достижении большего совершенства и перестают уважать публику, которую столь легко, по-видимому, удовлетворить можно. Но, к сожалению, состояние нынешней нашей словесности очень легко заставляет нас хвалить все то, что только не есть явный вздор, потому что уже почти привыкли читать пустые сочинения, особенно по части изящных наук.