в собрании прав. Сухой правовед в общежитии есть действительно самое скучное творение, какое только можно себе представить. Будучи несведущими во всех прочих отношениях человеческих, во всех других познаниях, относящихся к просвещению ума и образованию сердца, вступают они в должности. Их варварский слог, длинные паузы, умение запутывать и усложнять самое простое и ясное дело, отвратительны и несносны для всякого, кто любит ясность и определенность. Если тебя и не постигло еще то несчастие, что дело твое досталось в руки какому-нибудь корыстолюбивому, пристрастному, нерадивому или слабоумному судье, то довольно уже и того, когда твой или соперника твоего стряпчий есть человек бесчувственный, корыстолюбивый, глупый или пронырливый, чтобы тяжбу, которую всякий другой благонамеренный человек мог бы решить в один час, продлит на несколько лет; целую комнату завалит актами и втрое больше издержит, нежели чего стоит сам предмет тяжбы; и, наконец, проиграв самое справедливое дело, увидишь неоспоримую свою собственность во владениях другого. - Но, положим, что ни того, ни другого не случится, положим, что судьи и стряпчие - люди искусные и честные, однако же сам ход правосудия в некоторых странах действительно таков, что надобно быть Мафусаилом, чтобы дожить до конца тяжбы. Там целые семейства разоряются и скитаются в бедности, между тем как бездельники и алчные стряпчие делят между собой их собственность. Там самые справедливые просьбы по недостатку какой-нибудь пустой формы остаются без уважения или объявляются необоснованными. Бедный принужден бывает молчать, когда богатый его сосед лишает его отцовского наследства, если только пронырство находит средство исказить смысл какого-нибудь древнего документа, или если только ущемляемый в правах не имеет достатка заплатить непомерные издержки за производство тяжбы. Дети и потомки принуждены иногда взирать спокойно, как имение их предков под предлогом числящихся за ними долгов в течение целых столетий остается в руках грабителей, между тем как ни они, ни кредиторы не получают от оного никакой пользы; если только сии грабители умеют представлять такие отчеты, которые с соблюдением всех требований юридического крючкотворства оформлены правильно. Там часто невинный должен бывает кончить жизнь свою на эшафоте потому, что судье не столько известен язык невинности, сколько обороты ложного красноречия. Но что помогут все сии жалобы? и кто не знает сих разорительных ужасов?
Я не могу в сем случае дать лучшего совета, как только всячески стараться, чтобы не попасть в руки правосудия, как самому лично, так и с имением своим. Всевозможными мерами избегать надобно всякой тяжбы и лучше помириться при самом даже надежном удостоверении в своем праве; лучше уступить половину того, что у нас оспаривает другой, нежели вступить в тяжбу и потерять все.
Надобно содержать дела свои в таком порядке, распределить все при жизни с такою ясностью, чтобы наследникам не оставалось ни малейшего поводу к судебному спору.
Но если несчастье вовлекло тебя в тяжбу, то старайся сыскать честного, бескорыстного и искусного стряпчего (правда, такого надобно будет еще поискать); сделай с ним условие, обещай ему гораздо большую плату, судя по краткости времени, в продолжении которого он кончит спорное дело. Не думай уже возвратить свою собственность и средства, когда они перешли в руки стряпчих и кураторов, особенно в таких странах, где господствуют древние обряды, т.е. медлительность и неосновательность в делопроизводстве.
Но ни коим образом не подкупай судей! Кто подкупает, тот почти такой же бездельник, как и тот, кто соглашается на подкуп.
Надобно вооружаться терпением во всех делах, которые имеешь с правоведами обыкновенного рода. Не должно употреблять стряпчего в таких делах, которые сами по себе просты и требуют скорого решения.
Соблюдай крайнюю осторожность на бумаге, в словах, обещаниях и суждениях, когда имеешь дело с правоведами: они привязываются к буквальности тобой сказанного или написанного. Юридическое доказательство не всегда есть доказательство здравого рассудка; юридическая истина иногда бывает несколько более, иногда несколько менее обыкновенной истины; юридическое выражение нередко значит совсем другое, нежели обыкновенное, и юридическая воля часто бывает совсем противная тому, что мы называем волей в общежитии.
(3) .
Теперь я приступаю к состоянию военному. Если бы в нынешних наших войнах сражались еще друг против друга, если бы искусство истреблять людей не было отработано столь методически и не сделалось столь механическим, если бы одна только личная храбрость решала участь войны, и солдат сражался бы только за свое отечество, для защиты своей собственности и свободы, то, конечно бы, не господствовал такой тон между сими людьми, каков ныне, когда от искусного воина требуются совсем другие познания, когда совершенно новые побуждения, т.е. подчиненность и случайное понятие о чести заменили некоторым образом место прямой храбрости. Однако же, еще в первой половине прошедшего (XVIII) столетия некоторая суровость, своевольство, пренебрежение всеми правилами нравственности и общежития были почти всеобщим характером военного человека как высшего, так и низшего звания. Но в наши времена, кажется, все сие переменилось. Во всех почти
Европейских государствах находятся между старыми и молодыми воинами такие, которые познаниями своими во всех науках и художествах, особенно в тех, что непосредственно относятся к их званию, скромным и благородным своим поведением, строгою нравственностью, кротостью своего характера, полезным употреблением своих досугов к образованию ума и сердца заслуживают всеобщее уважение и любовь. Итак, я бы и вовсе не предлагал здесь каких-то особенных правил об обращении с Офицерами, если бы не побуждали меня к тому частью исключения, которые и здесь, также, впрочем, как и везде, встречаются, а частично некоторые другие обстоятельства, которых не могу пройти молчанием. Впрочем, я коснусь сего в кратких токмо словах.
Кто, смотря по своему состоянию, возрасту или по своим правилам, не хочет терпеть насмешек или оскорблений и мстить за оное поединком, - тот хорошо поступает, если избегает всякого случая, в игре ли, на празднествах или других подобных собраниях связываться с необразованными людьми военного состояния; или если не в состоянии избежать таких случаев, то насколько это возможно должен вести себя осторожно, вежливо и степенно. Впрочем, здесь очень много зависит от того, какое кто снискал уважение: прямодушного, постоянного, честного и благоразумного человека обыкновенно уважают и щадят даже самые распутные и необразованные люди.
Но вообще в обращении с Офицерами я советую соблюдать осторожность в словах и поступках. Предрассудок о худо понимаемой чести, господствующий в большей части армий, особенно во французской, который, с другой стороны, во многих отношениях может также иметь свою пользу, заставляет офицера не оставлять и малейшего двусмысленного словца без того, чтобы потребовать от вас удовлетворения поединком. Часто выражение, в общежитейском смысле позволительное,для офицера имеет смысл обидный. Можно, например, сказать: "Однако же вы не так-то хорошо поступили", но нельзя сказать: "Вы поступили худо", хотя то, что не хорошо, по необходимости должно быть худо. Итак, если вы хотите обращаться с людьми, живущими под влиянием сих законов, то надобно знать и сей условный язык.
Что в присутствии офицера никогда ничего, даже малейшего, в прсдосуждение военного состояния говорить не должно, само собой разумеется; тем более, что действительно нужно, чтобы солдат считал свое состояние первым и важнейшим в свете. Иначе, что же его может побудить посвятить себя столь трудному и опасному поприщу, если не внушения чести и славы? Наконец, военным людям можно понравиться свободным, простосердечным, смелым и со скромною веселостью соединенным обращением, что должен знать тот, кто хочет жить между людьми сего класса.
(4) .
Может быть, ни одно состояние не имеет столько выгод, как купеческое, если только купец не с пустыми руками вступает в оное; если счастье не слишком ему не благоприятствует; если он успел не много нажить; если производит предприятия свои с надлежащим благоразумием; если в спекуляциях своих соблюдает благоразумную осмотрительность. Никакое состояние не пользуется такою счастливою свободой, как сие. Никакое состояние никогда не имело непосредственно столь сильного и важного влияния на нравственность, образование и роскошь, как купеческое. Если купечество посредством сношений, каковые имеет оно между отдаленными и разнообразными народами, способствует к преобразованию целых народов и ознакомлению нас с душевными и телесными потребностями, с науками, прихотями, болезнями, сокровищами и нравами, которые без того, может быть, никогда или по крайней мере гораздо позже до нас дошли; то неоспоримо, что если бы в большом Государстве проницательнейшие умы между купцами согласились бы действовать по непременным правилам какой-либо системы, то от них бы зависело то, какое дать направление уму и воле своему отечеству. Но, к счастью для нашей свободы, частью нет между ними столько дальновидных и к обширным планам способных людей, частью же совершенно различный их интерес столько друг от друга отдаляет, что они не в состоянии соединиться для подобных намерений; таким образом, хотя нельзя отрицать влияния, которое имеет торговля на нравы и просвещение, однако же оно производится не столь методически, но все же идет своим путем сообразно времени. Впрочем, легко понять можно, что самый идеал представленного мною великого купца показывает человека с образованным, дальновидным и много объемлющим умом, и если действия его направлены ко благу народному, то еще и человека с благородными и высокими знаниями. И действительно, есть в сем состоянии такие люди, которые на другом месте могли бы почесться величайшими людьми своего времени. Я сам знаю некоторых купцов сего рода, но так как в обращении с людьми благоразумными и добрыми никакие не нужны правила, то я стану здесь говорить только о том, как вести себя должно с купцами обыкновенного рода. Сии люди с самого детства приучаются все свое внимание обращать на деньги и ни к чему другому не имеют чувства, как только к богатству и барышам, так что и о достоинстве человека всегда почти судят по его имению. У них человек хороший значит то же, что человек богатый. К сему присоединяется еще иногда какое-то хвастовство, страсть превзойти других себе подобных в роскоши, чтобы показать, что его д