Об обращении с людьми — страница 62 из 70

Тщетно вы хотите от них отделаться. Они каждую мину­ту вас вновь обязывают. У них все рассчитано. Они все по­мнят, и рано или поздно вы должны будете за все заплатить.

ГЛАВА VI.

Продолжение прежнего.

С каждым из начертанных характеров надобно посту­пать особенным образом.

Нахал бывает или действительный, или хочет токмо ка­заться таковым. В обоих случаях он тиран общества. Желая удалить его от себя, надобно стараться вести себя твердо и благородно; отвечать с холодною и умеренною учтивостью и. по-видимому, прощать по мелочам. Не должно горячить­ся, если он далеко заходит; но объясниться твердо и сухо. Так как нахалы в обращении с женщинами большей частью бывают великие трусы, то погрозить им каким-либо при­ятелем из мужчин; часто сие всего вернее помогает.

Действительный распутник, стремящийся единственно к наслаждению, весьма опасный человек. Ему стоит только преодолеть законы приличия (conventions), против которых восстает сама природа. Он нападает на чувственность, кото­рая сама ему предается; и сия добровольная ее сдача состав­ляет всю его победу. О, как тяжко защищаться против такого неприятеля! Кто может противостоять там, где вме­сте на нас устремляются природа и искусство, потребность и случай! Кто сможет тут устоять!

Правда, законы природы и приличия часто противоречат друг другу. Но для вольности диких народов надлежало бы нам отказаться от выгод общества. Пусть те следуют внуше­нию своей чувственной склонности; мы принуждены ее ог­раничивать. Выгода целого подвергла удовлетворение сему естественному побуждению известным законам; честь, сча­стье незамужних женщин сопряжено с оными пожертвова­ниями. И потому те законы должны быть священны.

Таким образом, женщинам принадлежит новая обязан­ность, которую обыкновенно называют добродетелью. Она сугубо тяжка и сугубо похвальна, ибо с природою сражает­ся. Соблюдение сей добродетели должно само собой вознаг­раждаться; но пренебрежение оной наказывается тысячекратным бедствием. Пока женщины будут лишены сего чувства гбязанности, дотоль беспрерывно станут под­вергаться соблазнам темперамента и обстоятельств. Но если они сим щитом вооружатся, то надежнее могут положиться на самих себя.

Однако слабость есть всеобщий удел человеческой при­роды, и одна минута может разрушить дело многих веков. Для того женщины никогда не должны доверять самим себе. Желательно, чтоб они старались подавить малейшую раз­дражимость чувственности. В строении нашего тела одно чувство связано с другим; одна жила приводит в движение другую; они соединены между собой некоторым тайным действием. Как многие упали прежде, нежели о том поду­мали! Как многие уступили, совсем того не желая!

Первый шаг всегда почти в вашей воле, совсем напротив прочие. Если вы однажды уступили права на вашу особу, то перестали владеть сами собой. Вы будете непроизвольно, часто увлечены неведомо, и не прежде увидите себя в без­дне, как тогда, когда уже не осталось никакого спасения.

Молодые женщины никогда не могут быть довольно ос­торожны. Отказывайте в первых, отказывайте во всех лас­ках, какие вы не можете позволить явно! Не доходите ни до какого тайного сношения или обхождения! Коль скоро вы ищите тайны, ваша добродетель сделается сомнительной. Не верьте ни одному мужчине, расточающему вам свои лас­ки, какими бы невинными они вам не казались. Каждая по­блажка ведет за собой другую, каждая уменьшает почтение того мужчины, и все оканчивается вашей погибелью.

Величайшая вероятность будущего замужества не дела­ет никакого исключения; обольщение оказывается во всех видах. Как часто надежда уничтожается теми же самыми средствами, которые им должны благоприятствовать. Неза­конное наслаждение делает законное ненужным, и страсть исчезает по получении сего наслаждения. О, сколько бед­ных творений нежнейшею преданностью старались привя­зать мужчин, которых потому-то навсегда и потеряли!

Итак, берегитесь, девицы! Ваша добродетель однажды только может быть потеряна! Знайте, что истинная привя­занность уважает любезную, и настоящая любовь бывает скромна. Порочная страсть бесчестит благородство мужчин, и великое сердце никогда не должно стыдиться своих по­мыслов.

Обратимся теперь к притворным распутникам. Правда, этим нужна только видимость наслаждения; но их обхожде­ние чрезвычайно опасно для девиц. Их разговоры оскорбля­ют нравственность; их ветреность оправдывает пороки; их бесстыдство клевещет на добродетель. Но глубочайшее пре­зрение есть вернейший способ их вдруг обезоружить. Пре­зрения не могут перенести и самые изверги.

Благонравная женщина или не поймет соблазнительные слова таковых наглецов, или не захочет слышать. В первом случае беседа выходит нелепая, в последнем отвратитель­ная.

Так дай ему почувствовать и то, и другое; обходись с ним с явно выраженным презрением, и наглец отстанет. Се­го довольно: он не отважится на большее.

В иных случаях какой-нибудь ваш родственник может разом унять бесстыжего повесу.

С распутниками, известными под именем Сентимен­тальных, благоразумная женщина должна поступать всегда с одинаковым благородством и учтивою холодностью. Та­ким образом она всегда скорее удалит от себя этот скучный сброд. Иногда не худо бы серьезно, а иногда насмешливо объясниться. Но продолжительная пересмешка может все дело испортить; ибо есть люди, которые все принимают за чистую монету.

Что касается до изнывающих любовников, то вздохи их сначала хотя и могут польстить женскому честолюбию, но ползанье и кудрявые фразы никогда не овладеют сердцами. Женщины сами обыкновенно чувствуют все, что есть в этой роли недостойного, унизительного; они неохотно предаются такому мужчине, в котором пол его не узнается. Какую це­ну может иметь обладание слабым плаксуном, возбуждаю­щим одно сострадание?

Резвые женщины часто над ними шутят; однако это не­простительно. Пусть каждая скромно и учтиво скажет, что она такого волокитства не позволяет и просит оставить ее в покое.

Мужчина, чувствующий свое достоинство, никогда не унизится до пресмыкания; он постарается заслужить, а не выплакать любовь и расположение женщины; захочет нра­виться своим характером, а не своими приемами.

Из наступательного класса [мужчин ] - услужливые, всегда как бы домашние творения, - не так-то безобидны, как многие женщины думают. Как только сии услуги пере­ходят за границы обыкновенной учтивости, то они стано­вятся одолжениями, и женщина, принимающая таковые услуги, обременяет себя тяжкими долгами. Сверх того, на­ступательный человек бывает или дурак, или плут, обоих надобно остерегаться. Кто поручится вам за то, что его дру­жеское обхождение не принимается в худом смысле? что ка­кой-нибудь благородный, степенный человек, в тишине готовящий вам свою руку, также тихо не удалится, опаса­ясь получить отказ. Да и не часто ли самые глупые, самые незанимательные мужчины прямо сею-то короткостью по­лучали права, на которые согласившись, женщины сами по­сле удивлялись?

Докучливую услужливость удерживайте в пределах хо­лодным, благоразумным поведением! Не принимайте ника­ких угождений, за которые нельзя тотчас воздать угождениями же! Отвергайте навязываемую вам дружбу, обращаясь тонко, даже гордо! Не говорите никогда о ваших связях, и болтуны должны будут молчать о своих.

ГЛАВА VII.

Продолжение предыдущего.

Особенного внимания достойны так называемые холо­стяки. Правда, некоторые недальновидные писатели из­рекли на них всеобщее проклятие; но, несмотря на то, многое можно сказать в похвалу, а еще более в их оправда­ние.

Как? - возразят мне; защищать распутного холостяка! Ничуть: я презираю, гнушаюсь им; я ни за что не соглашусь иметь его своим приятелем. Что помешало ему исполнить предназначение природы? Обстоятельства и здоровье, дос­таток и случай, все ему благоприятствует, но нет: вольность распутства он почитал единственною целью своей жизни и презирал обязанности законного брака.

О таком я не говорю ни слова; он ненавистен природе и в тягость обществу. Но неужели холостые мужчины, коих жизненное устройство не всегда соответствует их возмож­ностям, а сердце не в ладах с рассудком; которые искусст­венным сплетением связей принуждены были отказаться от связей естественных; неужели мужчины, чувствующие свое несчастье, будучи однако же не в состоянии переменить оное, не заслуживают никакого снисхождения? "Я с неизъ­яснимым трудом преодолел препятствия бедности, неболь­шое местечко достаточно меня прокормит; сердце мое отверсто для всех наслаждений семейной жизни; я бы охот­но женился".

"Искать ли богатую жену? - она с насмешкою мне отка­жет. Избрать ли мне бедную? - я сам едва достаю хлеб для себя. Нет, лучше нищенствовать одному. Видеть дражай­шую сердцу своему особу в нужде для меня было бы слиш­ком больно. Я не хочу поработить ее жестокой моей судьбине; ее слезы, стенания, плач голодных моих малюток да не терзают меня отчаянием”.

"Нет! я лучше останусь холостым; кончина будет снос­нее. Я не оставлю безутешной вдовы, незрелых сирот; при смерти не будет раздирать моего сердца ужасная мысль, что сии любезные творения преданы всем поруганиям нищеты, всем ужасам бедствия".

"Я родился от хилых родителей; семя болезни таится в моей утробе; я - жалкое, природою обиженное творение. Неужели я должен сделать несчастною добрую девицу? Не­ужели ли я должен жалкую сию жизнь передать моим де­тям? Нет! я отказываюсь от связи, которой бы нанес только бесчестье. Природа требует существ совершенных; она сама исключает меня из сего круга. Я хочу удел свой сносить терпеливо, пока разрешит меня от него смерть".

"Я испорчен воспитанием или несчастными случаями. Мой суровый, угрюмый нрав не ладит ни с кем, кроме меня. Общество для меня ненавистно; мне довольно одного меня. Я сущий нелюдим. Я знаю себя; для меня нет уже никакого счастья. Мой брак был бы злодеянием; горе женщине, кото­рая бы стала жить со мною; я хочу, я должен остаться холо­стым".