Тут характерно не пенсионное ее диссидентство, а памятный эпизод начала июля: Поклонская демонстративно отказалась вставать в момент общего думского приветствия делегации американских сенаторов. В парламентском руководстве тогда поворчали, насколько, мол, единственный в своем роде жест Поклонской был «невежлив».
Мне скажут, будто я намекаю на некие украинские и даже майданные корни подобного поведения. Общую не идеологию, конечно, но психологию майданных пассионарий. Безусловно, что-то тут есть: по прошествии времени выяснилось, что у Надежды Савченко и Натальи Поклонской общего много больше, чем у той же Поклонской с Еленой, скажем, Яровой или Ольгой Баталиной.
Но, думаю, и майданный след – во многом ложный. Тут, повторяю, разумнее идти не от гендера и психологии, но политического типажа. Поклонская – тип политика-эмигранта, в силу ряда причин обладающего особенным, нередко двойным менталитетом и более радикальным настроем. Политик подобного типа очевидно сделал свой непростой выбор. Он априори лоялен территории и государственности, на службу которым «вернулся». Он видит их слабые стороны и весь абсурд «игры по правилам», поскольку зрение его устроено сложнее. В то же время многого ему здесь не жалко – он привык быть перекати-полем и при каждом удобном случае избавляться от якобы лишнего и ненужного.
Вспомним: пока весь политический класс России начала 1917-го соревнуется в безудержном феврализме, один политик-эмигрант, Владимир Ленин, обнародует немыслимо-футуристические «Апрельские тезисы» под общий смех и улюлюканье, уже через пару месяцев сменяющиеся уважением и страхом. Немногим позже другой политик-эмигрант, Лев Троцкий, среди общего хаоса и паралича, осуществляет перехват власти. Ну и так далее, внероссийским примерам вообще нет числа.
Забавно, что «демократы» перестройки эти уроки хорошо усвоили и, превознося советских диссидентов-эмигрантов в толстых своих журналах и на перестроечном ТВ, сделали всё, чтобы они не вернулись в сколько-нибудь ощутимом политическом качестве.
А Поклонскую, четверть века спустя, просмотрели. Ну и крымские обстоятельства героической «русской весны» слишком безоговорочно и стихийно свидетельствовали в ее пользу.
В свете отношения масс к пенсионной реформе и особой позиции Натальи Владимировны в этом, до конца не оформленном, глобальном социальном эксперименте, о Поклонской как самостоятельном политическом лидере, возможно, придется говорить очень скоро. Но ее уникальная, беспрецедентная для современной России поведенческая модель и почти невозможная в наших условиях резкая индивидуальность уже сегодня наглядны и убедительны.
Легко ли баттл молодым?[20]
Помнится, после 26 марта, протестных «выходных с Навальным», пошли посыпания интеллигентных голов пеплом. Адресно – в сторону несовершеннолетних новобранцев протеста.
В известном, лукаво-самобичующем духе – ах, мы не знаем поколения, которое идет на смену (не трудовую, понятно); они лучше, красивей и вдохновенней нас; в чьи руки попадет наш недострой с обманутыми дольщиками…
Так всегда бывает на пике смутных ожиданий скорых перемен в российском обществе. Страстно желающие подобных перемен рупоры либеральной интеллигенции обращают взыскующий взор к «младому, незнакомому». Народная примета.
Тон, фальшиво-сюсюкающий, был найден, методология тоже (знаменитая рекомендация Навального «винтиться и нарываться при каждом удобном случае»), однако необходимых слов и субкультуры, умеющей их производить, тогда не нашли. «Будем искать».
Однако тут, не прошло и полугода, случился знаменитый рэп-баттл Oxxxymiron VS Слава КПСС (Гнойный), и все перламутровые пуговицы встали на место. Множество медийных фигур стали вдруг продвинуты и прошарены и принялись увлеченно, а то и ожесточенно, со знанием дела и привлечением дополнительных смыслов, комментировать и просвещать. Тут забавно не то, что предводители дискурса, как им и положено, прежде чем объединиться вокруг нового для себя явления, привычно размежевались. Не без сарказма поговорив о «рэп-неофитах», что проморгали, вообще ни сном ни духом, ни о чем, а вот мы, как оказалось, давно в теме, только случая обозначиться раньше не представлялось. И любопытно даже не то, что смыслы и впрямь обнаружились, вместе с общими, надо же, культурными кодами и котиками – и бесцензурье, и политически-актуальный формат поединка, и «новая искренность», и постмодернизм, о котором вновь заклекотали на уровне 1992–1993 гг. И, разумеется, мат, точнее – всяческое взрывание табу. Очень нужное и своевременное дело, очень уж наш прогрессивный народ уважает того, кто умеет красиво говорить матом – в широком, не только вербальном, диапазоне.
Всё это есть, конечно, но о самом баттле говорить уже нет смысла, тем более что реакция куда любопытнее. Знаковая такая, где смешались эврика с подобострастием. Нечто подобное коряво когда-то обозначил Евгений Евтушенко: «Заискиваем перед вышибалою, / как будто вышибала выше Байрона».
Фишка, конечно, не в «вышибалах» – ни Мирон, ни Гнойный на таковых не тянут и не претендуют, но в самом феномене заискивания, способном для нужд политического момента серийно производить байронов.
Интеллигенция снова задалась вопросом «легко ли быть молодым?», и оно не к добру. Перестройка началась именно с этого вопроса, с приветствия «здравствуй, мальчик Бананан». С внезапной нежности к неформалам-взломщикам, их назойливой каталогизации (каждый, даже не самый живописный панк, уверенно обживался под софитами), рокеров на «музыкальном ринге» (тут вполне устойчивая параллель). Вставания на цыпочки перед очередным потерянным поколением, которого мы преступно и совершенно не знаем.
Здесь много традиционного самообольщения, но в основном посыле это заискивание, конечно, эмоция притворная и стратегическая: тут и рекрутинг пушечного мяса, и пошив общего знамени – ну, скажем, со слоганом «Долой стыд!», точнее запрет. Пресловутая борьба с коррупцией канает всё меньше, не зря тот же Навальный меняет ролевую модель с раннего Ельцина на зрелого Путина, авторитарного мачо, кстати, тоже в последнее время предпочитающего молодежные форматы.
И еще пара веселых сближений: тогда, на рубеже восьмидесятых – девяностых, чуть ли не в каждом областном городе функционировал бард под творческим псевдонимом «Слава КПСС», а в столицах – так и штук по несколько. А в очень похожей эстетике работал не кто иной, как известный фрик-шоумен Никита Джигурда. Были у него тогда альбомы «Перестройка», «Гласность», «Ускорение», матерок наличествовал, хамство и свинство, но и в рифму чувак хилял порой занятную и ассонансную, и социальной проблематики вовсе не чурался.
Словом, как у В. С. Черномырдина: никогда такого не было, и вот опять.
Тогдашние перестроечные рокеры, надо сказать, на разводку заискивания повелись, и весьма активно, так, что и не заметили, как оказались через несколько лет вяло и безразлично слиты. Впрочем, в комфортное клубное музицирование, в провинциальный чес, обеспечивший вполне сносное существование вне всяких баррикад. Но с легким запашком стыда.
А вот сегодня рэп-общественность встретила медийный хайп, всё это «после баттла», хмуро и ревниво.
Представьте реакцию викингов Лейфа Эрикссона на Христофора Колумба, доведись им пересечься в одном интернете. Открыл, бля, Америку, ага, теперь иди закрой, пионер Фенимора Купера.
Есть в подобном настрое викингов русского рэпа и нота мрачного удовлетворения от того, что основную фишку не просекли, магистральный смысл не считали. Для стадионного, «продавшегося» Oxxxymiron`а, равно как и для андеграундного Гнойного – и Навальный, и Путин, и Болотная, и Англия, и Лаврентий Берия, и Николай Гумилев – не более чем слова, живые и мертвые, заводские кирпичики для панчлайнов.
Так что не обольщайтесь.
«Летние» заметки[21]
В сетевых дискуссиях о фильме «Лето» принципиальную роль играет не музыкальная и киношная прошаренность участников, но – как это сегодня у нас принято – политическая ангажированность. Заставляющая вспомнить две знаменитые фразы – парадокс Сергея Довлатова «советский, антисоветский – какая разница?» (ничуть не утративший актуальности и после завершения советской эпохи) и ушедшую в фольклор «Пастернака не читал, но скажу…».
Примета воспаленного времени – люди оттачивают остроту собственных взглядов на произведениях искусства. Забывая, что художественное высказывание и публицистика с политикой – явления разные, а подчас и противоположные, что мерки «свой/чужой» сами по себе субъективны, к тому же то и дело меняются, иногда стремительно. Что подлинный патриотизм – не в умении громче всех стучать себя пяткой в грудь и ловко приклеить ярлык на зазевавшегося оппонента.
Словом, какая-то часть зрительской массы заявила, что «Лето» – фильм антисоветский. В пользу подобного нехитрого вывода свидетельствуют два обстоятельства. Во-первых, сегодняшний процессуальный статус режиссера Серебренникова в деле «Седьмой студии». И, соответственно, его статус общественный – своеобразного знамени либерально- протестной интеллигенции. Рассуждать и обличать на эдаком фоне – одно удовольствие: не надо погружаться в эстетические воззрения режиссера (о которых как патриоты, так и либералы имеют довольно смутные представления) да и разбирать фильм «Лето» по знакам и смыслам. Групповая оценка вынесена до просмотра и обжалованию не подлежит.
Второе обстоятельство шире и фильма «Лето», и самой творческой эволюции Серебренникова, тут, бери выше – национальная мифология. В коллективном сознании любой рокер тех времен – антисоветчик по определению. Небогатая эта мысль разрослась в итоге до параноидально-конспирологической телеги о том, что Виктор Цой, дескать, был агентом ЦРУ, в недрах которого сочинялись его песни, а заданием имел – разрушить Советский Союз. И народ обсуждает этот бред почти всерьез, даже здравые люди плюются, возмущаются, но обсуждают.