Стоп-стоп-стоп!.. Это у меня — «самая что ни на есть», а у него?! Мы ведь дважды одну и ту же книгу ни разу не заказывали! Значит, Обаламус запоминал с первого прочтения любой, даже самый сложный, материал! Фотографировал страницы? А почему — нет? Тогда хранил он это, вероятнее всего, в наших общих извилинах, больше-то негде. Возможно, что и до сих пор хранит! Но как к той информации подобраться? Гм… Если я ещё не забыл университетский курс программирования, должны быть стандартные управляющие команды: ключевые слова, образы или эмоции. Две новые функции мозга я «дуриком» уже включил. Кто сейчас мешает попытаться так же — ощупью, наугад — поискать и третью?
Я закрыл глаза, пытаясь разбудить спящее воображение… И вот уже вокруг засверкали отражёнными огнями потолочных ламп зеркальные стены университетского лифта, пролетающего — как и тогда — без остановок нижние этажи. Восхитительное ощущение давящего на ноги пола. Скрип тормозов. Лязг раздвигающихся дверей. Несмолкающая с утра до ночи какофония студенческих голосов, гулких шагов, целого спектра разнообразных стуков, шорохов, дверных скрипов… Медная ручка массивной дубовой двери, отполированная до блеска миллионами прикосновений. А за ней, внутри читального зала, слышен лишь шелест тысяч страниц да неясный гул изредка перешептывающихся соседей. Запрет на разговоры в полный голос библиотечная администрация воспринимет буквально, попытки нарушить его — пресекает решительно.
Я не спеша роюсь в узком длинном ящике библиотечного каталога. Обаламус подсказывает варианты названий… Нахожу шифр, заказываю книгу. Жду, продолжая копаться в шкафах… Подхожу чтобы добавить к запросу альманах и два журнала. Ура! Прибыл первый заказ. Получаю, расписываюсь в формуляре, иду к свободному столику, сажусь, включаю настольную лампу, раскрываю… Есть! Первые две страницы проявились перед мысленным взором, словно на студийном фотоснимке. Я наклонил голову, текст укрупнился. Покрутил рукой, развернулся рисунок. Начал листать книгу. Страницы ложились друг на друга парами, словно стопка гектографий[61]. Так, а нет ли у меня в мозгу каталога всего того, что мы с пришельцем прочитали за этот долгий год?
Я представил себе, как рядом с библиотечным столом прямо из воздуха появляется шкафчик с алфавитной картотекой. Стол при этом, как ни странно, из университетской библиотеки уплыл… Перенёсся в другое, не известное мне раньше, помещение. Зато нужный шкафчик действительно появился: маленький, размером с трюмо. Но при этом — разделённый вертикальной перемычкой на два отделения. Примерно половина карточек оказалась разложена по авторам, другая — по названиям. Я бегло просмотрел содержимое нескольких ящиков. Нет, самому этого и за пять лет не прочитать. А что если… Когда я в университете готовился к экзаменам, подчеркивал тонким карандашом важнейшие мысли. А читая материалы к курсовикам, ставил восклицательные знаки там, где находил нужную для своей работы идею автора. И это вошло в привычку ещё со школьных времён, а здесь делалось автоматически, на уровне рефлексов! Не может быть, чтобы… Так, а теперь попробуем представить… Готово! Страницы перед моими глазами сами собой покрылись удобными символами. Ну что, Обаламус, съел?! Все твои мысли, как на ладони! Гм… Почти… Первую книгу я просмотрел меньше, чем за полчаса. А затем прикинул оставшийся объём и затосковал…
Такими темпами мне собранную пришельцем библиотеку и за месяц не одолеть! Надо сократить объём. Сбить бы в мусорку всю словесную мишуру, а нужную информацию спрессовать поплотнее! Но как это сделать?
Вот если бы ещё при этом ничто не отвлекало от поиска решений! Телефонные звонки, к примеру… У них такой неприятный звук. Дзи-и-инь, Дзи-и-инь… Стоп, ты на службе, парень!
— Метео, лейтенант Серов, — я успеваю поднять трубку до того, как оборвались гудки.
— Где болтаешься, лейтенант? — раздаётся из неё недовольный голос Деда. — Что там с погодой?
— Шестьсот на шесть, товарищ капитан! — отвечаю на вопросы в обратном порядке, как он нас всех приучил. — Я на балкон выходил: смотреть ориентиры. Ухудшений до конца смены не ожидается.
Сказанное — почти правда: на балконе я был полчаса назад.
— Добро! — смягчился он. — Ты, помнится, про второго солдата как-то хитро намекал: мол, только если что-то особенное будет, а из тех, кто есть — не надо. Ну, так вот: пару дней назад прибыл перспективный боец, из спортроты его списали, из округа. Ничего себе парнишка, только буйный немного. Прошлой ночью его тут в казарме побить пытались, так восемь человек в госпиталь уехало, четверо в лазарете лечатся. Если хочешь, могу к тебе в Новинск этого драчуна выслать, от греха подальше.
— А из спортроты добра молодца, если не секрет, за что турнули?
— Нарушение дисциплины. Проигрывать отказался, кому велели. Это по слухам. Он, говорят, боксёр классный. А у вас в Новинске ПДСнику, как мне докладывали, кое-кто уже все уши прожужжал, что ему-де там в спортзале, кроме Мишина, никто по сопелке толком съездить не может… Вот я и подумал, чтоб, как говорилось в наше время, при Иосифе свет Виссарионовиче: «…и волки сыты, и морды биты!» — хихикнул довольный Дед. — Ну, что? Забираешь этого скуловорота?
— Спасибо, Николай Иванович! Такая душевная забота о зубах и прочем портрете подчинённого… — в тон начальству отвечаю я. — Тронут. Польщён. Можно сказать, навек осчастливлен…
— А короче? — вернулся к командному языку начальник.
— Присылайте, товарищ капитан! Жду с нетерпением!
От избытка чувств я чуть не расцеловал телефонную трубку. В том, что с «молотом» теперь всё в полном порядке, сомнений практически не было. Слухам, прошедшим через мозговые фильтры нашего Деда, можно верить, как сводкам Генерального штаба.
— В понедельник к вам Павловский выезжает: аппаратуру посмотреть, профилактику сделать… — после небольшой паузы добавил Николай Иванович. — Заодно и солдатика тебе привезёт. Ну бывай, Александр!
Хорошая всё-таки штука — смещение вероятностей! И вдвойне прекрасно, что этот «рычажок» в себе я так вовремя нащупал! Похоже, парень действительно — что надо: силен, самолюбив, азартен, смел… Мечта, а не «молот»! Если ещё и умом не блещет, то вообще — цены ему нет. Вот через пару дней мы всё это и проверим!..
38
Почти все соседи из офицерской казармы считали, что по выходным я готовлюсь к поступлению в аспирантуру. Одни вслух восхищались такой редкой целеустремлённостью, другие молчком крутили пальцем у виска. А что ещё можно подумать, когда человек с утра до ночи сидит или лежит, уткнувшись носом в раскрытые методички со справочниками, и периодически перелистывает страницы? Я коллег не разубеждал. Такое дружное мнение офицерского сообщества работало на результат, позволяя выжать из ситуации максимум. Как бы удивились они, узнав, что перед моим мысленным взором в эти часы мелькают совсем другие листы… Да, что там: мелькают! Несутся вскачь с колоссальной скоростью: по тысяче и более штук в час. Но всё равно меня не покидало ощущение, что процесс идёт ужасающе медленно…
Ещё бы! Ведь весь субботний вечер и полвоскресенья поглотило изучение одних только космогонических теорий. И конца им было пока не видно… Нет, надо попытаться ускорить процесс. Вот если бы пришелец не только читал книги, а ещё и писал тематические рефераты или обзорные статьи… Да если бы повезло сейчас их найти, тогда я легко смогу понять, к каким выводам пришел отсутствующий «брат по разуму».
А что? Попытка — не пытка. И времени много не займёт! Я мысленно вернулся в комнату с каталогами. Взгляд внимательно пробежал по названиям на выдвижных ящичках: «Р. Рефераты. Космогония». Неужели — нашёл?!
Раскрываю папку скоросшивателя и начаю быстро просматривать исписанные знакомым почерком страницы. Это я уже видел в книжках, это тоже. Где же она, граница неведомого? Ага! Вот.
«…Природа солнечного излучения с давних пор занимала умы земных ученых. И как только появлялись сведения о новой, более мощной энергии, они тут же приписывали Солнцу всю её силу. Так из века в век одна за другой сменяли друг друга: теория разогрева под действием гравитационного сжатия, теория ядерного котла, теория термоядерного синтеза. В настоящее время раскрытию истинной природы солнечной энергии препятствует только косность земной науки, её приверженность правилам средневековой схоластики: когда при наличии нескольких равнозначных объяснений за истину принимается то, которое исторически появилось первым по времени. Это было очень удобно для теологии, но стало существенным тормозом в развитии как конкретно космогонии, так и всех естественных наук вообще».
Ха… Возможно, и даже очень вероятно. Но что же ещё у него есть в этих рефератах? Я продолжил знакомство с каталогом: «П. Психология. Способы воздействия на массы людей и отдельные личности. Реферат находится в спецхранилище».
Обвожу взглядом комнату. Ничего. Гм… Если только… Аккуратно, чтобы не сломать, отодвигаю от стены шкафчик. Ага, вот она где! Неприметная, выкрашенная под цвет обоев, дверка. Широкая и низкая, примерно до середины груди. Вход в подвал напоминает. На уровне живота едва различима карандашная надпись «Спецхран». Справа, ещё чуть ниже — ручка, больше похожая на вбитый в стену костыль. Я аккуратно подергал её. Безрезультатно. Попытался повернуть по часовой стрелке. Ничего. А если в обратную сторону? Ручка сдвинулась на девяносто градусов. Послышался лёгкий щелчок, и прямо под ней открылась шторка, маскирующая замочную скважину. Похоже, заперто. Без ключа не войти. Ладно, это пока терпит…
Я вернулся к ящичку с рефератами и продолжил перебирать формуляры: «С. Серов Александр Михайлович». Гм… Интересно. Что этот дух обо мне накопал? Дата рождения. Место рождения. Национальность. Родители. Так… Это всё не важно. «Появился на свет семимесячным, очень ослабленным. Врачи областного роддома признали младенца нежизнеспособным. Выхаживался бабушкой-знахаркой в домашних условиях. Лобные доли мозга имеют врождённую аномалию: при несколько увеличенном объеме, по сравнению со стандартными местными параметрами, в них втрое больше связующих элемент