Вера тяжело выползла из-под одеяла и поплелась к компьютеру. Решила стереть эту гадость, чтобы она никогда больше не попадалась ей на глаза. А может быть, и хорошо, что Сережа узнал об Илье: это поможет ему избавиться от любви, которая в последнее время стала походить на болезнь.
Войдя в почтовый ящик, Вера оцепенела: писем с неизвестного адреса стало уже два! Одно из них было непрочитанным. Она открыла второе сообщение – отправлено всего несколько минут назад. Веру Александровну затрясло так, что зуб на зуб не попадал. Как раз в это время она говорила по телефону с Сергеем! Не мог же он...
«Вера, я жду твоего решения! В прошлом письме смалодушничал: не сказал главного.
Ты нужна мне, Вера! Лишь ты».
Сердце ее вздрогнуло, перед глазами все поплыло. Вера поспешила схватиться руками за край стола и начала дышать размеренно, глубоко: как учил врач. Нет, это все-таки не иллюзия – вот они, два письма. И не Сергей их писал. Неужели сам Марков?!
Собравшись с духом, Вера нажала «ответить»: «Уважаемый господин, Вы, вероятно, ошиблись адресом. Пожалуйста, проверьте, точность написания символов и перешлите письмо Вашему адресату. С пожеланиями лучшего, Вера Александровна Орлова».
Ответ она получила мгновенно.
«Вера, зачем же ты так? Ведь не могла забыть, я не верю! Хотя понимаю: три года, утекло много воды. Да и мой способ исчезнуть... Я все это время думал о тебе, хотел прислать весточку, но было слишком опасно. Я боялся и за твою жизнь. Только сейчас – ты это скоро поймешь – моя персона перестала интересовать тех людей.
Но ведь ты-то не изменилась! Ты по-прежнему моя! Я все знаю. Если ты не веришь в мое существование, Верочка, я о многом напомню. Только не удаляй письмо – дочитай до конца. И подумай: этого не знает никто, кроме нас двоих. Я до сих пор помню каждую деталь, каждое слово и вздох так, как если бы это было вчера.
Ты поднялась в лифте на мой этаж. Позвонила.
– Ты где? – спросил я.
– Рядом, на четвертом этаже, около лифта.
Знала бы ты, родная моя, какой у тебя был перепуганный голос!
– Умничка! – сказал я и вышел тебя встречать.
Вера, ты ведь и теперь умничка! Все понимаешь...»
Дальше – шаг за шагом – со всеми, даже самыми интимными подробностями, от которых Веру бросало то в жар, то в холод, шло описание их единственной ночи. Никто! Никто не мог знать тех деталей, о которых писалось в письме. Никто, кроме Маркова.
Пока не понятно, как это произошло, но Марков спасся от преследований Абсолямова! Сомнений не оставалось. Видимо, подстроил в своей лаборатории взрыв и потом был вынужден целых три года скрываться. Главное, что уцелел!
«Я приеду», – напечатала Вера всего два слова и отправила: вполне может статься, Илье нужна сейчас помощь. И она не может бросить человека в беде. Ответа не было несколько часов, а потом Вера получила с того же адреса электронные билеты в Москву. В пятницу вечером – туда, в воскресенье вечером – обратно.
Как выдержала Вера ту неделю на работе, она не знала сама. Мыслями и душой была уже далеко: человек, которого она когда-то любила, не умер! И ждет встречи с ней. Могла ли она хотя бы надеяться?
Дни и события пролетали мимо Веры, не задевая. Несколько раз за неделю звонил Сережа. То ярился, то плакал. Потом она перестала брать трубку. В четверг на кафедру приехал Кац – вручил громадный букет цветов. Задавал вопросы, пытался растормошить – Вера не реагировала. Решив, что оскорбил Веру Александровну непристойным предложением, Виктор Павлович пристыженно удалился.
Поздно вечером к Вере заявился пьяный Сережа с очередным золотым кольцом. Да что же это такое?!
То годами была никому не нужна, хотя ждала своего счастья как манны небесной, а теперь вдруг обрушились все сразу, словно из рога изобилия. Хотелось крикнуть: «Не надо! Не надо! Дайте время разобраться в себе!»
В день отъезда Вера пришла на работу с дорожной сумкой: решила, что лучше посидит на кафедре, чем будет метаться между институтом и домом, рискуя опоздать на поезд. Закрылась после занятий в крошечном закутке, который именовался «архивом», и сделала героическую попытку разобрать накопившиеся за пару месяцев заведования документы. Была у профессора Орловой пагубная привычка ничего не выкидывать сразу.
Ближе к вечеру, когда кафедряне уже разбрелись по домам, а Вера ушла с головой в свои мысли, она вдруг очнулась от гулкого голоса Варвары Тихоновны, разносившегося по пустой кафедре. Разговор был по телефону.
– Сашка, ты детей прописал? Согласилась эта краля?
«Краля»? Вера не сразу поняла, что речь идет о ней. Кроме как «Верочка», «милая» и изредка «дочка» Варвара Тихоновна никак иначе ее не называла.
– Слава богу! Теперь вас из отцовской квартиры не выкурить!
До Веры наконец дошло: речь действительно идет о ней. Но у нее и в мыслях не было прогонять брата с семьей из квартиры – пусть живут сколько нужно. Когда он попросил прописать племянниц, Вера сразу же согласилась: поликлиника, детский сад. Конечно, с пропиской все это проще устроить!
– Для суда документы собрал? Не затягивай!
От этих слов Вере Александровне стало не по себе. Что за суд они затевают? Против нее?!
– Сашка, это не предательство, а справедливость. Ты тоже родной сын! Ничем не хуже. Эх, отцовский характер! Надо быть решительней, бороться за счастье. Все! Молчи! Как я сказала, так все и будет – потом благодарить меня станешь. Куда этой крале две огромные квартиры, да еще в центре?!
Варвара Тихоновна грохнула трубкой и, тяжело вздыхая и кряхтя, стала собираться. Уходя, она закрыла кафедру на ключ: думала, что никого уже нет, поэтому и говорила так свободно.
«В ней столько злобы и зависти, что скоро лопнет!» – вспомнила вдруг Вера Ольгины слова о своей несостоявшейся мачехе. Неужели правда? А она еще обижалась на отца за то, что не женился на ней, лишил ее полноценной семьи. Он-то, оказывается, прекрасно видел натуру Варвары! И она, зная это, стала недолюбливать его. Поэтому и после смерти на могилу не явилась ни разу!
Едва передвигая ноги, Вера Александровна вышла из своего укрытия и, немного выждав, позвонила на вахту. Пусть поднимутся, откроют дверь – через полчаса отъезжает поезд.
Стоило Вере войти в вагон, как мысли переключились на Маркова. Какой он теперь? Что значило его исчезновение? Почему теперь, спустя столько лет, он хотел ее видеть? У Веры было так много вопросов и ни одного ответа...
Москву поливал проливной дождь. Вера дрожала от страха и холода, стоя в коридоре вагона и дожидаясь, когда проводница откроет дверь. По железной лестнице спускалась, глядя только себе под ноги, – боялась посмотреть на перрон. И сразу же, как только спрыгнула на асфальт, очутилась под огромным черным зонтом.
– Вера, – Илья взял ее за руку и вытащил из толпы, – ты приехала...
Она наконец решилась поднять глаза. Перед ней стоял Марков. Все тот же: Илья ничуть не изменился, только морщин немного прибавилось и седины в волосах стало больше. Но те же лукавые искорки плясали в зеленых глазах, те же губы – живые и чувственные. Даже с фигурой за эти три года как будто ничего не случилось: он остался подтянутым, сильным.
– Да, – рядом с ним Вера снова почувствовала себя глупо.
– Поехали! – Илья улыбнулся. – Мне надо многое тебе рассказать!
Но время для разговоров пришло не сразу. Оказавшись в номере гостиницы – снова 405! – Илья стал целовать Веру с безумием, страстью. Она поддалась. В комнате звучала тягучая музыка, они двигались в медленном танце...
О чем она думала в тот момент? Ни о чем. Ей даже в голову не пришло, что может быть выбор: ответить на его желание или отвергнуть. Его прикосновения были прекрасны. Его поцелуи лечили от прошлых тягот и от обид.
А Марков действительно не изменился. Остался таким же требовательным и неутомимым. У Веры уже темнело в глазах, она не в состоянии была пошевелиться, а он все крутил и переворачивал ее, совершая затянувшийся ритуал. В какой-то момент, как и в прошлый раз, Вере показалось, что она оказалась в постели не с живым мужчиной, а с биороботом. Но через несколько минут Илья достиг наконец вершины и ощущение это прошло. Он содрогался и стонал, а Вера любовалась его прекрасным лицом на пике блаженства. И хотела, чтобы так было всегда. Изо дня в день...
Вечером они отправились в ресторан. И Марков наконец поведал свою историю – от начала и до конца.
Он родился в Москве. Закончил химфак. Еще во время учебы понял, что химия – это его жизнь. Чтобы попасть в лучшую лабораторию, женился по расчету на дочери академика – истеричной и сумасбродной девице по имени Лена. Женитьба должна была помочь делать научную карьеру. Он угадал. Поначалу все шло как по маслу – его поддержали, дали отличную тему.
Марков рассказывал о своей работе с таким энтузиазмом, что Вера наконец осознала – наука и только наука имеет в жизни этого человека значение. Это – мечта и смысл.
Даже рождение детей не произвело на Маркова такого впечатления, как открытие в области химии, которое он сделал на пороге девяностых. Оставалось оформить патент, закрепить авторство публикацией, но тут начали происходить странные вещи.
Наука внезапно превратилась в товар – ликвидный и неликвидный. За первым охотились, чтобы перепродать в производство на Запад, второй не интересовал никого. Попав со своими исследованиями и недавним открытием во вторую категорию, Марков оказался вдруг не у дел. И это было необъяснимо! В Советском Союзе научные разработки не носили прикладного характера – ученые трудились над темой, порой не представляя, как именно можно применить ее результаты: чистая наука, и все.
Теперь все встало с ног на голову. «Ликвидные» бросились уезжать за границу. Прочие не знали, куда себя деть.
Но Марков не думал сдаваться. Оставить науку означало для него прекратить жить.
Чтобы была возможность продолжить исследование – реактивы, оборудование: все стоило немалых денег, – Марков открыл небольшой бизнес, производство чистящих средств. Сначала трудились подпольно: производили порошки, гели и распространяли по рынкам. Потом появились деньги, удалось зарегистрировать компанию и организовать легальное производство. Днем он руководил своим делом, а ночами занимался научной работой. Так вот и жил.