Мне хочется сказать ему все. Хочется, чтобы мой крик взорвал этот ливень, показав ему всю силу моей боли. Хочется, чтобы он знал, как я себя ненавижу, как мне противно от себя самой, как мне стыдно за все. Но голос, звучащий слабо и жалко, предает меня:
— Уходи…
Я прыгаю на байк, завожу его, включаю свет. У меня нет сил надевать шлем или заботиться о том, что из-за влаги в глазах я ничего не увижу. Мне нужно просто уехать от этого всего, как я делала это много раз за последние месяцы. Мне нужно дать волю слезам, волю своей ярости, нужно скорее утопить ее в скорости и в ветре, хлестко бьющем в лицо.
— Стой, дура! — Кричит Тим, подбегая.
Но я выжимаю газ, шины визжат, и мотоцикл бойко рвет с места. Ливень тут же наказывает меня: капли, сливаясь в сплошной поток, режут мое лицо, забиваются в глаза, в ноздри, обрывают дыхание. Дорога плывет черной петлей — не видно ни конца, ни края. И только тусклый свет ближайшего светофора неясно подмигивает, подсказывая мне путь.
Я разгоняюсь, и байк стойко выдерживает порывы ветра. Но внезапно впереди показывается перекресток. Он казался таким далеким и вдруг вырастает прямо передо мной высокой стеной из огней. Торможу резко. Испуганно стискиваю руками руль и… мотоцикл, как в замедленной съемке, заносит юзом.
Прямо под мигающим светофором байк опрокидывается на левую сторону. Вырвавшись из-под меня, он катится дальше по асфальту, лежа на боку. Я чувствую, как мое тело пролетает следом за ним по инерции. Левое бедро и левый локоть до запястья горят, сдираясь о дорожное полотно. Скрежет. Глухой хлопок! Бах…
Железного коня останавливает препятствие из легкового автомобиля. Сквозь серую муть пытаюсь разглядеть хоть что-то. Кажется, мой мотоцикл врезается в правую сторону какой-то легковушки. Переворачиваюсь на живот, пытаюсь встать и только тогда понимаю, что мне больно. Пальцы проваливаются в небольшую лужицу в асфальте, вынимаю их оттуда, осматриваю руку — грязный рукав закатан до самого локтя, по изодранной коже руки сочится кровь.
Понимаю, что нужно встать. Что видимость в такой ливень нулевая, и сейчас меня могут сбить. С ужасом думаю, что кто-то в той машине тоже мог пострадать. Сажусь, подтягиваю ноги. Бедро саднит так, как бывает со свежей болячкой, с которой только что содрали тонкую корочку. Мерзко, неприятно, поврежденную кожу жжет.
Стискиваю зубы и, перекатываясь на правое бедро, пытаюсь встать.
— Ну, что ты за человек? Чего ты такая неспокойная? Сказал же тебе…
Глаза выхватывают из темноты фигуру Тима. Парень подбегает и садится возле меня на корточки. Он весь мокрый, ливень хлещет по его лицу и плечам, дождевая вода струйками стекает по красиво очерченным скулам.
— Где больно?
Я хлопаю глазами, не веря, что он бежал за мной до самого перекрестка.
— Здесь? А тут? Больно, нет? Покажи! — Приказывает Левицкий.
Поднимаю руку. Он смотрит на нее мельком и тут же торопится осмотреть голову. Перебирает мои мокрые волосы, аккуратно щупает затылок.
— Ребята, вы как? Живые? — К нам приближается водитель той самой машины, в которую врезался мой байк. — Все нормально?
— Да… — Стону я.
Тим осматривает мое бедро, и мне опять становится больно.
— Вы там мне машину замяли…
— Отвали! — Рычит Тим. — Пойдем. — А это уже мне.
Он наклоняется, и я не успеваю даже возразить, когда он подхватывает меня на руки. Даже дождь, опешив, ослабляет свой напор.
— Вы куда? — Орет мужик.
Но Тим уже бодро вышагивает по пешеходной дорожке, неся меня на руках. Ему будто совсем не тяжело, и даже голубоватый отсвет фонаря, падающий на его лицо, не выносит на свет эмоций, скрытых внутри.
— Поставь меня. — Прошу я.
— Заткнись.
Вот так просто. «Заткнись». Вполне в его духе.
— Куда ты меня тащишь? Там остался мой байк!
— Тебе байк дороже жизни? — Спрашивает он, не глядя на меня.
— Но он же там… — Бормочу я.
И устало утыкаюсь носом парню в плечо.
Тим ставит меня на ноги только перед входом в клуб. Открывает дверь и зовет Вадика. Охранник подбегает, придерживает двери. Левицкий, подхватив меня подмышку, помогает войти внутрь, осторожно усаживает на диванчик.
— Принеси аптечку, помоги ей обработать ссадины. — Просит он качка. — Там вроде ничего серьезного, но лучше съездить в травмпункт, пусть осмотрят.
— Я никуда не поеду! — Протестую я.
— Тогда никуда ее не выпускать, пусть ждет меня здесь.
Он не удостаивает меня даже полу-взглядом. Просто выходит обратно в ливень, не оборачиваясь. Дверь медленно закрывается за ним. Также медленно тянутся секунды, пока Вадик с Никитой кружат вокруг меня с аптечкой и полотенцем, помогая раздеться, укутаться, обрабатывая и бинтуя глубокие царапины на руке.
— Все нормально, спасибо. — Благодарю их, вставая. — Теперь можно идти, у меня ведь там мотоцикл остался.
— Нет! — Вдвоем напирают охранники.
И преграждают мне путь.
— Вы садитесь. — Говорит Вадик. — Вызвать вам врача?
— Не надо.
— Тимофей Григорич сказал вам оставаться на месте, так что не дергайтесь. — Улыбается Никита. — Принести чаю?
Тим
Когда я возвращаюсь на место аварии, там уже пасутся гибддшники.
— Кто был за рулем?
— Я. — Сообщаю, втискиваясь в их междусобойчик.
Дождь сбавляет обороты, но все равно довольно сильно поливает наши головы. Представителей власти это раздражает особенно — они хмурятся, поворачиваясь ко мне. Но больше всего недоволен водитель пострадавшего авто: он сводит брови на переносице, явно не желая опознавать во мне того, кто управлял байком.
— Зачем вы покинули место происшествия? — Интересуется гиббдшник.
— Я не покидал. — Мотаю головой. — Так. Отошел на секундочку. Отлить.
— Пройдемте-ка в машину.
По мне все еще стекает дождевая вода, когда я устраиваюсь в душном салоне седана и стряхиваю капли с волос.
— Можно ваши документики?
Мысленно изрыгаю ругательства. В заднем кармане джинсов у меня права и телефон — тот, наверняка, уже сдох от попадания влаги.
— Пожалуйста. — Протягиваю пластиковую карточку.
Гибддшник внимательно рассматривает мои права.
— Страховка? — Интересуется он.
Я небрежно улыбаюсь, наклоняясь к нему:
— У меня ее… нет.
— И как ты ездишь без страховки?
— Ну… байк у меня очень мощный. — Пожимаю плечами. — С таким мотором не мотик нужно страховать, а лучше сразу свою собственную жизнь.
Мент выглядит равнодушным:
— Документы на транспортное средство, пожалуйста.
— Они у меня там, в клубе. Тут буквально метров пятьдесят, я их просто забыл.
— В клубе? — Он приподнимает бровь. — Отлично. Тогда дыхнем в трубочку.
Пока я прикладываюсь губами к специальному прибору, гибддшник что-то пишет у себя в бумагах.
— Так, документов нет, мотоцикл забираем на штраф-стоянку, тебя с собой… — Смотрит на показания прибора. — Хм, ну, ладно.
— Товарищ лейтенант! — Заглядывает в машину пострадавший. — Там девушка за рулем была. Я точно видел. Девушка, а не этот… — он с опаской посматривает на меня.
— Ты что, в глаза долбишься? — Рычу я, подаваясь вперед. — Я тебе что, на девку похож?
Мужичонка отшатывается назад.
— Ладно, разберемся. — С недоверием оглядывает нас мент. — Поехали.
12
Тим
— Вот видишь. — В тесном коридоре ГИБДД мы с мужиком гораздо быстрее находим общий язык. — Ты же простой водила, на тебя все шишки посыплются от твоего шефа. Когда он у тебя возвращается?
— Через неделю. — Вздыхает он, опускаясь на скамью.
— Так успеем! Мы завтра тачку твою в сервис отгоним, быстро все сделаем.
— Ну… Если мне не влетит…
— Все по высшему разряду, ты чего! — Заверяю я. — Только скажи ментам, как я сказал. И тебе меньше проблем, и мне.
— Хорошо.
— А вот и документы. — С облегчением выдыхаю я, видя входящего в здание Никиту.
Охранник озирается по сторонам, а затем замечает меня.
— Тим Григорьич. — Кивает он, протягивая аккуратные корочки.
— Спасибо. — Я открываю их и рассматриваю бумажки на имя Марты. — Как там… — прокашливаюсь, поднимая взгляд на подчиненного, — как там наша гаргулья?
Он поджимает губы, краснея.
— Марта Яковлевна?
— Она самая.
— Ждет вас. У себя в кабинете.
— Ясно. — Киваю. — Деньги принес?
Никита лезет в карман, достает стопочку купюр:
— Вот, как и просили.
Я быстро убираю их в задний карман еще влажных после дождя джинсов.
— Вам бы тоже… — Охранник переминается с ноги на ногу. Показывает на область шеи, где у меня ужасно саднят царапины. — Обработать…
— А, это. — Отмахиваюсь. — Да нормально все.
Но брошенный в висящее на стене зеркало взгляд убеждает, что мне нехило досталось. Краснеющие отметины сильно бросаются в глаза.
Поворачиваюсь к водителю пострадавшей машины и ловлю его на том, что он тоже пялится на мои раны.
— Дикая кошка. — Объясняю. — Никогда не суйте голову в клетку к пуме.
— А-а-а… — Многозначительно трясет головой мужик.
— Ну, что в итоге? — Спрашивает гибддшник, приглашая нас в кабинет.
— Он был за рулем. — Серьезно говорит водила пострадавшего авто. — Точно он. Я просто обознался.
Мент хмыкает:
— Хер вас поймешь. Артисты.
Я возвращаюсь в клуб в четвертом часу утра. На улице свежо, прохладно, и кажется, что солнце уже готово подняться над городом. Стоя перед входом, выкуриваю сигарету. Пытаюсь осмыслить произошедшее, понять причины своих поступков, слов и действий, но с каждым горьким дымным вдохом все сильнее уверяюсь, что все это выше моего понимания.
Бабские слезы, истерики, глупые выходки — это ведь еще невыносимее, чем их тяга к дешевой романтике и букетной показухе. Я терпеть не могу все вышеперечисленное. Меня от него воротит.
Так какого хрена тогда мне понадобилось возиться с ее проблемами, будто какому-то гребаному рыцарю? Неужели, мне так сильно хочется ее трахнуть? Ведь нет? Подумаешь… Баба как баба. Не лучше других. Будто она какая-то особенная? Да, красивая, спесивая, деловая. А на деле — ничуть не лучше любой из тех, кого я могу заполучить по щелчку пальцев.