Расстегиваю пару пуговиц, заглядываю под ткань и замираю. Следы от моих ногтей повсюду: на плечах, на груди, возле сосков. Ватка чуть не выпрыгивает из моих дрожащих пальцев. Когда же я успела все это наделать?
— Надо снять. — Тихо сообщаю ему.
И прикусываю сразу обе губы. Как же он вытерпел?
Тим медленно расстегивает пуговицу за пуговицей и снимает рубашку. Кладет ее рядом со мной на стол. Теперь ситуация выглядит еще двусмысленней. И я чувствую, как от взгляда на его мышцы, к моим щекам бросается нестерпимый жар.
— Тс-с… — Сжимает зубы Левицкий, когда я касаюсь кожи под его подбородком смоченной ваткой.
— Больно?
— Вчера было больнее. — Говорит он.
И улыбается. Его светлые глаза бросают мне вызов.
— Мне очень стыдно. — Сознаюсь я.
Будь я проклята, если он не придвигается ближе и ближе ко мне. От запаха его парфюма у меня уже кружится голова. Я обрабатываю новую царапину, а он все настойчивее вклинивается ко мне между ног. Нависает сверху, сверлит взглядом, упирает руки в стол, а его горячее дыхание все сильнее щекочет мое лицо.
— Так ты скажешь, что это было? — Его голос как прикосновение мягкого бархата к коже.
От него по телу рассыпаются сладкие мурашки.
— О чем ты? — Сглатываю.
Мне ужасно горячо от его близости. Сердце стучит как бешеное.
— Вот это вот все. — Он опускает взгляд на царапины, которые я обрабатываю дрожащими пальцами.
— Не знаю. — Выдыхаю я.
— То есть, мы не станем говорить о том, что произошло?
Я медленно тяну носом воздух и так же медленно выдыхаю. Этот мужчина действует на меня очень странно. Хочется прижаться к нему, обвить его талию ногами, попробовать его губы на вкус. Хочется всего того, что совсем недавно казалось гадким и мерзким. А теперь… теперь почему-то кажется, что это будет приятно. И что это вообще единственное, чего мне хочется…
— Я редко целую девушек. — Шепот Левицкого щекочет мое ухо, и я замираю. Тим наклоняется ближе, и я больше не вижу его лица. Но теперь, кажется, не слышу и привычной усмешки в голосе: — Я почти никогда не делаю этого. — Говорит он. — Но если уж целую кого-то, то жду другой реакции.
Я замираю, потому что чувствую, как его рука крадется по моему бедру вверх. На тех местах, где она только что побывала, остаются ожоги.
— Ты просто хотел трахнуть меня. — Говорю я, закрывая глаза и погружаясь в нестерпимое желание. — Это естественно. Но у тебя не получилось, и от этого стало еще интереснее, да? — Вкладываю в эти слова все свои обиды на судьбу, весь свой накопившийся яд. — Теперь тебе хочется еще сильнее, аж зудит, да, Тим?
Я, и правда, чувствую внутренней стороной бедра твердость в районе его ширинки. И мне противно от того, что все мужики считают, будто могут взять абсолютно все, что только захотят.
Парень отрывается от меня и пристально смотрит в глаза. В его взгляде ни усмешки, ни удивления, ни презрения. Он просто изучает меня, погружаясь куда-то вглубь. В самую душу. И мне вдруг становится очень страшно от того, что он нечаянно может разглядеть моих монстров. Мне не хочется быть настолько беззащитной.
Я должна быть для него той, кого я сама для себя придумала!
— Да, я хотел тебя трахнуть. — Кивает Тим. — И все еще хочу.
Он прищуривается, наклоняя голову. Ждет от меня какой-то реакции на свои слова.
И тогда я намеренно задеваю ваткой самую глубокую его царапину.
— Ай! — Рявкает парень.
— Прости.
Он хмурится, но его губы растягиваются в загадочную улыбку. Думает, что разгадал меня. А ни черта подобного!
— Ты и сама не прочь меня трахнуть… — Ухмыляется он, прикусывая нижнюю губу.
— Все, готово. — Убираю от себя его руки. — Свободен.
— Всего разочек. — Смеется Тим. — В качестве оплаты ущерба!
Я испепеляю его взглядом.
— Мне это неинтересно. — Цежу сквозь зубы.
Пытаюсь слезть со стола, но он нагло прижимает меня, не давая пространства для маневра. Я чувствую, как он давит мою ногу своей…штуковиной! И начинаю задыхаться от возмущения.
— Пусти! Пусти, я сказала!
Тяжесть пламенем опускается в низ живота, и его лицо приближается к моему. А эти губы… красивые, сочные, изогнувшиеся в самодовольной ухмылке… как же они манят меня!
— Марта! О-ой… — Застывает в дверях Даша.
У меня опускаются плечи. Тим неохотно отрывается от меня и оборачивается.
— Я, наверное, позже зайду… — Пятится назад девушка. Но заметив то, как мы выглядим, выпучивает глаза и останавливается. — А что это с вами?
— Так, ерунда. — Отмахивается Тим. Берет рубашку со стола и надевает. — На меня вчера напала колючая проволока. С кем не бывает. А гар… Марта Яковлевна… — он бросает на меня хитрый взгляд. — Вот у нее все серьезно. Она разгружала вагон с рулонами наждачной бумаги и немного поранилась. Пришлось мне, как следует, позаботиться о ней.
— Ну, тебя с твоими тупыми шуточками! — Восклицает Даша, подходя ближе. Она видит ссадины на моем бедре и хватается за голову: — Как так… Ну, и дела! Что же стряслось? — Не дождавшись ответа, поворачивается, смотрит на раны Левицкого, и ее глаза округляются еще сильнее: — Тима… Это кто тебя так?
Переводит взгляд с него на меня и обратно. А мы молчим. Глядим друг на друга и не говорим ни слова.
13
Тим
— Ты за какую команду играешь, Ласточкина? — Интересуюсь я, направляясь в кухню ресторана.
Дашка семенит за мной, цокая каблучками.
— Тима, я серьезно! — Восклицает она. Здоровается по пути с работниками ресторана и переходит на гневный шепот: — Оставь ее в покое! Слышишь? Что, больше девушек нет вокруг? Вон, полно свободных! В клубе хоть каждый выходной пачками их снимай!
— Да сдалась мне твоя Марта. — Морщусь я. — У нее с головой не все в порядке, на шиш мне такая?
— Ты ее лапал! Я видела! — Дашка подрезает меня на повороте и таранит в бок точно маленький бульдозер. — А еще у тебя царапины. Ты к ней приставал?
— И что?
— Ты ее хочешь… — Ласточкина раздувается от возмущения, ее щеки краснеют, как переспелые помидоры. — Я тебя знаю, я все вижу!
— И что? — Пожимая плечами, обхожу ее и вхожу в кухню. — Даже если я ее хочу?
— Левицкий! — Эта козявка лупит меня папкой с бумагами по заднице. — Даже не думай, слышишь! Ты уже везде наследил! От твоих поклонниц проходу нет. «А где Тим? А когда будет? А он мне позвонит? А передайте ему мой телефон!» Честно, я даже не понимаю, чем ты женщин таким берешь! Смазливой улыбкой своей? Бицепсами? Почему они, как загипнотизированные, тащатся от тебя?
— Ты хочешь знать все мои секреты? — Я подхожу к шеф-повару Арине и шлепаю ее ладонью по заднице. Хоп! Заранее уворачиваюсь от удара сковородой: в прошлый раз мне знатно попало. Но это же не повод отказывать себе в удовольствии побесить ее, правда? — Привет, Ариш!
— Привет. — Со смешком.
— Знаю я твои секреты обольщения! — Бормочет Дашка. — Нассать в уши очередной потаскушке, какая она красивая, самая лучшая, толкнуть пару пошлых комплиментов, а потом оприходовать по-быстрому и выпроводить еще до того, как начнется стадия привыкания.
— От меня еще никто не уходил недовольным. — Подмигиваю я Арине, которая, качая головой, возвращается к нарезке овощей.
Еще один стойкий оловянный солдатик, чью броню не в силах пробить мое потрясающее обаяние.
— Ты пометил уже всех девушек в округе! — Не унимается Ласточкина, следуя за мной по пятам. — Я не знаю никого из твоей компании, кого бы ты не прокатил на своем общественном транспорте!
— Но-но. В прошлый раз ты назвала его мотороллером, и я обиделся. У меня там мощный спорткар, как минимум. Не веришь? Проверь.
— Спорткар? Ха! — Дашка упирает руки в бока. — Если и дальше будешь налево и направо катать всех по безлимитному проездному, то твой бюджетный автомобильчик быстро превратится в старый, скрипучий, ни на что не годный пенсионерский автохлам!
По кухне пробегает волна смешков.
— Ты сейчас вообще-то на своего начальника орешь. — Напоминаю я, отворачиваясь к кофе-машине.
— Черт с два! — Упирается Дашка. — Я ору на своего непутевого друга, который…
Оборачиваюсь и зажимаю ей рот рукой.
— Давай не станем посвящать посторонних в мою сексуальную жизнь, ладно, Киса? Здесь слишком много завистников.
— И не затыкай мне рот! — Ворчит Ласточкина, едва я убираю ладонь.
Беру чашку с кофе, салютую персоналу кухни и лениво бреду на выход.
— Нет, ты меня выслушаешь! — Тявкает Дашка из-за спины.
— Бла-бла-бла, насрать, забыть. — Дразню я ее.
Обожаю наши милые перепалки. Бог наделил Дарью поистине ангельским терпением по отношению к моей гадкой персоне. Хоть в чем-то мне повезло.
— Тим, я серьезно… — Стонет она, выходя следом.
— Я тоже. — На ходу делаю глоток. Кофе обжигает губы, язык и горло. — Иду к тебе в кабинет, чтобы выслушать донесение.
— Какое еще донесение?
Я толкаю дверь в ее кабинет и свободной рукой придерживаю, чтобы Дашка могла войти.
— Я просил тебя разузнать о ней.
Ласточкина входит, кладет бумаги на стол и оборачивается ко мне.
— Она не особо разговорчива.
— Но поговаривают, что вы хорошо с ней отдохнули недавно.
— Да. — Дашка пожимает плечами. — Но Марта не говорила о себе.
— Странно, да?
Ее зрачки суживаются.
— Что странного?
— Что она не распространяется о себе.
— Кому? Первым встречным? Мы знакомы несколько дней, я, вообще-то, ее подчиненная. Если ты не забыл.
— Тогда зачем ты за нее впрягаешься?
Дашка окатывает меня холодом своих голубых глаз:
— Потому что она хорошая. Я чувствую это. И если ты затащишь ее в постель, то все испортишь. Мне и так пришлось почти весь штат обновить в клубе из-за твоих похождений!
— Хорошая, значит. — Я отпиваю кофе.
— Да. Ты же знаешь, у меня чуйка.
— Ну да. — Усмехаюсь я.
— А ты к ней приставал сегодня! Я видела! Зачем?