Но парень действует осторожно и аккуратно. Медленно разводит мои ноги, подтягивает к себе, мягко обхватывает руками бедра.
— У тебя же есть… — Мой голос обрывается. Я почти готова умолять его. — Ты же подготовился?
— Ну… ты вроде распорядилась выкинуть все мои вещи из этого кабинета… — Шепчет он, лаская языком и губами мою шею.
— Значит, нет… — Задыхаюсь я.
Как жаль.
Блин, да мне без разницы, в общем-то. Если я не получу его сейчас, то умру. Сколько у него там было женщин? Миллион или чуть меньше? Был ли он с ними осторожен? Можно ли ему доверять?
— Не то, чтобы я на что-то рассчитывал сегодня… — Говорит Тим. Чувствую, как он отпускает мои ноги. Поднимаю голову и вижу, как ловко он надкусывает зубами пакетик из фольги, достает резинку и торопливо надевает. — Просто мечтал, что ты захочешь повторить. — Усмехается он и целует меня.
Снова подхватывает под бедра и притягивает к себе. Я вцепляюсь пальцами в его плечи. Почему он еще не во мне? Зачем медлит, истязая меня?
— Ты уже внутри? — Шепчу, судорожно вдыхая.
Ощущаю, как он прижимается к самому входу. Мне это нужно. Очень нужно. Скорее. Пожалуйста…
— Думаешь, что можешь не заметить, если я буду внутри? — Тим прикусывает кожу на моей шее.
И я стону, склоняя голову набок. Сильнее притягиваю его к себе.
— Ты глубоко? — Смеюсь я.
— Завела, простебала и ржет. — Рычит Тим.
— Заткнись уже. — Направляю его в себя, крепко сжимая пальцами упругую мужскую задницу, впивая ногти глубоко в его кожу.
И вздыхаю, когда он разом входит — сильно, глубоко и до самого упора.
— О, да, теперь ты чувствуешь, — издевается Тим.
— Мм… Ох… Что именно? — Задыхаюсь я, ощущая его твердость и утопая в глубине этих ощущений.
— А так? — Хрипло спрашивает он, наращивая темп.
Хватаясь руками за мои ягодицы, надавливая, прижимая и оказываясь глубоко-глубоко. Заставляя меня погрузиться в волны сладкой боли, пронизывающей уже все мое тело.
Я хватаюсь вспотевшими пальцами одной руки за подоконник, другой рукой обвиваю его спину. Мы яростно движемся друг другу навстречу, задыхаясь от стонов.
Тим не сдерживает себя. Он тоже громко дышит, рычит и стонет. Он хочет, чтобы я знала: ему тоже хорошо.
— А теперь? — Шепчет Тим.
— Помолчи, ты мешаешь мне чувствовать. — Дразнюсь я.
Он наполняет меня собой и движется все яростнее и быстрее.
— Тогда я пошел. — Бормочет.
— Иди, конечно. — Закусываю губу до крови.
— Ухожу.
— Иди…
— Пока.
Он обхватывает меня еще крепче. Становится очень жарко. Везде.
— Стерва!
— Ты совсем не стараешься, — стону я.
— Эти губы давно пора заткнуть поцелуем.
И Тим целует меня.
Боже, как же хорошо….
Я не могу больше…
Слишком сильно, быстро и громко. Кажется, весь кабинет сотрясается от звуков, которыми мы его наполнили.
— Еще!
— Да пожалуйста!
— И это все? — Задыхаясь.
Мы уже не в состоянии остановиться. Мы двигаемся как единый механизм, каждую секунду наращивая темп и подчиняясь собственным ощущениям. Через пару минут по моему телу проходит ток, и я понимаю, что больше не выдержу. Выгибаю спину. Тим тоже это чувствует. Он ускоряется до немыслимых скоростей.
Я выкрикиваю его имя, вытягиваюсь в струну и пульсирую изнутри и снаружи. Из моего рта вырывается новый, уже бессвязный, вскрик, и это его не пугает. Тим весь горит, он тяжело дышит, стараясь не согнуться пополам от застигнувших его врасплох конвульсий.
Мы полыхаем вместе.
Он смотрит на меня. Я на него.
Он такой красивый. С капельками пота на лбу, с полуприкрытыми веками, с ленивой улыбкой, внезапно озарившей лицо. В его глазах плещется пьяный туман, по смуглой коже на груди и по бицепсам вниз бегут мурашки. Тим делает резкий толчок, еще один, последний, и сильно, впиваясь пальцами почти до синяков, прижимает меня к себе.
Мы замираем, боясь сделать хоть одно лишнее движение. Я все еще обнимаю его, а он прижимается губами к моим губам. В его взгляде больше желания и страсти, чем когда-либо. Мы оба молчим. Улыбаемся и ловим ртом воздух, пытаясь отдышаться. Мое тело все еще сотрясает горячая дрожь. И я вижу, что он чувствует то же самое. Тим прижимается щекой к моей щеке.
Самое время людям, которые ничего не чувствуют друг к другу, отстраниться и разорвать объятия, но вместо этого Тим, приглушенно смеясь, стискивает меня в своих руках. Он зарывается носом в мои волосы и щекочет своим дыханием. Господи, это так хорошо, что вся накопившаяся боль разом покидает мое тело. Я становлюсь практически невесомой. Я лечу!
— Никуда не годится. — Говорю ему, обнимая за шею.
— Серьезно?
— Ты только не расстраивайся, Тим. Возможно, тебе стоит еще попрактиковаться, и в следующий раз будет лучше.
— Но я так старался…
— Не плачь.
Тим хохочет в голос. Он душит меня в своих объятиях, укутывает все туже, будто боится отпускать.
— Ради тебя я готов повышать уровень своего мастерства, сколько потребуется. — Он приподнимает меня за талию и взваливает на плечо. — Блин, джинсы…
К сожалению, Тим не вовремя вспоминает, что так и не снял их, но, к счастью, диван совсем близко, и мы валимся на него. Смеемся. Тихий голос в моем подсознании шепчет: нужно прервать это, пока все не стало слишком сложно. Но я кладу голову на грудь Тима и делаю то, о чем мечтала — слушаю, как бьется его сердце. Оно заглушает любые звуки и любые голоса. Его стук прекрасен.
— Тебя, наверное, ждут твои друзья… — Напоминаю я, наконец, приподнимаясь и заглядывая ему в лицо.
Тим закладывает одну руку себе за голову, а пальцами другой медленно скользит по моей спине вниз, пока не останавливается на заднице:
— Меня ждет кое-что поважнее.
— Что?
— На тебе слишком много одежды, Марта. Для начала я хочу ее снять.
27
Тим
— Доброе утро! — С порога приветствую персонал. Здороваюсь с охраной, затем машу рукой администратору. День сегодня какой-то на удивление чудесный, и я чувствую себя бодрым и выспавшимся. — О, Дарья Александровна! — Подхожу к удивленной Дашке, обнимаю ее и целую в щеку. — Приве-е-ет!
— Привет. — Девушка оглядывает меня с подозрением.
Мы идем по коридору, Ласточкина не сводит с меня глаз.
— Что это ты такой довольный с утра? — Подруга хмурит брови. — Надушился, как владелец парфюмерной фабрики, причесался, разоделся. Еще и улыбаешься, как сытый, довольный котяра.
Провожу рукой по волосам и пожимаю плечами.
— Да я вроде всегда прекрасен? Разве нет? — Подмигиваю ей. — Может, с тех пор, как ты завела себе этого пианиста, тебе так все наскучило, что ты начала обращать внимание на красивых свободных мужчин?
— Ха-ха, смешно. — Фыркает она.
— И с чего мне не быть в хорошем настроении? — Удивляюсь я. — Вчера все прошло по высшему разряду, клуб был набит битком, сегодня в сети выйдет материал о нашем открытии. Думаю, фотографии получились потрясные. Ну, знаешь, все эти девушки-зайки с ушками это стильно и сексуально.
— А, ясно. — Кривится Ласточкина. — Значит, снял на ночь одну из заек?
— Ну…
— Надеюсь, ты когда-нибудь подцепишь какую-нибудь заразу от одной из них и, наконец, угомонишься!
— Да не снимал я никого!
Открываю дверь своего кабинета и пропускаю Дашку вперед.
— Куда ты тогда пропал вчера? — Допытывается она. — Кензо так шумел, пытался до тебя дозвониться.
— С чего бы?
Ласточкина проходит в кабинет, садится на край дивана и закатывает глаза:
— Не хотел расплачиваться за столик.
— А, это. — Улыбаюсь я.
— Не то, чтобы у него не было средств, ты же понимаешь. Просто он посчитал, что мы их оскорбили.
— И что в итоге?
— Мне пришлось разобраться. — Дашка складывает ногу на ногу и наблюдает за тем, как я разваливаюсь в кресле напротив. — Самый шикарный момент был, когда он швырнул официантке кредитку.
— Он может. — Усмехаюсь я.
— А что, вообще, у вас произошло-то? — Дашка барабанит пальцами по папке с бумагами. — Помнится, я тебе миллион раз говорила, что ты совершаешь ошибку, постоянно угощая за свой счет всю эту братию. Ладно, Лолка — та всегда готова отработать. Отдать, так сказать, натурой. — Ласточкина неприязненно морщится. — Но, блин, что изменилось-то, Левицкий?
— А что изменилось?
— Ну, с чего ты решил щелкнуть по носу этим дармоедам?
Я смеюсь. Дашка и раньше не скрывала, что не питает особой любви к моим друзьям, а тут на радостях и вовсе решила открыто дать им честные характеристики.
— Я ничего не решал. — Зеваю. — Меня не обременяла возможность угостить их.
— Обязанность. — С умным видом поправляет Дашка.
— Да почему обязанность? Мне же было приятно.
— Да ты знаешь, почему! — Качает головой она. — Все твои понты! У вас же кто круче, того и уважают. Собрались к тебе на вечеринку? «О, Тим, дружище, оторвемся!» Покататься на папкиной яхте? «Собираем толпу!» Заказывайте все за счет заведения! «Е-е-е, Тима, гуляй, рванина!»
— Прекрати! — Я прячу лицо в ладонях и ржу. — Да все не так, Дашка! Ты сейчас прямо как твоя бабулька бухтишь. Кончай уже!
— Мы договаривались говорить друг другу только правду, помнишь? — Наклоняется вперед девчонка. — Ты никогда не врал, что у меня жирная задница, а я никогда не льстила тебе из-за твоих денег.
— Ты единственная, кому плевать на мои деньги. Остальных девушек они жутко заводят.
— Да, но нельзя же вечно все покупать за бабки? Ты состаришься, и у тебя так и не появится ничего настоящего.
— Что-то ты опять развонялась. — Морщусь я.
— Грубиян! — Дашка поджимает губы.
Поэтому мы с ней и дружим. Никому, кроме Ласточкиной, не удается терпеть меня настоящего.
— Это не я, это Марта. — Говорю я, задумчиво качаясь в кресле. — Эта придурочная решила позлить меня вчера своей очередной выходкой. Брать деньги с меня и с моих друзей было ее идеей.