— Пожалуйста, уйди. — Прошу я, вырываясь. — Ты не должен быть здесь.
— Стой. Подожди. — Его руки вновь находят мои плечи и крепко стискивают их. — Давай поговорим. Что это все значит?
— Тим, пожалуйста…
— Почему ты ушла?
— Тим… — всхлипываю я. — Давай, не сейчас.
— Мне очень жаль, но тебе придется со мной поговорить! — Серьезно говорит Левицкий.
— О чем?
— Я видел документы.
— Да… — Киваю. — Я решила, что так будет правильно. Раз уж наши пути расходятся…
— Наши пути? — Он трясет меня за плечи. Его дыхание обжигает мое лицо. — Наши пути?! О чем ты говоришь? Я не верю ни единому твоему слову!
— Твое право.
— Что с тобой, Марта? — Его ладони обхватывают мое лицо. Загорается свет, и я вижу во взгляде Тима страх и боль. Он смотрит на меня нежно и встревоженно, в его глазах столько заботы, что мне становится стыдно. — Ты мне когда-нибудь расскажешь, что с тобой? — Спрашивает он.
— Ничего. — Я сглатываю.
Свет режет мои воспаленные от слез глаза.
— Расскажи мне.
— Тебе нельзя знать…
— Расскажи. Это все из-за меня?
— Нет. — Отчаянно мотаю головой.
— Из-за кого? Кто-то обидел тебя?
Когда рядом появляется Ян, я не выдерживаю.
Обмякаю в руках Тима и начинаю рыдать. Мои слезы перемешиваются с его слезами, моя боль перемешивается с его болью. Я рыдаю навзрыд, и меня буквально выворачивает наизнанку. Тим не успевает стирать влагу с моих щек. Мы опускаемся на пол, и вот я уже сижу на коленях к нему лицом и сбивчиво рассказываю все, что переживала эти годы. Говорю обо все, что делал со мной Яков.
Слова льются из меня потоком.
Даже когда я рассказывала все психологу — дозированно, осторожно, то не чувствовала такого облегчения, которое чувствую сейчас. Все, что накопилось, вырывается из меня и обретает форму. Все страхи, кошмары, ужасы. Все, что висело на шее тяжким грузом — все падает в пространство между нами и обращается в прах.
По мере того, как я рассказываю, Тим немеет. Его руки, гладившие меня по плечам, замирают. Я не понимаю, что вижу в его лице. Что это за эмоции? Перевожу взгляд на Яна, но тот стоит бледный, прислонившись к стене. Он тяжело дышит и часто моргает. Наверное, они оба чувствуют теперь отвращение ко мне. От этой единственной мысли мне хочется сжаться в комок.
36
Тим
Внутри больно щемит. Так больно, что у меня не сразу получается вдохнуть. Открываю рот и хватаю воздух пересохшим горлом. Меня крошит на осколки, меня проворачивает, точно в мясорубке. Я будто рассыпаюсь на части от беспомощности. Сердце болезненно сжимается от услышанного.
Как? Как?! Кто это допустил?!
Почему так случилось? Почему мы с ней не встретились раньше, почему я не могу ничего исправить, чтобы облегчить ее боль?
Каким же надо быть конченым уродом и извращенцем, чтобы ребенка… ребенка!
Мне хочется обрушить свой гнев на того, кто сделал это с Мартой. Хочется искупать его в крови и в собственном гневе. Мне так жаль, что ей пришлось все это пережить… Так жаль, что она никогда не сможет стереть это из своей памяти…
Я смотрю в ее прекрасное лицо, теряя дар речи.
Откуда? Откуда у нее столько сил, чтобы пережить это? У меня все внутри взрывается от одновременного приступа любви к ней, жалости и сумасшествия, в котором сплетаются сейчас мои горечь, ярость и ненависть к чудовищу, которое сотворило это с ней.
Марта вдруг запинается на полуслове, отпускает мою рубашку, за которую только что держалась рукой, и смотрит на меня непонимающе. Она боится. Чего? Неужели того, что я как-то неправильно отреагирую на ее слова?
Да, я шокирован. Но это не касается моей любви к ней. Просто… Просто это признание, оно как спусковой крючок: я превращаюсь в монстра, который готов голыми руками разорвать ее обидчика. Готов кромсать его тело на части, вгрызаться зубами, рвать его плоть и пить его кровь.
Но я вижу, что больше всего нужен ей сейчас.
Марта на глазах превращается в маленькое перепуганное существо, съеженное от страха. Она отстраняется, думая, что я чувствую к ней омерзение. Она в секунду возводит между нами пропасть глубиной в бесконечное отчуждение. И тогда я понимаю, что никогда не дам ей этого сделать. Больше не дам ей уйти.
Никогда.
Я тянусь и одним сильным рывком крепко сгребаю ее в охапку. Я прижимаю ее к себе так сильно, что боюсь отпустить. Вдыхаю запах ее волос, глажу ее спину, ловлю губами ее нервные всхлипы, поцелуями собираю ее слезы. Мы сплетаемся, как ветви деревьев — туго и плотно. Держимся друг за друга и дрожим. Вместе. Мне хочется забрать себе всю ее адскую боль, если бы только она отдала ее мне.
— Я не могла. Не могла. — Всхлипывает Марта, поднимая на меня глаза. — Он сказал, что убьет всех, кто мне дорог. — Поворачивается к Яну: — Сказал, что убьет тебя.
Коренев медленно сползает вниз по стенке.
— Где он сейчас? — Спрашиваю я, убирая ее волосы ей за уши. — Марта, где твой приемный отец? Где мне его найти?
Она мотает головой.
— Где? — Я беру в ладони ее лицо и заставляю посмотреть мне в глаза. — Скажи мне, где он. Обещаю, я разберусь. Никто больше не посмеет тебя тронуть. Никогда. Слышишь? Где?
Марта поднимается с колен. Размазывает слезы по щекам.
— Здесь. — Говорит едва слышно.
— Где? — Вскакивает Ян.
Она идет по коридору, мы спешим за ней. Марта проходит через большую гостиную с камином, включает свет, идет дальше. Мы следом.
— Он что, дома? — Спрашиваю я.
Но девушка не отвечает. Мои пальцы сами сжимаются в кулаки.
— Когда я поняла, что это никогда не кончится, то решила убить себя. В последний момент не хватило смелости. А потом… потом я решила убить его. Долго делала вид, что привыкла к нему, постепенно втиралась в доверие. — Марта останавливается у одной из дверей и поворачивается к нам. — Я попросила его научить меня водить машину. Он никогда не пристегивался. — Она сглатывает. — Не пристегнулся и в тот раз.
Марта
Я открываю дверь и включаю свет. Пропускаю парней в комнату. Мое сердце начинает биться еще быстрее прежнего. Тим входит первым и застывает на месте, заметив лежащего на кровати Якова. Ян врывается следом и тоже тормозит, непонимающе глядя на больного.
— Разогналась и в дерево. — Признаюсь я, опускаясь на край кресла. Мои пальцы нервно теребят край кофточки. — Наверное, подушка безопасности его спасла. Кома, кровоизлияние в мозг… Когда он пришел в себя, стало ясно, что поврежден речевой центр мозга и спинной мозг в области шеи. Вялый паралич. Он все понимает, но не говорит и не двигается.
Тим склоняется над Яковом и смотрит ему прямо в глаза. Ресницы Кауффмана трепыхаются, зрачки злобно сужаются.
— Завтра его заберут в клинику и сделают операцию. — С отчаянием сообщаю я. — Он снова сможет двигаться и говорить.
Левицкий оборачивается ко мне.
— Вот почему я ушла.
— Ты хотела сбежать, чтобы он не нашел тебя?
Я медленно мотаю головой влево и вправо.
— Нет. — Втягиваю ртом воздух. — Я ушла потому, что должна была довести до конца то, что начала. Я должна убить его.
Тим
— Что сделать?
— Убить. — Тихо повторяет Марта и закусывает губу.
— Он и так наказан. — Подает голос Ян. — Если эта тварь выздоровеет, ему же хуже. Попадет за решетку и надолго.
— Я не дам ему выздороветь. — Она обхватывает свои колени, впивается в них пальцами. — У него деньги и власть. — Начинает раскачиваться взад-вперед. — Ему все сойдет с рук. Если не я, то кто-то другой — он найдет себе новую жертву.
Я подхожу ближе и склоняюсь над ней. Кладу свои ладони на ее, мягко поглаживаю.
— Тебе не нужно этого делать. Слышишь, Марта? Не нужно. — Говорю я. А когда она замирает, глажу ее по щеке. — Со мной… — Бросаю взгляд на Яна. — С нами тебе нечего бояться.
— Это не ваша война, уходите! — Восклицает Марта. — Идите, пока не поздно. Я сделаю это! Я должна! Вы не должны нести ответственность вместе со мной.
Ян громко вздыхает.
— Марта. — Беру ее руки в свои и заглядываю ей в глаза. — Марта, я с тобой. Ты должна выслушать меня. Хорошо?
— Угу. — Дрожит она.
Меня тоже трясет.
— Послушай. Этот человек не причинит тебе вреда. Больше никогда. Я лучше сдохну, чем позволю ему сделать это. Ты слышишь?
— Слышу. — Вздыхает девушка.
Ее губы дрожат.
— Если ты считаешь, что это единственный выход, то я тебя поддержу. — Поворачиваю голову. — Ян, закрой, пожалуйста, уши.
— Нет, я с вами. — Доносится из-за спины его голос.
— А теперь смотри на меня, Марта. — Прошу я. Когда ее взгляд фокусируется на мне, продолжаю: — Я сам всажу в него нож, если ты захочешь. Я сделаю это. Я буду с тобой до последнего. Буду рядом, пока все не кончится. Если ты считаешь, что мы должны убить его, то мы это сделаем. Прямо сейчас.
— Но… — Она сжимает челюсти, прикусывает губы добела. — Всегда есть какое-то «но», правда?
— Да. — Киваю я. Касаюсь губами обеих ее рук по очереди. — «Но» есть всегда.
— Я должна… — По ее щеке стекает слеза.
— Тогда ты лишишь нас будущего, Марта. Меня и тебя. Нас.
— Но он выздоровеет и…
— Никаких «и». — Твердо говорю ей. — Я ему не позволю. Ты веришь мне?
— Я…
— Ты можешь мне довериться, Марта. Я обещаю, что он больше никого не тронет. Никогда. Пожалуйста. Я люблю тебя. И сделаю все, чтобы ты была счастлива. Сколько любви тебе нужно дать, чтобы вытравить травмы и воспоминания? Сколько? Я отдам тебе все. Все, что у меня есть. Ты мне веришь?
Марта смотрит на лежащего за моей спиной человека, затем на Яна, а потом уже на меня. В одно короткое мгновение сомнение и тревога в ее взгляде рассеиваются, и она несмело ныряет в мои объятия.
Знаете, я еще не понял до конца, что это.
Не любовь и не страсть, а проклятие. Нельзя все, что я чувствую к ней описать простыми словами. Все оно вот в этих слезах, которые пропитывают сейчас насквозь мою рубашку. В этом диком отчаянии, с которым Марта вцепляется в меня. В ее дыхании, которое навсегда становится для меня чистым воздухом.