— Еще бы, — мрачно ответила девушка. — Он мерзавец и негодяй, но как врач я все равно не имею права оставить его без помощи! Я клятву давала!
Подобие клятвы Гиппократа существует и в этом мире, хоть и называется, конечно, иначе. Медики клянутся в числе прочего не оставлять в беде, и Тария была фанатично предана своему слову. Подозреваю, что хорошенько связать грабителя перед тем, как будить, она не позволит — как же, он и так, бедняжка, столько времени не шевелился!
Кое-как удалось убедить собеседницу, что будить сильного, тренированного (и враждебно настроенного!) мужика, пока Джарис и Азат отлеживаются у нее же в лазарете, — плохая идея. В виде большого одолжения Тария согласилась подождать с этим до завтра.
— А… принц?
— А вот принц меня беспокоит, — нахмурилась она. — Физически он вполне здоров, если не считать небольших последствий после долгой почти полной неподвижности. Плюс несколько ушибов. А вот его психическое состояние вполне нормальным не назовешь. Спутанность сознания, дезориентация, странные чувства к Сафире…
— Последнее особенно ненормально! — мрачно вставила я.
— Я серьезно, это какая-то болезненная привязанность. Мне так кажется. Он ни на минуту ее не отпускает и несет какой-то бред! Хотя… может, он правда просто влюбился. Говорят, это может объяснять все остальное. Я не знаю. Но понаблюдать за ним необходимо. Ты ведь понимаешь, что не стоило использовать на нем экспериментальный артефакт… так часто?
Я вздохнула и кивнула. Совершенно твердо я понимала одно: если придется снова лишать принца памяти, делать это надо в тайне от Тарии. И, пожалуй, на всякий случай — от Сафиры.
— Я уверена, что стоит вернуть его в Аифал, и без медицинской помощи он точно не останется. Уж халиф-то обеспечит для своего наследника самых лучших лекарей!
Тария только передернула плечами.
— Ты вообще меня не слушала? Я говорила о болезненной привязанности! Я не специалист в душевных болезнях, но могу предположить, что если его резко разлучить сейчас с Сафирой, это вполне может перерасти в манию. К тому же… знаю я местную медицину.
Я не стала напоминать, что принца, конечно, будут лечить не те коновалы, с которыми ей приходилось работать в лечебнице для бедных. Кое в чем Тария была права: откровенно говоря, медицина в Зенаиле и правда пребывала в зачаточном состоянии.
— Ну хорошо, — я вздохнула. — И что ты предлагаешь? Мы же не можем оставить его у себя!
— Дай мне понаблюдать за ним хотя бы пару дней. Я надеюсь, что все это — краткосрочные побочные эффекты, и как только я увижу, что пациент в порядке, просто выпустишь его в каком-нибудь городе…
Я бы предпочла выпускать его куда угодно как раз сейчас — пока пациент не в порядке. Тогда и его исчезновение, и блуждание неизвестно где будут вполне объяснимы. Помутнение сознания было у принца! На почве неумеренных возлияний. А в себя приходит пусть уж где-нибудь в родном дворце.
Но Тарии об этом, кажется, лучше не говорить.
Итак, с принцем все только усложнилось. Теперь мне надо не только вернуть его в природную среду обитания, но и предварительно выцарапать из цепких ручек Тарии и Сафиры. И если первое я хоть как-то смутно представляю, то второе кажется пока невыполнимым. А идея таскать его с собой еще два дня — и вовсе безумной…
*
Вечерние сказки стали традицией нашего гарема давным-давно.
Все началось с того, что однажды я решила рассказать сказку для Ники, который никак не хотел отправляться в постель. И я начала в лицах пересказывать ему приключения плюшевого медвежонка и его приятеля — поросенка. Ники увлекся, а постепенно и заснул у меня на коленях… и тогда я заметила, что вокруг нас собралась половина населения дворца. А когда Тария унесла спящего сына в его комнату, девочки принялись наперебой просить меня придумать еще что-нибудь.
И я рассказывала. Мои сказки никогда не надоедали им — потому что таких историй они прежде не слышали. Со временем мы стали собираться каждый вечер в общей гостиной на женской половине — все жены, наложницы и евнухи. Иногда незаметно подходил и кто-то из старых слуг с кухни или с мужской половины. Несколько раз к нам присоединялся даже Ирмаин. А еще я не раз замечала то колыхнувшуюся занавесь, то легкий ветерок за спиной — и знала, что Мариам тоже здесь.
Я рассказывала не только сказки. Любые истории — из всех прочитанных когда-либо книг, просмотренных фильмов, спектаклей и мультиков. Одних только вариантов Золушки и Белоснежки было штук по шесть, если не больше, каждый раз разные — от версий Шарля Перро и братьев Гримм до последних экранизаций, где героини, бросив покорно ждать спасения, брали в свои руки оружие и командование парадом. Некоторые особо полюбившиеся истории меня потом просили рассказать еще раз.
После очередной сказки ее долго бурно обсуждали, спорили, как стоило бы поступить героям, а порой и придумывали альтернативные концовки.
Иногда, устав от роли бессменной Шахерезады, я просила кого-нибудь рассказать что-то свое. Маруф вспоминал истории из своей театральной жизни, Рами делился своими приключениями тех времен, когда он странствовал один со своим танбуром по дорогам Зенаила. Лейсан рассказывала местные сказки. Иногда кто-нибудь придумывал какую-то историю самостоятельно. Но больше всего все-таки все любили именно мои рассказы, не похожие ни на что.
И самыми любимыми у большинства моих слушателей — точнее, конечно, слушательниц — были истории о любви. Поначалу всех зенаильцев изумляло, что у принцев, королей и просто богачей в этих рассказах нет гаремов и невольников, а любимая женщина — всего одна. В Зенаиле так жили лишь бедняки. А потому им казалось, что женщине хорошо жить можно только в гареме. Но я из восточных сказок хорошо помнила разве что “Аладдина” — и ни в одной из его версий ни принцесса Будур, ни Жасмин точно не позволила бы своему низкородному мужу еще и гарем завести.
Не менее странными девушкам казались и истории, где героиня богата сама по себе, работает — не из нищеты, а потому что хочет заниматься любимым делом, и самостоятельно добивается успеха.
Я говорила, что это выдуманный мир, а Тария, Джарис и Маруф подтверждали, что за пределами Зенаила и здесь такое вполне возможно. Конечно, концепция бизнес-леди даже в самых передовых странах пока не прижилась, но, скажем, хорошая швея вполне может держать собственное ателье и очень неплохо жить. Услышав об этом, Айсылу уколола палец иглой — она всегда сидела на общих посиделках с очередной вышивкой — и крепко задумалась.
А со временем я стала замечать, что в тех историях, которые придумывали девочки, все чаще героини становились не “любимыми”, а единственными женами своих возлюбленных.
Сегодня я рассказывала, как и обещала, сначала страшную сказку о Синей Бороде, а затем — чтоб совсем не нагнать на слушателей тоску — очередную версию истории Золушки.
Как обычно, вокруг потихоньку собрались практически все. На фоне Рами тихонечко наигрывал на танбуре, Айсылу что-то шила. Даже Джарис, которой Тария к вечеру позволила-таки выйти из палаты, прихромала и полировала в уголке что-то из своего арсенала.
Над головой у меня промелькнула, хлопнув кистями, беглая модель ковра-самолета. Я резким движением попыталась ее сцапать, однако мини-коврик, увернувшись, мгновенно набрал высоту — и нахально угнездился на потолочной лепнине на трехметровой высоте. Проводив его взглядом, я махнула рукой.
— Жаль, что настоящим принцам так нельзя, — вздохнула Лейсан, когда сказка завершилась закономерным хэппи-эндом. — Ну, на ком попало жениться…
Она скользнула взглядом по сидящей у самого выхода, за спинами евнухов, Сафире, и та мгновенно вспыхнула.
— Вот поэтому в Зенаиле все куда лучше придумано, чем в этих ваших других странах! — объявила она неожиданный вывод. — Что? Вон, Тария говорила, у них принцы тоже по любви никогда не женятся, всегда только на тех, на кого родители укажут. А все потому что жена у них одна-единственная! Вот было бы у них, как у нас — и была бы первая жена “правильная”, а в младшие жены можно и любимую взять!
— Ага, или пятерых любимых, — пренебрежительно фыркнула Джарис. — Каждый год новую. И все любимые!
— Думаешь, у вас там жен не забывают и не изменяют?
Этот спор вспыхивал не в первый раз. Сафира доказывала, что в гареме вполне можно быть счастливой и любимой… разве что забывала о том, что любимой, скорее всего, будет одна из пятерых, а то и десятка. Да и то — нельзя сказать, чтобы зенаилки, с детства привыкшие к мысли о том, что у их мужей будет много женщин, были свободны от ревности. Ревновали они, и еще как — не зря же в гаремах всегда столько ссор, склок и интриг. Так что счастье, на мой взгляд, все-таки довольно сомнительное выходит.
— Нил, — Сафира вдруг опустила глаза. — Выходи за Фарида, а? Я согласна снова быть младшей женой…
Я только вздохнула.
— Ты прекрасно знаешь, что я для него — такая же неподходящая старшая жена, как и ты. Почти такая же. У меня нет развода в прошлом, но я уже была замужем.
Сестра только вздохнула. Конечно, она все прекрасно знает. Старшей женой наследника халифата должна стать одна из невинных дев из самых знатных домов Зенаила. И кандидатуру непременно должен одобрить и сам халиф — ведь этот дом приблизится к нему. Вдова, да еще из пусть знатного, но небогатого рода, да еще излишне самостоятельная? Это уж точно никому не понравится.
А если вдруг станет известно, что после двух лет брака с Ирмаином я осталась девушкой, наш брак могут объявить недействительным, а завещание нашего мужа — ничтожным. Тогда и вовсе судьба всего гарема окажется незавидной.
Конечно, мы могли тайком женить принца. Но долго ли проживет старшая жена наследника, неугодная ни халифу, ни его приближенным? В лучшем случае ей устроят скоропостижный талак, “уличив” в чем-нибудь неподобающем. А в худшем — она поскользнется на лестнице или трагически угостится несвежим грибочком. И если жен будет больше одной, что-то случится с ними всеми по очереди, чтобы старшей могла стать “правильная” девушка. Пожалуй, халиф даже будет рад такому раскладу — ведь в конце концов он получит все наше наследство.