Я перевела взгляд на окаменевшую Зарему, которая продолжала сжимать в ладони ручку Ники.
Зарема — легкомысленная, с очень своеобразной моралью, да и ее “сферу интересов” мне всегда сложно было понять.
Но она такая, какой ее воспитали. Она родилась рабыней, с ее мнением и желаниями никто никогда не считался, ей с детства внушали, что ее внешность — единственное, что в ней ценно, а доставлять удовольствие господину, каким бы тот ни был, — ее предназначение. Чудо, что она вообще различает добро и зло, что в ней сохранилась способность дружить, любить, смеяться. Думаю, даже дом удовольствий, в который она хотела попасть, означал для нее некое подобие свободы, иллюзию выбора — паршивого, но иного она и вообразить тогда не могла.
…Доверяю ли я своим близким достаточно, чтобы верить им, а не своим врагам? Пусть даже вопреки, казалось бы, очевидному?
Пожалуй, да. И пусть я лучше ошибусь… Лучше снова получить под дых, чем вот так, как старый халиф, — так и не узнать о том, что тебя не предавали.
Еще — лучше в конце концов разочароваться, чем предать самой. Потому что неверие — это тоже предательство.
…И если исходить из того, что Зарема не предавала ни меня, ни Тарию, и уж точно не могла отдать ребенка в руки чужих людей, то выходит все-таки странная вещь. Выходит, что Ники все-таки вопреки всему вышел из дома, услышав голос совершенно чужой незнакомой женщины. А потом еще и нес какую-то чушь — явно внушенную ему кем-то из взрослых. В принципе, дети часто бездумно повторяют что-то за старшими, но — обычно только за теми из них, кого считают авторитетом, а не за вовсе посторонними тетеньками.
И если сложить все это с тем, что Фарид ни минуты не сомневался, что сестрица желает ему только добра — и вообще проникся дурацкой идеей с игрушкой — то стоит вспомнить о наличии у Фирусы некоего дара, и все становится на свои места.
Остается вопрос только об участии в заговоре визиря. Мотив у него налицо. Если наследником будет признан пятнадцатилетний второй принц, то именно великому визирю предстоит фактически править страной до совершеннолетия нового халифа. Более того: если за это время оба младших принца будут тоже каким-то образом дискредитированы — или не доживут до срока, то Саид ай-Джариф как старший зять станет одним из претендентов на регалии власти. А шок, написанный сейчас на его высокомерном лице, вполне может быть искусно сыгран.
Но… как говорит Зарема, он скорее сделал бы все сам или нашел исполнителя-мужчину. В то, что он мог бы подослать к нам, например, того же грабителя из Закатной школы, я бы вполне поверила. А вот свою жену… Ай-Джариф — непроходимый шовинист, не верящий, что женщины вообще годятся на что-то, кроме как украшать его жизнь. И, как ни странно, сейчас это говорит в его пользу. Мог ли он в таком важном деле положиться на женщину и ее способности?
Все эти мысли пронеслись в голове буквально за несколько секунд. В зале тем временем начали наконец шевелиться, по углам послышались шепотки.
— До разбирательства надлежит назначить… — начал, откашлявшись, один из старцев, однако я его уже не слушала.
Пожалуй, время моего выхода.
— Что вы собираетесь делать? — едва слышно шепнул мне на ухо Демьен, продолжавший сжимать меня в объятиях.
Чуть повернувшись в его руках, я потянулась к уху мужчины и так же едва слышно объяснила.
— Вы уверены? — нахмурился он, бросив взгляд на фигуры женщин в центре зала. — Все-таки их двое, а вы одна. Может быть…
— Нет, — я, чуть улыбнувшись, качнула головой. — Это нас двое — а она одна. Отвлеките визиря!
С этими словами я выскользнула из рук посла — и принялась осторожно, стараясь никого не задеть, пробираться к центру зала. Демьена я потеряла из виду сразу — как, думаю, и он меня. Все-таки гениальная придумка Мариам действует без сбоев.
— Светлейший принц Фарид, полагаю, вы понимаете, что в данных обстоятельствах мы вынуждены… — старец продолжал что-то бубнить, стараясь, однако, ни единым словом не оскорбить пока еще наследника.
Платье и покрывало не делает тебя невидимым — только рассеивает внимание. Поэтому, если отбросить покрывало с головы, ни у кого не возникнет впечатления, будто голова плавает в воздухе сама по себе. Просто сосредоточиться на человеке станет чуть проще. Ненамного — все-таки платье остается на месте — но человека уже можно будет разглядеть, не зная точно заранее, где он находится. Главное не отводить от него взгляда.
Впрочем, отвести взгляд от вербинского посла, когда он сбросил с себя покрывало, никто бы и не смог. Уж очень неожиданным оказалось его появление в центре зала, рядом с великим визирем. И еще более неожиданным был его вид в женском платье.
— Любезный друг мой Саид-ала, я не спешил бы так с выводами на вашем месте, — мягко произнес он.
— Вы?! — лицо визиря вытянулось так, что любо-дорого. — Что вы здесь… и почему вы в таком виде?!
Кажется, от шока почтеннейший визирь даже забыл о своей традиционной велеречивости.
Посол только небрежно пожал плечами. Мол, пустяки. Подумаешь. Да, я, официальное лицо, разгуливаю тут по дворцу правителя чужого государства в женском платье. А что?
— Видите ли, друг мой, — с прежней легкостью продолжал посол, — я по случайности стал свидетелем некоторых событий, которые меня… удивили. А кроме того, принц Фарид — мой добрый друг, и я был изумлен, что на него пала тень подозрения в столь ужасном злодеянии, как покушение на родного отца. И из любопытства предпринял небольшое собственное расследование. Результаты которого удивили еще больше. К примеру, знаете ли вы, что ваша старшая супруга — маг?
— Что? — ай-Джариф даже подавился смешком. — Вы это серьезно? Женщина — маг? И при чем тут вообще моя жена?!
Я только покачала головой. Да-а… все и впрямь запущено. И да, визирь сам — один из сильнейших магов-разрушителей. Однако прожив много лет с Фирусой, он, видимо, и не подозревал о наличии у нее дара. Все дело в том, что даже маги видят чужие чары только “переключив” зрение на магический спектр. И только непосредственно в тот момент, когда другой маг колдует. Выходит, за все эти годы ай-Джарифу попросту не приходило в голову проверить своих жен на наличие дара. Хотя бы внимательно присмотреться самому.
Впрочем, если бы он и знал, это бы мало что изменило. Конечно, никто не отрицает очевидного, и все отлично знают, что с волшебным даром может родиться как мальчик, так и девочка. Однако в Зенаиле слишком привыкли не воспринимать женщин всерьез. Так что девочек никто не учит владеть их даром и не рассматривает как магов. Ирмаин, кстати, после того, как выяснилось, что в его небольшом гареме целых три одаренных, долго сетовал, какой, видимо, магический потенциал в стране пропадает даром.
Между тем я, все еще для всех невидимая, скользнула за спиной Заремы. Та вздрогнула, видимо, ощутив движение воздуха.
— Придержи ее, — шепнула я наложнице на ухо.
Та ничем не выдала, что слышала меня, однако отпустила Ники, а когда я схватила за руку Фирусу, Зарема тоже вцепилась в нее, как клещ.
Женщина не успела ничего понять, но попыталась вырваться — увы для нее, вдвоем мы были сильнее. И после короткой борьбы я защелкнула на запястье дочери покойного халифа и жены визиря простой браслет. Фируса неверяще уставилась на него — видимо, знала, что это такое. И чихнула.
И впрямь на аллергию похоже.
Что ж… принца я уже допрашивала, как преступника. А вот допроса принцессы в моем послужном списке пока не было.
Наша борьба привлекла всеобщее внимание — особенно когда покрывало сползло с моей головы.
— Схватить ее!
Для ай-Джарифа все выглядело вполне однозначно: сбежавшая из тюрьмы преступница (а может быть, и пособница принца-заговорщика) средь бела дня прямо в халифском дворце напала на благородную эрти.
В мою сторону двинулись все стражники, что стояли по периметру зала. Не тронулись только те двое, что то ли охраняли, то ли сторожили принца.
Однако приблизиться они ко мне не успели. Потому что в один длинный прыжок передо мной оказался вербинский посол. Впрочем, нет, прыжка получилось полтора — был бы один, если бы Демьен не запутался-таки в юбке. Чертыхнувшись, он рванул на себе подол — и отбросил в сторону уже бесполезную тряпку, под которой у него оказались штаны и сапоги. А еще — выхватил из ножен шпагу.
Зенаильская знать не носила при себе оружия, за исключением коротких кинжалов с вычурными рукоятками, служащих скорее украшениями и признаками статуса. Считалось, что знатного мужчину должны охранять невольники, а черни оружие и вовсе ни к чему. Уважая местные обычаи, Демьен здесь тоже не носил свою шпагу… обычно. Но в Вербинии каждый дворянин учился обращаться с нею с пеленок. Так что стойка, которую он принял, оказалась вполне профессиональной.
И все-таки один против такого количества противников он продержится недолго.
Особенно если учесть, что в руках стражников были не короткие сабли, а копья.
Я должна все это остановить.
Не церемонясь, я заломила руку вскрикнувшей Фирусе.
— Говори! Какой у тебя дар?
Женщина зашипела — однако уже в следующую секунду ее красивое лицо скривилось от боли.
— Ментальный! — буквально выплюнула она.
Визирь, уже открывший было рот, чтобы что-то еще приказать, так и замер. По углам снова зашушукались.
Ментальный дар — самый редкий среди всех магических талантов, и считается особо ценным. Одаренный менталист может лечить душевные травмы, помочь вспомнить забытое, распознать ложь — и много чего еще.
…Например, внушать те или иные идеи и убеждать.
В Зенаиле считается, что боги наделяют им только достойнейших из мужей.
Ну-ну. Сюрприз, ребята. У нас тут стервозная баба с этим вашим редким ценным даром. И она определенно не только вполне освоила его, но и вовсю использует.
Стражники между тем уже начали окружать нашу маленькую группу. Но прежде, чем круг замкнулся, из него успела метнуться Зарема.
— Останови их! — наложница упала на колени перед визирем. — Выслушай!