За спиной ведущего — экран во всю стену, и оттуда на них смотрит лицо Коннора.
— ...Инспекция по делам молодёжи, желая положить конец слухам и домыслам, подтвердила, что Коннор Ласситер, в течение целого года считавшийся погибшим, жив. Ласситер, также известный как Беглец из Акрона, был одним из главных действующих лиц мятежа в заготовительном лагере «Весёлый Дровосек», в результате которого девятнадцать человек погибло, а несколько сотен расплётов вырвались на свободу.
Коннор и Лев в ошеломлении не могут оторвать глаз от телевизора. Диктор продолжает:
— Высказываются предположения, что Ласситер находится в бегах совместно с Левом Калдером и Рисой Уорд, которые тоже в своё время сыграли значительную роль в мятеже.
На стене за спиной диктора появляются фотографии Рисы и Лева. Лев на фото такой, каким он был прежде — аккуратно подстриженный наивный несмышлёныш.
— Это плохо? — осведомляется Грейс, и сама же отвечает на свой вопрос: — Да, это плохо.
Далее следует интервью с напыщенным представителем Инспекции, держащим в руке снимок Коннора с каким-то расхристанным парнем — наверное, думает Лев, это брат Грейс. Юнокопская шишка, похоже, в раздражении оттого, что приходится делиться этими сведениями, но, видно, деваться некуда, потому что Инспекции требуется помощь общественности.
— Наши эксперты выяснили, что этот снимок подлинный и сделан чуть больше двух недель назад. Молодой человек на фотографии, Арджент Скиннер, и его сестра Грейс пропали без вести, и мы полагаем, что Ласситер либо взял их в заложники, либо убил.
— Что?! — хрипло каркает Коннор.
— Все, у кого имеется любая информация о преступнике, должны незамедлительно обратиться к властям. Не пытайтесь захватить Ласситера самостоятельно — он вооружён и очень опасен!
Лев переводит взгляд на друга. Коннор клокочет от ярости. Любой, кто не знаком с ним близко, счёл бы его в этот момент крайне опасным.
— Возьми себя в руки, Коннор, — говорит Лев. — Они же на это и рассчитывают! Чем больше ты разозлишься, тем больше ошибок наделаешь и тем легче будет тебя поймать! Ведь ясно же — раз они вынуждены выйти с этой информацией на публику, значит, понятия не имеют, где тебя искать; так что пока ты в безопасности.
Однако в данный момент Коннор не слышит ничего, кроме бури в собственной голове.
— Вот чёртовы сволочи! Они бы ещё всю Глубинную войну на меня повесили! Правда, я тогда ещё даже не родился, но эти гады уж найдут повод! — Коннор с силой всаживает в стенку Роландов кулак и морщится от боли.
— Ложь, — спокойно произносит Элина, — это могучее оружие, и юновласти владеют им в совершенстве.
Грейс обводит испуганными глазами всех поочерёдно:
— Почему они говорят, что Арджент пропал?
За спинами собравшихся раздаётся голос:
— Кто это — Арджент? Он что, правда, мёртв? Коннор, ты его убил?
Они оборачиваются и видят всеми позабытого Кили.
Разумные доводы Лева и Элины не смогли охладить Коннора, зато написанный на лице Кили страх производит нужное действие.
— Нет, он не мёртв и я его не убивал, — отвечает мальчику Коннор немного более спокойным тоном. — Не знаю, куда его понесло, но уверен, что он жив и здоров.
Кили, кажется, не убеждён до конца, и это беспокоит Лева. От парнишки можно ожидать чего угодно. Тогда как о пребывании Лева в резервации «неофициально» известно всем, то о том, что печально знаменитый Беглец из Акрона тоже здесь, не знает никто. Кили обещал держать язык за зубами, но сейчас, когда тайна становится такой большой, сможет ли он удержать её в себе?
— И что будем делать? — спрашивает Лев у Элины, зная, каков будет её ответ — или, по крайней мере, надеясь на него.
— Конечно, вы останетесь здесь, под нашей защитой, — говорит Элина.
Лев выдыхает. Он и не заметил, что задержал дыхание.
— Чёрта с два! — выпаливает Коннор и рвётся к выходу.
Лев останавливает друга, схватив за плечо:
— Это самое разумное! Никто там, снаружи, не знает, что мы здесь. Затаимся, пока о нас не перестанут говорить.
— Ты прекрасно знаешь, что о нас никогда не перестанут говорить!
— Но мы же не всегда будем на первых полосах, как сегодня. Несколько недель — и всё утихнет. Сорваться с места сейчас было бы огромной глупостью.
— Пока мы сидим здесь, ребят с Кладбища расплетают!
— Пока ты на свободе, в них жива надежда! — веско говорит Лев. — А представь себе их состояние духа, если тебя поймают!
— Прячутся только трусы! — не сдаётся Коннор.
— Прятаться из трусости и затаиться в ожидании подходящего момента — разные вещи, — возражает Элина. — Главное — что тобой движет: страх или намерение.
На это Коннор не находится с ответом, по крайней мере, сейчас. Элина умеет затыкать людям рот пищей для ума. Глаза Коннора полыхают ещё одно мгновение, а затем парень падает на стул, сдаваясь. Он осматривает костяшки своих пальцев, вернее, пальцев Роланда — кожа содрана, ссадины кровоточат. Больно, но Коннору, похоже, эта боль доставляет извращённое удовольствие.
— Они думают, что Риса с нами, — говорит он. — Если бы. Я был бы счастлив.
— Если Риса увидит этот репортаж, — подчёркивает Лев, — она будет знать, что ты всё ещё жив, а это, что ни говори, хорошо.
Коннор мечет в него быстрый, полный отвращения взгляд:
— Меня иногда тошнит от твоей способности в любой ситуации видеть светлую сторону.
Выпуск новостей переходит к очередному террористическому акту хлопателей, и Пивани выключает телевизор.
— Так, давайте рассуждать реалистично. Как долго сможем мы держать в секрете присутствие здесь Коннора?
Лев замечает выражение вины на лице прикусившего язык Кили. Всё понятно.
— Кому ты разболтал, Кили? — спрашивает он напрямик.
— Никому, — отвечает тот, но Лев продолжает буравить его взглядом, и Кили сдаётся: — Только Нове. Но она обещала молчать, и я ей доверяю. — Потом он добавляет: — Я просто думал, что раз это юновласти охотятся за ним, а Коннор ведь вышел из возраста расплетения, значит, он в безопасности, ну и вот...
— Не имеет значения, — поясняет Чал. — Его так называемые «преступления» были совершены, когда он был под их юрисдикцией, из чего следует, что они будут преследовать его до старости.
Пивани принимается расхаживать по комнате, Элина трёт лоб, как будто у неё разболелась голова, а Кили стоит с несчастным, потерянным видом, словно у него только что померла собака. «Кажется, события вот-вот покатятся неудержимо, как камнепад», — думает Лев.
— Если слухи всё же распространятся, — произносит Чал, — и Инспекция потребует у нас выдачи Коннора и Лева, мы можем отказаться. Я подниму вопрос о политическом убежище; а без договора об экстрадиции Инспекция ничего не в силах поделать.
Элина качает головой.
— Они надавят на Совет племени, и тот, как всегда, уступит.
— Но это даст нам некоторую отсрочку, а я продолжу ставить барьеры на их пути до бесконечности.
И тут в разговор вмешивается Грейс:
— А знаете, что лучше барьеров? Объезды!
Лев и другие смотрят на неё как на полоумную, но Коннор, знающий Грейс лучше прочих, относится к её словам серьёзно.
— Объясни, что ты имеешь в виду, Грейс.
Оказавшись центре всеобщего внимания, Грейс воодушевляется и начинает говорить, помогая себе руками так активно, что это похоже на язык жестов, которым пользовались когда-то в старину.
— Тут нужна другая стратегия. Если вы попытаетесь остановить их, то они быстренько протаранят барьеры один за другим. Гораздо лучше послать их кружным путём, да подальше. Им будет казаться, что они вот-вот достигнут цели, а в реальности только зря колёса изотрут.
На секунду воцаряется изумлённая тишина, в которой раздаётся смешок Пивани:
— А она дело говорит!
Лев смотрит на Коннора, приподняв брови. Похоже, Грейс не так проста, как кажется.
Глаза Чала принимают напряжённо-отсутствующее выражение, как будто мужчина решает в уме сложную математическую задачу.
— Хопи отчаянно просят меня выступить их представителем на всеобщих дебатах. Пожалуй, соглашусь, а взамен попрошу, чтобы Совет хопи объявил, что они дают Леву с Коннором политическое убежище.
— И тогда, — подытоживает Коннор, — даже если здесь о нас поползут какие-то пересуды, юновласти их не услышат — всё их внимание будет направлено на хопи. А когда они узнают, что нас там нет, им придётся всё начинать сначала!
Настроение, которое ещё пять минут назад граничило с полной безнадёжностью, резко меняется в лучшую сторону. У Лева, однако, в горле застревает комок.
— И вы пойдёте на такой риск ради нас? — спрашивает он хозяев.
Те отзываются не сразу. Пивани не решается посмотреть в глаза гостям, а Элина переводит взгляд на мужа. Наконец Чал отвечает за всех:
— Мы уже один раз поступили с тобой несправедливо, Лев. Это наш шанс искупить вину.
Пивани стискивает плечи Лева так, что юноше становится больно, но он этого не показывает.
— Не скрою, — провозглашает Пивани, — я горжусь, что даю убежище народным героям!
— Мы вовсе не герои, — возражает Лев.
— Ни один истинный герой не признаёт себя за такового, — улыбается Элина. — Так что, Лев, продолжай отрицать это всеми фибрами души.
27 • Старки
Мейсон Старки знает, что он герой. У него в этом не возникает даже тени сомнения. За доказательствами далеко ходить не надо: он спас огромное количество жизней; все его аистята живы и здоровы — и всё благодаря его уму и ловкости рук. Но это только начало, фундамент для будущих эпохальных свершений и его, Старки, личной славы. Старки убеждён — его ожидает великая судьба, и близок тот час, когда он впервые ворвётся на авансцену истории.
— Академия «Пеликан». — Приятная женщина читает логотип на зелёной футболке Старки, вносящего свои данные в реестр гостей. — Это приходская школа?
— Всеконфессиональная, — уточняет Старки. — Я пастор-вожатый.