Народ ликует и прославляет великого Старки. Хэйден смотрит на труп начальника... на мёртвых охранников... на десятки детских тел, усеявших всю территорию лагеря... и не знает, радоваться ему или вопить от ужаса.
33 • Коннор
Терпение к числу достоинств Коннора не относится. В прежней жизни, до того, как его родители подписали ордер на расплетение, он бесился, если приходилось чего-то ждать. В минуты вынужденного бездействия его мысли обращались к собственной жизни; а когда он думал о ней, то злился. Злость толкала его на всякие необдуманные, безответственные, а иногда и противозаконные поступки, что в конце концов и привело к беде.
Но с момента побега из дома у Коннора не выдавалось ни одной спокойной минуты — во всяком случае, до прибытия в резервацию арапачей. Подвал Сони был настоящей чашкой Петри, в которой неконтролируемо плодились микробы страха и тревоги. Коннору постоянно приходилось держаться настороже, защищая себя, защищая Рису, ни на секунду не выпуская из виду Роланда — от того в любое мгновение можно было ожидать смертельного удара.
Он до сих пор задаётся вопросом: сложись обстоятельства по-другому — убил бы его Роланд или нет?
В «Весёлом Дровосеке» Роланд подгадал момент, прижал его к стенке и попытался задушить той самой рукой, которая сейчас принадлежит Коннору, — но не смог. Духу не хватило. Может, он был как та собака, что громко лает, но не кусает? Этого никому не дано теперь узнать.
А вот Коннору действительно довелось убивать.
Тогда, на Кладбище, он стрелял боевыми патронами. Он видел, как его пули скашивали нападающих. Значит ли это, что он убийца? Можно ли как-то искупить эту свою вину?
Вот почему Коннор терпеть не может сидеть и ждать. От раздумий он просто сходит с ума.
Единственное, что примиряет его с бездействием — растущее чувство безопасности, нормальности бытия. Если в его положении вообще можно что-либо считать нормальным. Таши’ни были гостеприимны, несмотря на их изначальную холодность к нему. С момента публичного объявления, что Беглец из Акрона жив, Таши’ни сделали всё, чтобы Коннор считал их дом своим.
Однако в течение дня жилище пустует. Кили в школе — это, конечно, хорошо, потому что у Коннора не хватает терпения справляться с нехваткой терпения этого пацана. Чала вообще нет в резервации — он творит чудеса у хопи; Элина все свои дни проводит в педиатрическом отделении клиники; а Пивани весь день охотится и возвращается лишь к ужину.
Коннор, Грейс и Лев, которые не могут выйти за пределы дома из страха быть обнаруженными, предоставлены самим себе.
Первая неделя августа, их двадцатый день здесь. Вечереет. Насыщенный янтарный свет проникает сквозь окна, отразившись от противоположного склона расщелины. В этом доме на утёсе тени удлиняются быстро, а когда солнце заходит, сразу становится темно. Сумерки в ущелье коротки.
Грейс, не ведающая скуки, в самый же первый день пребывания у Таши’ни заявила: «Да здесь же куча всего интересного!» Сегодня она совершила набег на очередной шкаф и привела в порядок его содержимое с пугающей аккуратностью. Лев, идущий на поправку после аварии, расстелил на полу большого зала коврик и занимается лечебной гимнастикой, которую ему прописала Элина. Коннор расположился на пышной софе. Он где-то нашёл карманный нож — наверно, когда-то принадлежащий давно пропавшему Уилу — и занялся резьбой по дереву, но не имея понятия, что бы такое вырезать, просто стачивает и стачивает большие палки, пока они не превращаются в маленькие.
— Тебе бы заняться самообразованием, пока есть время, — сказал ему Лев в самый первый день, когда они трое остались в доме Таши’ни одни. — Ты сбежал из какого класса — десятого? Значит, так и не окончил старшую школу. Ну и как ты собираешься получить работу, когда всё это закончится?
Мысль о том, что «всё это когда-нибудь закончится» вызывает у Коннора смех. Интересно, как бы сложилась его жизнь в какой-нибудь альтернативной вселенной, где оставаться целым — нормальное явление, а не привилегия. Наверняка его способности к технике помогли бы ему устроиться ремонтником в какую-нибудь фирму. Так что, когда «всё это закончится» и если какое-то чудо позволит ему вернуться к нормальной жизни, — какой она будет, его жизнь? Коннор из альтернативной вселенной мог бы вполне удовольствоваться ремонтом холодильников, но Коннора из настоящей вселенной такая перспектива несколько пугает.
Ну вот, опять — делать нечего, сиди себе, раздумывай... Возвращаются старые рефлексы — Коннор злится. И хотя злость больше не толкает его на всякие глупости, он встревожен, зная, во что может вылиться возвращение его старого «я».
— Ух, как я это ненавижу! — говорит Коннор, отшвыривая бесполезную палку, которую только что обтачивал.
Лев раскручивается из заковыристой растяжки и, замерев по своему опоссумскому обычаю, безмолвно ждёт, что будет дальше.
— Ненавижу это! — повторяет Коннор. — Ненавижу торчать в чьём-то доме, ненавижу, когда обо мне заботятся. Я как будто становлюсь собой прежним! А я уже давно не прежний!
Лев продолжает молча смотреть другу в глаза, и в конце концов Коннору хочется отвести взгляд... но как бы не так! Он не позволит «переглядеть» себя!
— Ты никогда не умел быть обыкновенным, нормальным парнем, правда? — говорит Лев.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты был полный отстой. Больной на всю голову. Это ж надо додуматься: использовать бедного, ни о чём не подозревающего десятину в качестве живого щита!
— Угу, — негодующе мычит Коннор, — только не забудь, что я спас этому десятине жизнь!
— Ну да, в придачу. Ты же вовсе не с этой благородной целью вцепился в меня в тот день, а?
Коннор молчит: оба знают, что Лев прав, и это выводит Коннора из себя.
— Я хочу сказать, что ты боишься опять стать тем придурком, каким был два года назад. Но я точно знаю — этого не произойдёт.
— И откуда такая уверенность, о ваше хлопально-десятинное мудрейшество?
Лев бросает на него колючий взгляд, но решает не заострять внимания.
— Ты что-то вроде Хамфри Данфи[28]. Да и я тоже. Мы оба прошли через такое, что сначала разорвало нас на части, а потом собрало обратно. Ты теперешний — совсем не то, чем ты был раньше.
Коннор обдумывает его слова и кивает. Пожалуй, Лев прав. Приятно сознавать, что друг считает его полностью изменившимся, вот только сам Коннор в этом совсем не уверен.
За ужином в тот вечер происходят два значительных события. Которое из них хуже, зависит от точки зрения.
Как только темнеет, Элина входит в столовую в сопровождении Пивани, несущего горшок с кроличьим жарким, томившимся в духовке целый день. К счастью, Коннор не присутствовал при свежевании и разделке животного; кроличья морда из горшка не торчит — значит, всё в порядке. Усевшись за стол, Кили принимается жаловаться, что ребята, у которых дух-хранитель из хищников, дразнят детей с более мирными покровителями.
— Это нечестно! К тому же я знаю, что половина этих «хищников» сами придумали себе хранителей!
Болтовня Кили напоминает Коннору о его брате, Лукасе — тот тоже из любого пустяка в школе раздувал целую драму. У Коннора вдруг мурашки бегут по коже. Не потому, что он вспомнил брата, а потому, что вдруг осознал, как давно он о нём не вспоминал. Лукасу сейчас примерно столько же, сколько было Коннору, когда он сбежал из дома.
— Передайте, пожалуйста, сюда жаркое, — просит Коннор. Лучше сосредоточиться на еде, пока его окончательно не занесло на минное поле раздумий.
Пивани утешает Кили:
— Это у них пройдёт. А если нет — когда-нибудь они за это поплатятся. Птицы летают и на север, и на юг.
Должно быть, думает Коннор, это арапачский эквивалент пословицы «как аукнется, так и откликнется».
— Алло, можно нам сюда жаркого? — повторяет он. В то время как Лев терпеливо ждёт своей очереди, голод Коннора требует внимания к себе.
Грейс, всегда сидящая по правую руку от Элины, наваливает себе полную миску. Горшок переходит к Элине, но та не замечает, поскольку тоже принимает участие в маленькой драме Кили:
— Ты не представляешь себе, сколько детей поступает к нам в травматическое, потому что уверены, будто их духи-хранители уберегут их от переломов!
И тут Коннор громко и отчётливо взывает:
— Мам! Да передай же нам сюда жаркое!
И только заметив расширившиеся глаза Лева, Коннор осознаёт, чтó он только что сказал. Нормальная домашняя обстановка, воспоминания о собственной семье — вот у него и вырвалось.
Все таращатся на Коннора, как будто он только что испортил воздух за столом.
— То есть... передайте жаркое. Пожалуйста.
Элина передаёт ему горшок, и Коннор уже думает, что никто не заметил его промашки, как тут раздаётся голос Кили:
— Так он уже называет тебя мамой? Даже мне нельзя называть тебя мамой!
После чего воцаряется молчание, все в замешательстве. Поэтому Элина решает вколотить гвоздь до конца, а не оставлять его торчать как попало.
— Я напоминаю тебе о ней, Коннор?
Он накладывает себе жаркого и отвечает, не глядя на неё:
— Не то чтобы... Просто обед вообще такой... похожий...
— Спорим, кролика у вас отродясь не бывало! — мямлит Грейс с набитым ртом.
Коннору хочется лишь одного — чтобы в комнате образовалась чёрная дыра и втянула в себя всеобщее внимание, вызванное его досадной оговоркой. А через пять секунд он получает урок, как важно быть осторожным в своих желаниях.
Окно большого зала внезапно разлетается вдребезги, и из маленького отверстия в задней стене сыплется каменная крошка. Ещё секунду назад этого отверстия не было.
— Все вниз! — кричит Коннор. — Под стол! Быстро!
Он мгновенно перестраивается в боевой режим и принимает командование на себя. Другие, возможно, ещё не поняли, что отверстие в стене — дырка от пули, но ничего, скоро до них дойдёт. Сейчас важно убрать людей с линии огня.