— Не знаю, удастся ли. Теперь ведь не читают путевые заметки.
— А что читают?
— Да чушь всякую, американские бульварные романы.
— Неужели есть такие? Вот жаль, мне что-то не попадались.
— Ни за что бы раньше не поверил, что путешествие может быть столь утомительно. Прямо как работа. Я уже совсем выдохся. Смотри-ка, а она все поет. Веселая девочка.
— Хочешь узнать, почему она поет?
— Так она тебе и сказала.
— Ну все же, хочешь услышать?
— Только, пожалуйста, не вгоняй меня в краску, не говори, что это мне интересно.
— Хей, Джейн, когда у тебя обеденный перерыв? — заорал Купаринен без всякого стеснения.
— Перерыв? Уже был, — отозвалась девчонка. — А что?
— А когда он закончился?
— Десять минут назад.
— Вот тебе и ответ, — торжествующе сказал Купаринен.
— Какой же это ответ?
— Разве ты не знаешь, что современный вариант любви — это любовь в обеденный перерыв?!
— Откуда мне знать? Я уже целых десять лет без обеденного перерыва.
— Слушай, как это делается. Портье вручает один из ключиков, висящих на гвозде, клиенту. Стоит это семь или десять долларов, в зависимости от кошелька клиента. Номер занят, постель в нем с утра не застелена…
— Хозяин номера где-то гуляет, так, что ли? А если он вернется?
— Портье позвонит и прикажет немедленно исчезнуть.
— У-ух!
— Обычно выбирается номер в конце длинного коридора. И кроме того, портье всегда может задержать его владельца.
— Как же это, интересно?
— Скажет, что для него есть письмо, и примется долго искать.
— А-ха! А как же те двое? Он что, предоставит им другую комнату или вернет деньги?
— Разумеется, вывернется. Кому охота, чтобы ему морду разукрасили!
— А если он слабак?
— Кто? Портье или клиент?!
Мы пошли за закуской, выбрали крохотные бутербродики и заодно пробили в кассе пиво. За спиртное нужно было платить дополнительно.
— На каком языке вы разговариваете? — спросила кассирша.
— Он финн, из Финляндии, — сказал Купаринен, сочувственно поглядывая на меня.
— А где это находится, в Европе?
— Йес.
— Я прожила четыре года в Западной Германии, мой муж служил там в авиации, — похвасталась кассирша.
— А я воевал в Корее, — не остался в долгу Купаринен.
— В авиации?
— Нет, к сожалению.
Пока мы ели, я рассматривал посетителей. В глубине зала сидели элегантные женщины — пожилые и среднего возраста. У некоторых на спинке стула висели меховые накидки или жакеты. Такие дамы часто встречаются летом на улицах Сан-Франциско. Это был высший пилотаж, как говорят летчики.
Дождь кончился, и выглянуло солнце, но оно светило не ярко, ослепительный лик его был еще подернут вуалью. Шел одиннадцатый час утра.
— Здесь такие очаровательные женщины. И совсем почти нет мужчин. Почему?
— Потому что мужчины менее очаровательны.
— А что это за женщины?
— Вдовы и разведенные.
— По этой причине ты привел меня именно сюда?
— Разве тебе не нравятся жующие женщины? — вопросом на вопрос ответил Купаринен.
— Это уже из области социологии, — отрезал я.
Светловолосая толстуха отправилась за добавочной порцией. Она с трудом передвигалась, словно стреноженная.
Худенькая старушка со сморщенной шеей направилась к выходу, опираясь кончиками пальцев на стоявшие рядом с ней стулья.
— Спасибо, что зашли, — по-голливудски улыбнулась ей кассирша, приходите опять.
— На следующей неделе Джек приезжает, — просияла старушка.
— О, это большая радость!
— Да, он у меня учится в Пенсильванском университете.
— Кто, ваш сын?
— Разумеется.
— А-ах!
Светловолосая толстуха пыталась утрамбовать на тарелке побольше курицы и риса.
— Они так нажираются, что потом в дверь не могут пролезть, — хмыкнул Купаринен. — Смех, да и только.
— У них, наверное, денег мало, вот они и норовят запастись на весь день, — подхватил я.
В это время толстуха уронила тарелку на пушистый коричневый ковер. Тарелка перевернулась вверх дном и похоронила под собой курицу. Подскочил официант.
— Ничего страшного, — вежливо успокоил он ее.
Вытащил из ящика чистую столовую ложку (я бы наверняка взял грязную. Вот она, разница между профессионалом и любителем!), перевернул тарелку, быстро покидал пищу обратно, выскоблил ковер ложкой, а остатки ловко втер в него ботинком. Затем он осторожно поставил тарелку на многоэтажную тележку с грязной посудой, вытянул откуда-то чистую, положил на нее в точности такую же порцию, какая была, ни больше и ни меньше (он явно не был садистом), и понес тарелку на толстухин столик.
— Не волнуйтесь, платить не придется, тарелку переменили не вы, а я, на ходу бросил он.
Женщина пошла было за ним, но тут же отстала. На обратном пути официанту пришлось посторониться, чтобы не столкнуться с ней. Он развернулся боком, как если бы книгу вдруг поставили ребром, а потом повернулся спиной, на которой так и сияло: «Образцовый официант».
Мы пошли за горячим. Купаринен выбрал остывшее жаркое и картофель по-французски, а я — курицу с рисом.
— К сожалению, люди не приспособлены есть впрок.
— Может, женщины умеют? — предположил Купаринен. — У них всегда ведь есть лишний жирок.
— И вообще женский организм совершеннее мужского, — подхватил я. — А в биологическом отношении они на полмиллиона лет впереди мужчин. Сущая правда!
— Верю, особенно как вспомню Корею. Вот где жирок не помешал бы. Я там мерз чертовски. Спасибо, выручила мудрость предков.
— Начал пить?
— Да нет, построил сауну. Мы расположились на высоченной горе. А противник, представь, на соседней. Их всего-то было трое, но они держали под обстрелом долину и дорогу, по которой нам подвозили припасы. Без дымовой завесы днем невозможно было проехать. Так вот, мои друзья из сауны не вылезали. «Черт побери, Купаринен, — восхищались они, — это блестящая штука, ты же можешь взять патент». Сауна-то была подземная! Сверху ее не видно было, только дымок курился. Однажды к нам прикатил на джипе генерал, да не простой, а трехзвездный Смит. Ты наверняка слышал о нем.
— И что же дальше?
— А тут как раз приказ открыть огонь. Выскочили мы из сауны в чем мать родила и помчались к пушкам. Обстреляли все, не смотри, что голые, чего там возиться было, одеваться; закончили пальбу, припустили обратно в сауну. Смит даже джип притормозил.
— Как, на такую гору можно было въехать на джипе? — удивился я.
— Ну да. А что особенного?
— Разве там шоссейная дорога проходила?
— M-м… так мы же ее проложили.
— Значит, это была горка, а не гора.
— Горка, горка. Пусть будет горка, раз уж тебе так хочется! У этого Смита глаза на лоб полезли, когда мы нагишом шуровали у пушек. Да еще красные, пар от нас так и валит клубами. Морозу-то градусов семьдесят! Смит сразу же укатил, не по себе ему стало. Дорогу завесили, и джип пропал. Все в дымище, а мы дрожим и гадаем, кого еще черт принесет. Тут грузовик со всем солдатским обмундированием, вплоть до нижнего белья, прикатил. Смит, видать, решил, что наше-то поизносилось. Вот каждому и выдали полный комплект, чтобы голышом у пушек не торчали.
— Веселенькая история! Обязательно использую ее, если, конечно, ты не вычитал это где-нибудь!
— Что-что?
— Ничего, продолжай!
— Потом мы попали в окружение. И нам на парашюте сбрасывали боеприпасы и продовольствие. Да приземлился-то всего один. Угадай, что там было?
— Обмундирование, разумеется.
— Да нет, ящики с виски. Всю неделю мы кутили. На этой чертовой горе и закусить-то нечем было. Перкеле! Мука-то какая! Лучше бы все разом выпили, да мы побоялись. Потом нам приказали взорвать пушку и выйти из окружения. Назначили точное время и указали маршрут. Прикрыли нас с двух сторон артобстрелом, расчистили путь, и мы прошли, как сыны израилевы через Красное море. С обеих сторон непрерывно грохотало. Красотища! А когда мы пробились к своим, друзья встретили нас по первому классу: каждому вручили по бутылке виски. Можешь представить, как они озверели, когда мы, не сговариваясь, грохнули бутылки оземь. Дьявол! Мы-то надеялись, что наконец-то дадут как следует пожрать, а тут на тебе. Нас поместили в карантин, да еще врача приставили. А там молоко да манная каша, молоко да манная каша…
— Постой, постой! Я вспомнил кое-что интересное. Одна наша родственница питается исключительно манной кашей. Она живет в Хельсинки, работает в банке. И вот однажды ей взбрело в голову провести лето у нас на границе, на перешейке. Представляешь!
— Ну и что особенного? Подумаешь!
— Как это! По-твоему, казарма — подходящее место отдыха для столичной барышни? Тем более что нас и без того там было четверо, а комнат всего две, вернее, комнатка и кухня. Ей пришлось спать в одной комнате с мамой, а отца вместе с детворой, то есть с нами, я тогда еще ребенком был, выдворили на кухню…
Тут в ресторане опять появилась худенькая старушка. По-видимому, все это время она пряталась за косяком двери.
— Вы что-нибудь забыли? — участливо спросила кассирша.
— У меня есть еще один сын. Он служит во флоте, — выпалила старушка.
— А мой муж служил в авиации, — поделилась кассирша.
— Мальчика зовут Джером, он аккуратно пишет мне. А другой сын, Джек, учится в Пенсильванском университете.
— Да, вы уже говорили. Он приезжает на будущей неделе.
Старушка хихикнула и снова пропала за дверью…
— Это была чертовски красивая и элегантная барышня. И темные очки, и белые туфельки, и каждый день новая юбка! А накрашенная какая! Жуть! С утра до вечера она валялась на пляже и читала какой-то тонкий роман.
— Романы всегда толстые, — усомнился Купаринен. — Насколько мне это известно.
— За неделю она не продвинулась дальше сорок второй страницы. Закладка у нее знаешь какая была? Косточка от корсажа.
— Ничего себе фифочка!
— Уехала домой, а через месяц — бах! Письмо, что она выходит замуж за нашего механика. Как тебе это нравится? Отец тут же пошел к нему выяснить, где они успели познакомиться. Оказалось, они встречались на пляже.