— Они их зарабатывают. — Глеб треснул Штайнера по затылку, чтобы не тормозил. — И получают в кассе, дважды в месяц. Правда, хотелось бы больше, и не только чтобы хотелось…
Он шел на чистую авантюру, рискуя жизнями своих людей. Но сами пошли, никто не звал. А за свою жизнь он уже не переживал, надоело, прорвемся! Он держал Штайнера за шиворот, толкал перед собой, пресекая любые попытки к бунту. Оборвался коридор, блеснула гладь канала. Белый день за бортом, и лучики дневного света растекались по воде, рябили тусклыми огоньками. Левое плечо вперед — он толкнул Штайнера вправо, направляя на узкую дорожку между парапетом и стеной тоннеля. Тот обмяк, покорно волочил ноги. Начал понимать, что если операция накрылась медным тазиком, то ему все равно не жить. Предположение Глеба оказалось точным попаданием! Невзрачный катер (возможно, списанный много лет назад береговой службой) стоял у причала метрах в двадцати от раскрытых раздвижных ворот. Самая заурядная обшарпанная посудина — глядя на такую, и не скажешь, что перевозит террористов! На причале и на палубе толпились люди (по подсчетам Глеба, человек двадцать пять) — они уже заканчивали работу: причал и посудину соединял трап, по нему перетаскивали на борт последнюю «единицу груза», стыдливо прикрытую сверху брезентом. При этом присутствовала и лебедка, но петля ее только поддерживала мину, которую осторожно переносили на катер четверо. Очевидно, грузоподъемность у лебедки была ограничена. Груз уже перекочевал на борт…
Глеб подтолкнул Штайнера — шевели ходулями, урод! Их заметили, заволновались. Люди на борту и на причале вскинули автоматы, стали тревожно перекликаться. Из ржавой рубки над облезлой надстройкой выбрался белобрысый знакомец Ларссон, что-то гортанно прокричал, тыча пальцем в приближающуюся группу людей. «Атакующие» распались — Антоха кинулся к стене, втиснулся за выступ в теле тоннеля. Глеб машинально покосился на него — паренек был бледен, закусил губу, что-то судорожно шептал — очевидно, молитву о вечной жизни. Только бы опять палить не начал раньше времени — как же, такая куча страшных демонов, которых он боится!
— Глеб, мы здесь останемся, прикроем… — прокаркал Борька, падая за брошенную посреди причала тележку. Рядом с ним свалилась, матерясь, как настоящий мужчина, Лида, стала возиться, отыскивая приемлемую позу. Разумно. Надеяться в атаке на этих ущербных — определенно перебор.
— Не стрелять! — закричал во все горло Глеб. Бандиты и не думали, уже заметили, что незнакомец прикрывается их непосредственным начальством. Пятились, передергивая затворы, косились на Ларссона, который кусал губы и думал нелегкую думу. — Не стрелять! — снова крикнул Глеб. — Ларссон, прикажите людям сложить оружие и сдаться! Гора Каурус окружена спецназом российского Черноморского флота! Это не блеф! Все кончено, Ларссон, вы проиграли, сопротивление бесполезно! Ваша подлодка потоплена, и рассчитывать вам больше не на что! Можете проверить — восточный берег бухты занят спецназом! Вы окружены! «Или блеф?» — подумал Глеб. Он притормозил, покрепче обхватил обмякшего вдохновителя банды, стиснул рукоятку «Кипариса».
И снова вопль — белокурый черт что-то крикнул своим людям. Двое отделились от толпы, побежали к задвинутому в скалу батопорту и через несколько мгновений уже неслись обратно, что-то тревожно восклицая и тыча пальцами за спины. «Неужели?! — опешил Глеб. — Выходит, не блеф. Молодец, Григорий Ильич!!!»
— Убрать этих! — взревел Ларссон, гневно сверкая очами и выстреливая пальцем в Глеба и компанию.
— Ингвалд, сволочь, ты что творишь?! — захрипел, задергался Штайнер.
А Глеб уже валил этого негодяя на причал, оттаскивал за вздувшийся настил. Бандиты открыли беспорядочный огонь! Стреляли с катера, строчили с причала. Многие при этом перепрыгивали через борт, другие продолжали метаться вдоль канала. Огненный вихрь пронесся над залегшими спецназовцами. Пули колотили по стене, по тележке, за которой скорчились Борька с Лидой, высекали искры, выли, рикошетили. Завизжал Штайнер — пуля рикошетом ударила по черепушке, вызвав обильное кровотечение. Он зажимал рану рукой, выгибался от боли. Испуганно верещал Антоха за выступом, выставил автоматик и принялся долбить по катеру, вереща в унисон с пальбой. Дружно ударили Лида с Борисом — истосковались руки по работе, стыдно стало за свой вынужденный простой. Открыл прицельный огонь Глеб — и сразу кого-то завалил, а кого-то заставил прыгнуть на катер, треснувшись лбом о борт. Позиция у бандитов на причале в отличие от тех, что успели переметнуться на катер, была невыгодной. Им некуда было спрятаться. Двое запрыгнули на посудину, остальные не успели — валились как подкошенные…
— Не высовываться!!! — кричал Глеб.
Он видел, как Ларссон с капитанского мостика разряжает пулю за пулей из пистолета, что-то кричит через плечо рулевому. А за кормой посудины уже бурлила, вспенивалась вода, разгонялся гребной винт, ревел и надрывался двигатель. Катер медленно, задним ходом выбирался из канала — черт возьми, двадцать метров, и он покинет подземный завод! Глеб совсем забыл, что спецназ уже наготове, что можно все бросать, их война уже закончена. Но не мог остановиться, он должен доделать это стремное дело!
— По катеру! — рявкнул он. — Огонь!!!
И застрочили так, что от летящих пуль стало жарко! Высаживали магазины на одном дыхании — словно рюмку водки выпивали — забивали новые, снова высаживали. И никого не волновало, что у кого-то этих магазинов осталось два, у кого-то один… А катер уже практически выбрался из тоннеля, разворачивал корму. Пули стучали по корпусу, по рубке. Из люка в передней части палубы уже просачивался подозрительно черный дымок. Он становился гуще, плотнее, кашляли стрелки, засевшие за бортом. Аналогичный дым повалил из рубки, вспыхнуло под кормой. Пронзительный вопль — полундра, мужики!!! И самый умный, сообразив, чем тут пахнет, прыгнул за борт! За ним второй, третий…
Тут-то оно и разверзлось…
Переоценить эффектность зрелища было невозможно. Такое ощущение, что перед тем, как разлететься на сотни мелких кусочков, катер как-то напрягся, потом надулся. И с оглушительным треском разлетелся на сотни мелких кусочков! Ринулся в небо столб оранжевого пламени, и спустя мгновение место взрыва затянуло плотным дымом. Могло, конечно, и показаться, но, похоже, Глеб увидел орущую голову Ларссона, отделившуюся от туловища и летящую по замысловатой траектории. Крупная удача, что в тот момент, когда сдетонировал груз в трюме, катер уже отвалил от батопорта и разворачивался в бухте. И тем не менее часть ударной волны ворвалась в тоннель, прокатилась до сухого дока, взбудоражив трупы на причале, вздыбив тележку, доставив неудобства спецназовцам. Пошла волна, выплеснулась на бетонные плиты у входа в канал, а другая часть отправилась к Пыштовке, теряя по дороге скорость и энергию…
— Все живые? — вытрясая звон из ушей и возвращая челюсть на место, крикнул Глеб. От катера на воде не осталось ничего. Что могло, утонуло, что не могло, плавало в виде мелких обломков.
Антоха остервенело икал — он был какой-то сплющенный и с такой одухотворенной физиономией, словно познал самую сакральную суть вещей. Не стой под стрелой называется. Там, где идет строительство или подвешен груз.
— Слушай, Глеб, это чего же мы натворили? — споткнувшись, спросил Борька. — Мы цунами случайно этой штукой не вызвали?
— Ага, Нептуна разбудили, — проворчала Лида. — Сейчас он придет и по башке нам настучит. Отожгли, блин.
«Я даже знаю, как его зовут — этого Нептуна», — опасливо подумал Глеб.
Пять минут спустя собравшиеся на набережной у Пыштовки зрители могли лицезреть любопытную картину. Первым из мрака подземелья, пошатываясь, выбрался нелюдимый оборванный тип с блуждающими по кругу глазами. Он волок за шиворот обливающегося кровью мужчину, который жалобно причитал, явно преувеличивая тяжесть своего состояния. Он стащил орущее недоразумение с обрывающегося над бетонными глыбами причала, бросил на плиту, а сам спустился ниже.
— Эй! — помахал он рукой. — Не стреляйте, я Дымов!
Он усмехнулся — у парапета на набережной собралась толпа зрителей. Впереди стояла цепочка спецназовцев — люди в черном, по полной форме, в бронежилетах, в «космических» шлемах с защитными шторками. За ними толпились зеваки из числа местных жителей, возбужденно гудели, переговаривались. Еще бы, достойный повод, уж, почитай, лет семьдесят в этой бухте ничего не взрывалось, да еще так задорно. Он различал знакомые лица — давешних пацанов с парапета, уже не умирающих от скуки, а возбужденно обсуждающих увиденное; угрюмых рыбаков — им, наверное, было интересно, сколько тонн оглушенной рыбы теперь всплывет. «Поздние» знакомые — парень с девочкой (которые дружили в спальном мешке) — они стояли позади толпы, паренек озадаченно чесал затылок, узнавая в бродяге знакомые очертания, а его подружка моргала, как полная дура… Справа от ворот, примерно метрах в двухстах, Калабановскую бухту перекрыл остроносый патрульный катер, на рубке которого развевался Андреевский флажок. На воде покачивались несколько голов — горстка уцелевших бандитов плыла в добрые руки российского спецназа.
— Ты не Дымов, ты идиот! — крикнул с противоположного берега рослый спецназовец, в котором Глеб узнал коллегу по бригаде морской пехоты майора Павловского. И в солидарность со словами своего начальника несколько спецназовцев подняли руки, сжали их в кулаки и выразительно постучали по шлемам.
Глеб хищно осклабился, спустился по камням к воде, сел на колени и сполоснул лицо. Немного полегчало. Он поднялся, хрустнув коленными суставами. По бетонным плитам спускался Борька. Он вроде улыбался и одновременно чуть не плакал, поскольку с его количеством здоровых конечностей совершать какие-либо перемещения было сущим удовольствием. За Борькой спускалась Лида — с такой физиономией, словно шла на эшафот с табличкой на груди «Она убивала международных террористов». Ее поддерживал веснушчатый украинский солдатик с оттопыренными ушами, на плече у которого стволом вниз болтался автомат. Он выглядел смущенным и каким-то… заинтересованным.