Исследовательские группы успели покинуть корабль до того, как лужицы геля превратились в ручейки и запечатали выходы.
– Эвакуировались в спешке, и одну ошибку Залесский сделал. Он не сразу приказал избавиться от любых предметов, найденных на планете и собранных в качестве археологических находок. Их было немного, и ситуацию исправили оперативно, но вскоре после старта произошли события, которые определили, – Банев кашлянул, – мое решение.
Он устал. Да и все остальные тоже. Они сидели не первый час, и уже понятно было, чего хочет Банев, но все ждали, когда он скажет сам – ясно, четко и определенно.
– Потом запись с камер оказалась безнадежно испорченной. Не только она, но на эту запись Залесский обратил особое внимание. Он не стал никому сообщать о своих подозрениях, но следующие двое суток непрерывно отсматривал корабельные камеры, чем привел капитана Вандерхузе в тихое бешенство. Так ничего и не уловил толком. По окончании рейса, поскольку ничего нештатного не произошло, служебные записи очистили, так что просмотреть их я не могу, – развел руками Банев. – Теперь к делу. У меня есть серьезные основания считать, что минимум один экземпляр того, что известно как объект «Фенрир», вывезли с планеты. Контейнер невелик, примерно с коробку конфет. Насколько можно понять, в неактивном состоянии он не испускает никаких сигналов и излучений. Так что спрятать его на корабле, а затем провести в личных вещах не так уж сложно. Я должен знать, так ли это. Если да, то объект необходимо изъять у того, кто им сейчас владеет. Если тревога ложная – убедиться в этом на сто процентов. Лучше на двести.
Теперь он снова был собран и деловит, он был в своей стихии и понимал, что делать, какие протоколы задействовать и задачи ставить.
– Каков наш статус? – спросил Михеев и поморщился от того, с какой же легкостью возвращалось то, что он так тщательно в себе вытравливал. Даже построение фраз, термины, все сразу вспомнил. Но главное – то, что за этим стоит. Холодное бесчувствие охотника, готового взять след.
– Всегда и везде лучше говорить правду. – Банев наконец устало опустился в кресло, сдавил руками виски. Но минуту спустя потянулся через стол, протягивая кристаллы с записями и служебными документами. – Вы специальная группа экспертов, привлеченных службой безопасности для инспекции исследовательских групп, станций и иных объектов с целью сбора и систематизации информации, позволяющей повысить степень безопасности объектов. Доступно?
– Абсолютно. И звучит настолько же зубодробительно, – сказал Михеев, а Кейко хихикнула.
– На, – Банев подтолкнул кристаллы к Михееву, – изучи записи отдельно. Потом сам обсудишь с командой.
– Кстати, а что случилось с планетой после того, как отбыла экспедиция Залесского-Вандерхаузе? – поинтересовался Михеев.
Банев мило улыбнулся:
– Пока ты там в горних высях любовался своим Биврестом, служба работала. Хотя, если честно, все это произошло еще до того, как я начал связывать воедино разрозненные факты.
«Как интересно он оговаривается раз за разом, – подумал Михеев. – Он все время говорит “я”, можно подумать, что все это он готовил в одиночку». И тут же внимательно посмотрел на Банева. И тот, кажется, понял этот взгляд. Вот же… Он действительно работал в одиночку, а значить это могло лишь одно – старый мудрый Банев боялся утечки.
– Служба действовала точно по протоколу, и как только проанализировала сообщение экспедиции, к планете выслали автономного берсерка Глубокой очистки.
Михеев позволил себе нагло присвистнуть. Гигантские, непроглядно черные «бруски» с максимально специализированным интеллектом, несущие на борту сверхтяжелые дезинтеграторы, были рассредоточены по всей Сфере разума и обычно висели в дремоте около какой-нибудь звезды, под завязку накачиваясь энергией. Их вызывали крайне редко, и в девяти случаях из десяти это было связано с необратимым вредом, нанесенным мирам во время Первого Исхода. Михеев хорошо помнил невероятно загаженный, совершенно пустой мир, заваленный хлопьями черного невесомого снега, от прикосновения к которому у людей слезала кожа, и они умирали, харкая кровью, в течение получаса. Не помогало ничего. Кто-то принес «черный снег» на подошве скафандра, и эта дрянь пережила даже полное обеззараживание.
Если решили использовать берсерка сейчас, значит, кто-то, скорее всего Залесский как начальник экспедиции, упомянул в докладе о возможной угрозе высшего уровня. Замечательно и совершенно оправданно, но сейчас их «группа инспекторов» лишилась возможности побывать на месте событий.
– Как я понимаю, экспедиция уже расформирована, – Михеев был невероятно вежлив и вкрадчив, – каждый отправился по своим делам, и нам предстоит носиться по всему освоенному Внеземелью, разыскивая кого-то неизвестного. Причем нет совершенно никаких подтверждений тому, что объект «Фенрир» оттуда вывезли, а если и вывезли, то именно кто-то из этой пятерки. Я ничего не упустил?
Банев его стараний не оценил, брюзгливо ответив:
– Вы правы. Совершенно правы. Поэтому если других предложений нет, берите материалы, изучайте, и завтра продолжим. Жду ваших соображений по очередности поисков, необходимому оборудованию и… Михеев, ты сам знаешь, что надо делать.
«Конечно, – подумал Михеев, – я все знаю».
Глава 4. Портреты в интерьере
«Меконг» загрузили всем необходимым для работы в режиме максимальной автономности. Банев попытался было сказать, что маршрут будет пролегать по более-менее освоенной части Сферы разума, если верить информации о местах отбытия участников «злосчастной пятерки», как в сердцах он обозвал ее. Михеев даже слушать не стал, сказав, что Банев закоснел и утратил связь с практикой оперативной работы. Банев попытался было взвиться, однако обычно молчаливый земледел коротко и веско сказал: «Идешь на день, запасись на неделю», – и в утробу «Меконга» полился поток необходимых компонентов для изготовления всего, что может потребоваться, и самого оборудования, включая запасную линию формовки. Увидев запрос на нее, Банев только взялся руками за лысую голову и пробормотал: «Я знал, на что шел». Михеев же сочувственно похлопал его по плечу.
Наконец, подготовка была закончена. Михеев потребовал общего сбора и, когда все расселись, занял место перед столом с проекционной системой. Кейко показалось, что перед ней возник древний тяжелый танк. Оживший и даже пытающийся быть дружелюбным, но танк. Тяжелый.
– Скажи джинну, чтоб мне откликался, – попросил танк Банева.
Начальник службы отдал приказ, и Михеев положил на стол прозрачную пластину инфокристалла. Пластина, видимо, была запрограммирована на автоматическое воспроизведение – в воздухе сразу же повисли пять подписанных голопортретов.
– Итак, вот вам вся пятерка. – Михеев взял лежавшее на столе стило, показал на изображения. – Коротко о каждом. Для начала – трое ученых. Все трое ксенопсихологи, причем не кабинетные. Алексей Комнин – специалист по гуманоидным культурам младшего цикла, участник программы «Скрытый контакт», параллельно изучал влияние машинных технологий на социум периода Первого Исхода. Интересно и, по идее, перспективно.
У Комнина было вытянутое сухое лицо с резкими чертами, нос с хорошо заметной горбинкой, темные волосы. Стрижка короткая, очень простая. На Кейко он произвел впечатление закрытого, безгранично преданного любимому делу человека, о чем она не преминула сказать. Михеев отметил ее реплику коротким одобрительным кивком и продолжил:
– Николай Федоров – профессор Московского университета Старой Земли, специалист по метацивилизациям, то есть Старшим сущностям, участник трех попыток контакта, проходил курс глубокой наладки личности…
– Это что же такое с ним случилось? – удивился Стас.
Михеев вывел несколько строк справочного текста.
– Ах, вот оно что, участник «контакта Апокалипсиса». Ничего удивительного. Горячий сторонник идей школы «русского неокосмизма», – он хмыкнул, – и «взрывного прогресса». Интересные ребята, попортившие немало крови Научному совету и службе безопасности. Тоже, знаете ли, по всем параметрам подходит.
Лицо у Федорова было открытым, простоватым, и выглядел он молодым и несерьезным на первый взгляд, что и подметила Кейко.
– Теперь третий. Олаф Сигурдссон, специализация «туннельщики» и другие древние роевые цивилизации, их миграции и взаимодействие с традиционными обществами. Участвовал в миссиях «Магма» и «Пылающий остров».
– А вот он дипломат, – всмотрелась в лицо Сигурдссона Кейко, – тоже, как и Комнин, закрытый, но в отличие от него изображает душу компании. Не потому что скрывает что-то, а считает, что людям так с ним легче.
Лицо у специалиста по «туннельщикам» и правда было открытое, серые глаза смотрели прямо, в них виделся затаенный смех, он едва заметно улыбался. Действительно, душа компании.
– Всех троих, заметим, отличает определенная скрытность, а также радикальность научных взглядов и приверженность делу. Разумеется, ничего предосудительного в этом нет, наш Стас, к примеру, ряду этих параметров вполне отвечает.
Стас вскинулся было на диване, Михеев остановил его движением руки. Но еще до этого Кейко мягко положила свою ладонь ему на предплечье, и земледел, недовольно сопя, промолчал.
– Так вот, ничего предосудительного, но если бы я начинал поиски и отбирал бы для первой волны опросов, – интересно, почему Михеев не сказал «допросов», это же куда больше соответствует истине, – то искал бы именно таких.
«И допрашивая их, смотрел бы, нет ли в окружении специалистов такого же уровня, но куда более тихих», – добавил про себя Михеев, однако вслух ничего не сказал.
– Теперь о десантниках, то есть силовом обеспечении. Впрочем, все мы тут люди опытные и понимаем, что считать квалифицированного космодесантника, работающего в научной экспедиции, просто «мышцами» группы – непростительная глупость. Так? – Он обвел всех взглядом.
Впрочем, больше Михеев говорил для себя. Была у него такая манера, быстро ожившая, – он любил проверять свои выводы и логические цепочки, выступая перед небольшой аудиторией. Обязательно небольшой, критически настроенной, но доброжелательной.