– Из-за разницы подходов к методикам возможного контакта с принципиально иными разумами, у которых количество точек соприкосновения с нашей реальностью минимально.
Похоже, Попов решил в ответ пожать плечами. Во всяком случае Михеев так оценил эту волну плавных движений.
– Так… давайте предположим, что я вообще ничего не понимаю, тем более это недалеко от истины. Как вы знаете, первый параграф инструкции Дальней разведки гласит, что при обнаружении минимальных следов разумной жизни либо, – тут он закрыл глаза, цитируя по памяти: – «любых иных следов как физического, так и информационного, а также какого-либо иного происхождения пилоту Дальней разведки надлежит незамедлительно покинуть область исследования и известить обо всех существенных обстоятельствах произошедшего службу Дальней разведки в минимально возможные сроки». Иными словами, даже если мне просто покажется, что обнаруженный мною любой, подчеркиваю, любой объект имеет хотя бы гипотетическое отношение к разумным существам, мне надлежит на цыпочках исчезнуть. Поэтому, сами понимаете, проблематика установления контакта с негуманоидными цивилизациями от меня довольно далека.
Попов снова скосил глаз:
– Объясните, что нужно «безопасникам» от «Зимнего леса»?
Потрясающая манера вести диалог, решил Михеев, чувствуя, как просыпаются старые ухватки и привычки. Попов отвечал вопросом на вопрос, намеренно сбивая собеседника. Прощупывал, надеясь получить информацию, чтобы решить, что говорить самому, а что не стоит. Интересно, с чего это осторожничал почтенный доктор ксенопсихологии?
– Пилот, не хочу отвлекать от увлекательной беседы, – заговорщицки прошептал в ухо Михееву «Меконг», – но если я правильно понимаю, в этом сказочном домике собралось все население поселка. Так?
Михеев обвел взглядом просторную горницу. Да, народу прибыло. Кто-то прислушивался к спору у стола. Небольшая компания крепких ребят в светло-серых комбинезонах – похоже, технари – выдернула Стаса из-за стола и сейчас его напористо допрашивала, Стас оживленно отвечал. Кейко – где? А, вот, все там же, ее просто заслонили спины спорщиков.
– Похоже на то, а что?
Михеев почувствовал подзабытый холодок в груди. Как будто оттуда что-то вынули, и теперь из черной, очень холодной пустоты дует противный, едва слышно завывающий ветер. Черт побери, до чего не вовремя.
Попов отреагировал на встречу совершенно не так, как рассчитывал Михеев. Такое ощущение, что он ее ждал. Не совсем так – скорее, предполагал, и сейчас присматривается к нему, Михееву, и одновременно к своим ощущениям.
– Регистрирую очень странные полевые возмущения в районе горной вершины, где находится местный энергокомплекс и станция связи. Не могу определить источник возмущения, – отрапортовал «Меконг».
– Подключиться к системе контроля можешь?
– Да, но это, мягко говоря, не слишком этично по отношению…
– Даю прямой приказ, принимаю на себя ответственность. Подключайся. Регистрируй все, во всех возможных диапазонах.
С этими словами Михеев поднялся с кресла, выискивая взглядом Суварина. Вот он, шубу скинул, навис над столом, густым басом объясняет присутствующим, что эффект китайской комнаты сильно преувеличен, но, безусловно, надо понимать, что коммуникация между принципиально разными разумами… Интересно, но слушать некогда.
– Владислав Яковлевич, – поднял Михеев руку, привлекая внимание ученого.
Все вокруг казалось очень ярким и четким, но при этом странно искаженным, будто он смотрел на происходящее сквозь очень чистую и прозрачную воду в солнечный день. Вот Суварин медленно поднимает голову, вот он смотрит на него, но еще не видит и не совсем понимает, он еще весь в споре. Вот очень мягким пружинистым движением разворачивает себя из кресла Попов, он уже на ногах…
«Какие у него узкие и маленькие ступни, – некстати думает Михеев, – а “Меконг” все еще не сказал ничего нового, и, наверное, я просто старый паникер, который впадает в маразм, проваливается в прошлое, цепляется за то, что навеки исчезло».
Михеев. Дурные сны
За окном плыл невыносимо жаркий август, Европа плавилась от невыносимого зноя. Ветер гнал мимо стеклянной стены крохотной виллы, спрятавшейся среди засыхающих деревьев с ломкой листвой, дрожащий, втекавший в легкие жидким стеклом воздух.
Кабинет заполняла комфортная прохлада. Михеев стоял в углу, смотрел на книжные полки, мочил губы в хорошем – он даже выразительно поднял бровь, сделав первый крохотный глоток, – виски и ждал, когда хозяин виллы заговорит. Он был уже стар, официально отошел от дел и сам не очень понимал, каким образом в его кабинете оказался этот широкоплечий обманчиво неброский европеец. Просто европеец, такие встречаются нечасто, но они есть – живут везде и нигде, пока наконец не стирают о ночные границы и утренние перелеты последние признаки индивидуальности.
– И все же, господин Свонсон, – снова крохотный глоток, – расскажите подробнее, с какого момента вы решили ликвидировать свои активы в компании Advanced Research LTD и вложить их в такие старомодные вещи, как оружие и продовольствие?
Сейчас он думает: «Много ли мне известно об Advanced Research? Знаю ли я о полигонах в Восточной Европе и Южной Азии? Знаю, знаю. Был я там. Теперь мне надо понять, что же испугало тебя до такой степени, что ты решился выйти из игры».
Свонсон катал по столу ручку. Естественно, Montblanc. Конечно же, перьевая. Ограниченная серия.
Несмотря на ослепляющую и оглушающую жару за окном, кабинет хозяина тонул в уютных тенях. Была в нем хорошая такая основательность, негромкая, солидная и удобная, как вон тот коричневый кожаный диван с чуть потертой спинкой. Видно, что хозяин на нем и сидит, и прилечь не прочь, когда время есть. И лампа у дивана стоит не по прихоти дизайнера, а потому что хозяину так нравится. Такую основательность и возможность пользоваться тем, что тебе удобно, а не тем, что престижно и модно, дают только очень большие и очень старые деньги.
Седой, грузный, очень прямой, Свонсон дальнозорко отодвинул от глаз на вытянутую руку древний Vertu в титановом корпусе, ткнул в кнопки набора:
– Йохан, будьте добры, ко мне никого не впускать, ни с кем не соединять.
Аккуратно положил телефон на стол рядом с ежедневником в кожаной обложке, припечатал столешницу крепкими ладонями в старческих пигментных пятнах и очень отчетливо сказал:
– Я испугался.
Его прорвало. Свонсон не очень понимал, что такое Особая Еврокомиссия, это не понимал до конца никто. Михеев умело пользовался хитросплетениями евросоюзной бюрократии, создавая себе имидж, и это удалось в полной мере. Умело вброшенная информация о разрушенной репутации старых семейств, неожиданной кончине недосягаемого для правосудия главы картеля, вдруг принятые по протекции Комиссии поправки в законодательство, от которых у «зеленых» и их покровителей случились корчи… Везде можно найти нужные ходы.
Свонсон говорил. Михеев слушал и потихоньку сжимал в руке стакан, пока не понял, что сейчас его раздавит.
Свонсон испугался того, что увидел, а еще больше – того, что понял. А он был очень стар и умен, хорошо знал правила бизнеса и понимал, что в конкурентных войнах можно все, если это окупается. Важное уточнение: окупается в долгосрочной перспективе.
Черт побери, его предки рубили неграм руки и потом спали совершенно спокойно – нужна была норма прибыли, рентабельность превыше всего. Но то, что затеяли эти… показали ему серый брусок даже без разъемов – какая-то хитрая система подключения, сугубо локальное воздействие, и еще куча умных слов. Она, эта штука… этот конструкт творил такие вещи, которые выходят за рамки человеческих взаимоотношений. И компаний тоже – за компаниями всегда стоят люди, а значит, можно договориться. Но теперь появляется новая сила, которая лишь прикидывается орудием в рыночной войне. Свонсон решил, что в этом он участвовать не хочет.
Михеев обернулся к окну, желая задать следующий вопрос, тот, ради которого он сюда и пришел. И вдруг увидел, как на виллу налетает прозрачно-оранжевый вал. Очень медленно, бесшумно, будто сделанная из полиэтилена, вогнулась стеклянная стена, лопнула, и комнату затопил нестерпимый жар. Михеева спасло только то, что он успел не раздумывая прыгнуть прямо в дверь. Его вынесло в коридор, и он, не останавливаясь, покатился, чувствуя, как за ним несется стена пламени.
Дверь скрипнула и захлопнулась. За столом как-то сразу затихли, головы повернулись на звук – в глазах непонимание, у кого-то даже раздражение, что можно понять: оторвали от интересного спора, да еще и с новыми людьми!
– Владислав Яковлевич, – повторил Михеев, стараясь говорить как можно спокойнее, – скажите, где в вашем чудесном поселке самое безопасное место, чтобы пересидеть, скажем, серьезную бурю?
Несмотря на некоторую театральность образа Суварин оказался руководителем толковым и авторитетным.
– Нижний ярус, сектор работы с конструктами. Полная изоляция, автономная энергосистема…
– Достаточно, всех туда, – прервал его Михеев.
– Регистрирую нарастание полевой активности в районе вершины горы. Энергокомплекс испытывает серьезные перегрузки, перехватить управление не удается, – бесстрастным протокольным голосом рапортовал «Меконг». – Судя по всему, на комплекс производится не только полевое, но и механическое воздействие.
– В смысле? – Михеев глянул в сторону стола. Его вмешательство не требовалось, техники в серых комбинезонах под руководством Стаса уже вовсю ломали входную дверь. Которая внезапно оказалась заперта.
Женщина средних лет, еще минуту назад горячо вещавшая что-то о «надморальных комплексах универсалий», стояла с неудержимо дрожащей нижней губой, схватив себя рукой за ворот. Кейко подошла, взяла ее за руку, мягко что-то сказала, и женщина сразу успокоилась.
– В смысле, там кто-то крушит аппаратуру, – ответил корабль голосом викинга.
– Кстати, хорошо бы узнать, кто запер снаружи дверь, – сказал Михеев. – Сколько у нас времени?