– Дай мне схему протуберанца. – Он ощутил давно забытый холодок в груди.
Он даже не видел перчатку. Ощутил дуновение воздуха и успел податься назад. Противник был на полголовы выше, быстрый и длиннорукий. Он расстреливал Михеева прямыми, гонял по рингу, и к концу первого раунда Михеев понял, что долго не продержится.
А во втором противник начал его раздергивать. Михеев видел это и даже просчитывал комбинации, но не успевал. Просто не успевал, пытался уйти назад и в стороны, но парень грамотно пользовался длиной рук и раз за разом завершал атаки тяжелыми прямыми в голову. Михеев снова шагнул назад, и соперник тут же влепил ему левый боковой на скачке.
– Михеев, клинчуй! Клинчуй, мать твою! – услышал он сквозь звон и, не раздумывая, закрыв голову перчатками, рванул вперед.
Ощутил, как прошел над головой правый боковой, и предплечьем врезался в грудь соперника. Выбросил вперед и вверх руки, связывая движение, длинно выдохнул. Выиграл целую секунду. Так… похоже, будем жить…
«Вот он, мохнатый жадный язык. Вот курс планера. Мы с тобой, милая, врубим маршевый вот тут, черт с ними, с правилами, и перехватим его здесь. Только пилоту надо изменить курс и тоже дать максимум».
Он ощутил волну удивленного молчаливого уважения. Корабль просчитал идею Михеева и оценил ее безумное изящество.
– А ты думала, – хмыкнул Михеев, – теперь, давай, строй нашу траекторию. Банев, – позвал он, – дай мне канал к гонщикам.
– Сделано.
Он подключился к каналу и заговорил:
– Всем пилотам фамильяр-ботов, здесь корабль Дальней разведки «Алконост». Мы уже скинули вам новые траектории – мою и бота КС-341. Включайтесь, поддерживайте пилота. Наш единственный шанс – пройти в самом тонком месте протуберанца на максимальной скорости. Для этого мне нужно, чтобы бот оказался в нужной точке точно в расчетное время. Вопросы есть? Вопросов нет. Пилот КС-341, здесь корабль Дальней разведки «Алконост». Начинаю маневр перехвата. Доложите о состоянии пилота и систем.
Михеев чувствовал, как набирает скорость «Алконост», как копится мощь в маршевых двигателях, готовясь вырваться по команде объединенного сознания пилота и корабля.
– Здесь пилот планера КС-341. – Боги и звезды, так это девчонка! Голос совсем детский, глубокий, грудной, но совсем ребенок же, кто ее в пилотскую капсулу пустил… Ну, хоть спокойна, насколько возможно. – Состояние штатное, данные получила, ложусь на новый курс.
– Девочка, послушай, – Михеев вдруг понял, что голос у него помягчел. От неожиданности он сбился и прокашлялся. – Ты сильный эмпат и хороший пилот. Тебе помогут друзья, они тоже замечательные пилоты. Ты только слушай меня и себя. Будем клинчевать.
– Термин незнаком, но смысл поняла. – Голос сосредоточенный и отстраненный, значит, остальные участники гонки уже с ней.
Да, вот он, зеленый клин на мониторе. Куда они лезут?
– Гонка, отставить сближение, оставаться на границе уверенного контакта! – рявкнул Михеев и на всякий случай уточнил: – Будем липнуть к противнику и пробивать его с минимальной дистанции.
Девчонка и так все поняла, но надо с ней говорить. Будь она сто раз эмпатом, надо говорить, надо, чтоб она слышала спокойный и уверенный голос мудрого и опытного пилота Дальней разведки, который скажет, что все хорошо и они спасутся. Он же Старший… Еще бы самому эту уверенность чувствовать.
– Банев, готовь свой аварийный флот на всякий случай.
– Все готово, – тут же отозвался Банев.
Он сидел и смотрел, как стекает на белую панель управления кровь из разрезанной ладони. Надо же, раздавил стакан и не заметил.
– Где он у тебя раньше был, хваленый твой флот? – пробурчал Михеев.
– Тут не поверишь: пришлось снять три катера как раз с этого участка, лег в дрейф контейнеровоз с Сигмы, уводили с трассы, – вздохнул Банев, – и на тебе.
«Ну да, всегда так и бывает», – подумал Михеев, но промолчал. Он чувствовал ускорение корабля кожей, сознанием, он и был кораблем, «Алконостом», сладкоголосой птицей, несущей радость и счастье, и он врубил маршевые… Вот она, крохотная капля, несущаяся прямо в оранжевое, пышущее жаром полотнище.
«Умница девочка, умница фамильяр, все хорошо сработали, и мы с “Алконостом” молодцы, идем точно туда, где полотнище тоньше всего».
Не будь «Алконоста», бот, конечно, не спасся бы, его защита испарилась бы в течение десяти-пятнадцати секунд. Но внутри корабля Дальней разведки, рассчитанного на погружение в самые агрессивные среды, шансы были, были…
Михеев вдруг ощутил запах горячего боевого пота, услышал шорох боксерок по настилу ринга. Соперник развернулся, отбрасывая, отталкивая Михеева, и неуловимым движением поднял руку, нанося короткий страшный боковой. Михеев переступил, подаваясь вперед, и, вкладывая весь свой вес, влепил апперкот в печень.
«Алконост» преображался, вытягивал, разводил в стороны широкие, отливающие золотом крылья. Михеев наблюдал, как растет вытянутый, покрытый короткой плотной, как щенячий мех, шубкой овал планера. Девчонка ювелирно держала курс, пулей устремившись туда, где яростное свечение протуберанца было чуть светлее.
«Алконост» догнал бот, нежно свел крылья, укрывая его в себе. Михеев врубил максимальное ускорение и…
Они не успевали и поняли это сразу. По протуберанцу прошла судорожная волна, свечение налилось густо-оранжевым, и «Алконост» вернул Михеева в консенсус-реал.
– Я не выдержу. – Она все так же поглаживала шеврон, на котором между лучами красной звезды переливались золотом буквы ДР ЗФ. – Защиты хватит на двенадцать секунд, а фронт внезапно уплотнился, прохождение займет не меньше двадцати семи.
– Изменение курса уже ничего не даст, – не то спросил, не то констатировал Михеев.
«Алконост» не ответил, они оба все понимали.
– Значит, курс не меняем.
Михеев вышел из реала.
– Всем участникам гонки. Здесь корабль «Алконост», пилот Михеев. Маневр захвата выполнен штатно, но мы не успеем пройти сквозь протуберанец.
Он замолчал на мгновение. Эфир тоже молчал.
– Поддержите товарища, прошу. Дайте ей сил и спокойного мужества.
– «Алконост», мы можем выжать еще? – спросил Михеев, хотя и так знал ответ.
– Можно перекинуть часть энергии с систем жизнеобеспечения и защиты пилотского отсека и этим выиграть еще несколько секунд.
Михеев отдал команду. «Алконост» пел, и пилот вместе с ним.
«Вот это гонка!» – мелькнула у него в мозгу восторженно-безумная мысль.
Он чувствовал молчаливую сосредоточенность эмпатов, полностью слившихся с пилотом бота, укрытого золотыми крыльями «Алконоста». Ощущал, как сосредоточенно, контролируя каждый вздох, дышит девчонка-пилот. Она сделала все что могла и сейчас открывала сознание товарищам, делилась с ними всем, что успела накопить нужного и полезного за свои недолгие годы.
Точно по курсу бело-оранжевое полотнище протуберанца разошлось, открывая идеально круглый проход. Проход рос, Михеев видел звезды и теплое зеленое свечение станции по другую сторону огненного полотнища.
– Вперед, девочка! – заорал он, сам не понимая зачем.
И «Алконост» рванул в этот невозможный, противоречащий всем законам физики, спасительный финишный створ.
– Банев, ты все зафиксировал?
«Алконост» подходил к базе. Девчонка спала в своем пилотском коконе – корабль первым делом соединил свои медсистемы с простенькой, но надежной системой бота и погрузил пилота в состояние восстановительного сна.
– Каждую наносекунду, – ответил Банев.
– Ты понимаешь, что это Старшие?
– Конечно.
Они помолчали. Михеев думал о Старших сущностях, чья история терялась в невообразимо далекой, задолго до рождения Вселенной, тьме бесконечности. Разумах, что начинали творить Многомирье – Древо вселенных, Звездный тракт, существование которого Сфера разума лишь начинала осознавать. Противоречащие законам известной физики межзвездные объекты… Сигналы, которые иногда ловили корабли Дальней разведки, ушедшие в глубокие подпространственные туннели, где сигналов, как считалось, быть не может… Человечество честно признавалось себе, что просто не понимает категории, которыми мыслят Старшие разумы, но не теряло надежды установить с ними контакт. Человечество хотело учиться и делиться полученными знаниями с другими.
– Банев, ты понимаешь, что из системы придется уйти?
– Михеев, тебе два часа до базы, и медиколог уже рвет и мечет, требуя вас с девчонкой на осмотр, – просопел Банев.
Михеев потянулся, и длинно выдохнул.
– С-с-спортс-с-смены.
Глава 7. Очень белый снег
Снаружи мягко бухнуло, дверь в зал дрогнула, но устояла. В неверном свете затанцевавшего под потолком фонаря встревоженно мелькнули пылинки. Что-то там, снаружи, происходило.
Попов подобрался, вытянул шею в сторону двери, и Михеев вдруг остро пожалел, что все это буханье и движение произошло сейчас, когда ксенопсихолог задумался о чем-то таком, что раньше ему в голову не приходило.
«Проклятье, и у меня затылок же не просто так ломило, но, кроме засевшей где-то внутри боли и ощущения чего-то очень очевидного, ничего не осталось…»
А вот Стас и Кейко подобными сомнениями не мучились, делали то, что и должны делать ответственные энергичные люди с хорошей подготовкой, – отводили сотрудников научного городка из зоны возможного поражения. Кейко заняла позицию ближе к людям, а Стас плавно и осторожно подошел к двери и вслушался.
В коридоре снова бухнуло, затем раздался нарастающий, какой-то утробный свист.
Стас обернулся, поймал взгляд Михеева, улыбнулся:
– Гномы снежные завалы прочищают. Все в порядке, скоро выйдем!
Михеев понял, что выходить не хочет. Боится потерять тонкую нить, протянувшуюся между ним и Поповым в полутьме затерявшегося между реальностями зала.
Снег был ослепительно белым, оранжевые пятна спасательских комбезов казались на нем особенно яркими, резали глаза, и Михеев перевел взгляд на успокаивающую зелень еловых лап. И тут же, прикрыв глаза, принялся отфыркиваться от снежной пыли, накрывшей его с головы до ног, – мимо промчался, на ходу формуя что-то полезное, спасательский «гном» незнакомой модификации. В небе над ними сновали «Рыбки». Парочка до неприличия загорелых, похожих на шкафы и изумительно вежливых медикологов уже прогоняла сотрудников «Зимнего леса» через диагноста.