– Как «Алконост»? Лишнего внимания не привлекали?
– Нет. В этом нам помог начальник службы обеспечения безопасности.
– Да, безусловно. А мой личный запрос? – Михеев надеялся, что ему удалось скрыть откуда-то взявшееся волнение.
– Личный запрос обработали, как вы и просили, по частному каналу «Алконоста», информацию скидываю в ваш личный мнемоблок.
– Хорошо, это все не срочно. Так что удалось получить по данным на Лапиньша?
– Это очень интересно.
– Тогда собирай всех в консенсус-реал, – перебил его Михеев. – Пусть слушают сразу все. Вместе и решать будем.
Михеев и так уже был подключен к реалу, остальные быстро откликнулись – в аскетичных условиях внутрисистемной базы разгуляться было особо негде. Стас посмотрел за окно, где, как всегда, шел снег, и недовольно пробурчал:
– А можно что-то другое? Я на снег на год вперед насмотрелся.
«Меконг» картинно щелкнул пальцами – за окном склонились над тихой рекой ивы с голубоватыми листьями; едва не касаясь горизонта, поплыла огромная красная луна.
– Со скандинавов на Индию переключился? – Стас подбородком показал на луну: – Это же Сита?
– Она самая, о могучий знаток звезд и планет этой Вселенной, – сложив ладони перед грудью, склонился в поклоне «Меконг».
Попов заплелся в кресле в позу посрамления йогинов и с удовольствием наблюдал за пикировкой, как и Кейко, которая возникла на диване, передвинулась в уголок и задумчиво подперла щеку ладошкой.
– Так, заканчиваем хохмы, переходим в рабочий режим! – хлопнул в ладоши Михеев, с удовольствием отмечая, что хотя бы на уровне общения все пришли в себя после песни нагльфаров.
«Меконг» вывесил между участниками совещания объемный портрет Лапиньша, рядом медленно поплыли строки зеленоватого, хорошо читаемого текста. Основные биографические данные, открытые данные из медкарты, образование: школа, институт, аспирантура, углубленное изучение ксенопсихологии, ксеносоциологии. Что интересно, специализировался на негуманоидных цивилизациях, потому и попал в «Зимний лес».
Михеев обратил внимание на отстраненные взгляды Стаса и Кейко – оба перешли в режим «ведун», который позволял обрабатывать огромные массивы информации и вычленять из них все, что относится к поставленной задаче. Главное – эту задачу правильно сформулировать.
– Не вижу ничего особо интересного для нас, – не отводя взгляда от данных, сказал Стас.
Кейко согласно кивнула. Попов же не реагировал никак.
– Это то, что мы получили из инфосферы непосредственно на Ингвара Карловича Лапиньша тридцати пяти стандартных лет от роду, – поднял палец «Меконг». На пальце откуда-то взялся массивный перстень с черным выпуклым, как панцирь майского жука, камнем.
– Но Станислав Игоревич высказал очень правильную идею, и мы ею воспользовались: прогнали данные Лапиньша по архивам, в первую очередь Дальней разведки и космофлота в целом.
– И? – Михеев уже не скрывал нетерпения.
Он физически чувствовал, как истекает отпущенное ему время. Вот упадет в вечность последняя секунда старой жизни и… Что? Он уже не раз испытывал это ощущение полета в неизвестность, окончательного краха и окончательного освобождения от всего. Оно снова тихонько касалось его мягкой лапой.
– Физические и психофизиологические параметры Ингвара Карловича Лапиньша полностью совпадают с хранящимися в архиве космофлота данными Владимира Алексеевича Родина, исследователя-ксенолога научного корабля «Велос».
«Меконг» выдал новую картинку. Стас присвистнул. Михеев закряхтел, ворочаясь в кресле. Попов вытянул руку в недоуменном жесте. Лишь Кейко осталась неподвижной, только переводила внимательный взгляд с одного на другого, следя за реакцией.
– Это же… Он же древний! – сформулировал наконец Стас.
– Или же он фетч, – предположил «Меконг».
– Кто, простите? – не понял Стас.
– У одного из древних народов земли были сказания о фетчах – полных двойниках живых людей, – рассеянно ответил Михеев.
Сейчас его занимало даже не возникновение двойника давным-давно пропавшего человека. Он подошел к висящему над столом кораблю, присел, всматриваясь в непривычные формы – вытянутые, сужающиеся к носу, атавизм ракетной эпохи. Тронул пальцем решетчатые выступы – как же они назывались? Кажется, «рогановские преобразователи». Корабли, век которых оказался на редкость недолгим – им на смену пришли суда, умевшие почти полноценно работать с подпространством.
Какая эпоха была! Человечество начинало освобождаться от последствий Первого Исхода – Черной волны, как и по сей день называют ее многие историки. Ученые и инженеры были очарованы перспективами нуль-транспортировки, журналисты уже начинали хоронить космофлот… О рогановских кораблях забыли, а между тем часть их экипажей еще помнила последние годы Черной волны.
Михеев задумался, и вдруг его кольнуло:
– «Велос», ты сказал?
Уже само по себе полное совпадение структуры организма Лапиньша с человеком, умершим – а умершим ли? – столетия назад, вызывало массу очень нехороших подозрений. Еще недавно любой на борту «Меконга», да и сам корабль, сказал бы, что это невозможно. Но если это «Велос»… Михеев не верил, что название схоже просто по совпадению. Не было места случайностям там, где речь шла о «Сфере».
– «Меконг», для начала дай краткую выжимку по экспедиции «Велоса», затем максимально подробную, ее сбросишь всем для изучения.
– Хорошо. – Меконг на миг задумался. – Итак…
«Велос» был одним из первых рогановских кораблей, если не первым, полностью сконструированным для научно-исследовательских экспедиций. Научное судно, так это называли. Порт приписки – Земляндия. Ушел в исследовательский рейс и пропал. Но не просто пропал. К планете, которая была целью «Велоса», человечество направило еще две экспедиции. Они так же бесследно исчезли, как и первая. Правда, одна из них успела послать сообщение, которое заставило людей выставить вокруг планеты сначала патрульные корабли, следившие за запретом на посадку, а затем установить куда более совершенные барьеры. Они должны были не только не допускать посадки, но и не пропускать ничего с Карантина, как стали называть планету. Но когда у нас все шло по плану?
Минимум один официально зарегистрированный прорыв был, и как раз с Карантина. В межзвездном пространстве обнаружился тот самый «Велос» спустя двести восемьдесят лет после исчезновения. К счастью, астронавт, отвечавший за операцию, принял единственно верное решение. Не обращая внимания на причитания и завывания специалистов и молчаливый бунт экипажа, с помощью служебных ботов развернул корабль-призрак носом к ближайшей звезде и убедился, что светило благополучно сожгло его.
Кончилась история Карантина, когда повзрослело первое поколение берсеркеров. Михеев пробежал по строчкам отчета: новых данных не получено, попытки использовать биоустройства привели к исчезновению оборудования, предлагать активные исследования кораблям и представителям галактов Совет человечества счел нецелесообразным. Тоже понятно – огромный риск при совершенно неизвестной потенциальной пользе информации, которая могла бы быть получена. Словом, один из первых случаев использования берсеркера.
Так каким же образом полная копия Владимира Алексеевича Родина оказалась в «Зимнем лесу»? Тоже ксенолога, кстати. В мозгу Михеева роилась и масса других вопросов, но их он решил пока не озвучивать. Слишком много ассоциаций они тянули, слишком глубокие пласты памяти, казалось, навсегда похороненные им. Он вспоминал, где и когда впервые услышал название «Велос».
Михеев. Дурные сны
Европа плавилась от жары. По Средиземноморью ветер гнал многокилометровые огненные полотнища, сметавшие леса, поля, города и поселки. Италию затянуло неведомо откуда взявшейся сухой белой пылью, и безумные проповедники хрипло кричали на площадях: «Это пепел! Пепел Судного дня! Дышите пеплом мертвецов, готовьтесь встречать Господа!»
В Берлине усталые полицейские по утрам снимали с развалин Бранденбургских ворот повешенных по приказу шариатского суда карманников.
Лондонские мечети обновляли системы защиты, но все равно горели подожженные неокришнаитами. Михеев точно знал, что руководство Возрожденного общества Господа Кришны купило не менее семи нелегально форсированных ИИ-гуру, три из которых осели в Британии. Это его не слишком беспокоило. А вот куда исчезли еще четыре? Это было куда более интересно. Он кинул запрос в штаб-квартиру Еврокомиссии и забыл.
Не без оснований он предполагал, что к этому приложило руку «Копье намеренья». Но Тощий Билли был мертв, а подводить к секте нового агента было бессмысленно – служба безопасности секты на аларме, сторожевые ИИ кружат вокруг информационных структур «Копья», как китайские драконы.
Михеев перебрал имена агентов, которых можно было задействовать в комбинации, очертания которой лишь начинали проглядывать у него в голове, и понял, что привлечь некого. Придется заниматься самому, причем для начала неплохо бы решить, где именно.
Он почувствовал, как неумолимо уходит время, осознанным усилием затормозился, выпал из потока, который ему навязывали обстоятельства, и на пять дней заперся в крохотном домике на окраине Псары. Деревня, носившая одно название с островком, уже лет тридцать была почти заброшена: в море выходило меньше десятка лодок, а последнего туриста здесь видели задолго до греко-турецкого инцидента с субмариной. Однако небо над островом было синее, дым пожарищ, уничтожавших материковую часть Эллады, почти не ощущался, а рыба оставалась свежей и стоила смешные деньги. К тому же местные рыбаки признавали только наличные и не связывались с перевозчиками мигрантов.
За это Псару и ее немногочисленных жителей Михеев искренне любил. А еще за то, что островитяне героически отстаивали свое право не пускать на остров новое поколение вышек связи, поэтому лишь на западной оконечности острова торчала черно-глянцевая игла древней 5G.
С рассветом Михеев уходил на берег моря, разравнивал песок и чертил прутиком лишь ему понятные линии. Вспоминал. Увязывал разрозненные события. Искал молчание.