– Ну, на вопрос вы тем не менее не ответили, – заметил Михеев. – Вы сдались, хотя пустить пулю в лоб вполне могли бы.
– Михеев, вы понимаете, что впервые в истории у людей появился настоящий бог? Настоящий!
Доэрти выпрямился, стал выше ростом. Голос его наполнился силой, неожиданной для сухощавого, избитого, отравленного боевым аэрозолем человека.
– Реальный! Единственный, по-настоящему честный! Обещающий только то, что может исполнить, и вознаграждающий тех, кто верен ему! Впервые истинно верующий на самом деле знает, в кого и почему он верует, и знает, что ему воздастся по делам его!
В ухе Михеева пиликнуло. Защищенный оперативный канал. Значит, у его мальчиков есть что-то действительно стоящее.
– Шеф, кто-то капитально зачистил, да и прямо сейчас зачищает всю документацию по клинике, – в голосе Карла слышался плохо скрываемый азарт, – выжигают даже учетки сотрудников в облаках, грохают аватары, словом, трут цифровые следы.
Это было ожидаемо, но интенсивность, честно говоря, несколько удивляла. Михеев прикинул, кто мог задействовать такие ресурсы. Любой ответ не радовал: кто бы это ни был, такая масштабная операция по информационной зачистке значила, что интересант решил вступить в игру практически в открытую. А такое могло произойти, опять же, только в крайне ограниченном количестве случаев.
Перебирать сейчас весь веер вероятностей у Михеева возможности не было, да и не требовалось. В любом раскладе это означало, что этап игры входил в острую фазу. Значит, следует держать ушки на макушке и кое-кого при случае предупредить.
Михеев достал пластину телефона, набрал: «Но ты же мне не только поэтому звонишь?»
Карл помедлил, читая сообщение.
– Конечно, не только. Я послал местных собирать записи с камер в радиусе десяти кварталов. Прогнал через наш софт. Гляньте в телефон.
Михеев прислонился к серой холодной стене. Очень хотелось кофе. Неважно, пусть даже поганого островного… Ну не умеют тут кофе варить, будь он хоть сто раз ирландский. Косорыловка пополам с пережаренной бурдой – был, есть и останется. Даже то, что арабы, волна за волной, осели в метрополии, не изменило ситуацию. Пусть Лондон стал оплотом имперского ислама, превратился в черно-серое, укутанное огромным хиджабом острие исламского мироустройства; пусть он замирает, стоит первым возгласам муэдзина ударить в дома и мостовые с дронов Полиции шариатской нравственности, кофе тут так и остался поганым с тех времен, как эти земли населяли высокомерные белые люди с тяжелыми острыми подбородками и холодными серыми глазами.
«Ладно, обойдемся без кофе».
Телефон чуть дрогнул в руке. Михеев поднял аппарат, раздвинул пальцы, увеличивая снимок. Да, это было интересно. Не отрывая взгляда от экрана, он прислушался к обстановке в допросной. Хм, тоже интересно. Доэрти был совершенно спокоен и не выказывал никакого интереса к разговору допрашивающего. А ведь по идее должен. Либо фанатик, полностью вверивший себя той силе, в которую верует, либо… Он не просто надеется, он знает, что его будут вытаскивать. И это тоже очень интересно.
Снимки с дронов дорожной полиции и стационарных камер были, конечно, не такого качества, как с московских, регулярно обновляемых по долгосрочным контрактам с китайцами и индийцами, которые обкатывали в этом гипермегаполисе свои технологии, но тоже вполне пристойные. И спецплатформы для перевозки грузов, требующих высшей степени защиты от механических воздействий, опознавались совершенно четко.
Михеев коротко отбил: «Номера?»
«Подделка, – пришел ожидаемый ответ, – но высшего качества, меняли на уровне континентальной системы регистрации».
Еще один штришок.
«Исходная точка однозначна?» – «Комплекс».
Это тоже ожидаемо. А понадобиться такие платформы могли только для одного определенного груза.
Михеев убрал телефон, подошел и уже почти сел на стул, но вдруг передумал. Спросил задушевно:
– Слушайте, хотите кофе? Он у них поганый, но хоть горячий.
Доэрти пожал плечами.
– Ну как хотите.
Стукнул в дверь, бросил приоткрывшему щель арабу:
– Кофе. Очень сладкий. Большой стакан.
Молча дождался, когда принесут картонный стаканчик – надо же, думал, будет тонюсенький, пластиковый, есть у островитян мерзкая привычка экономить там, где не надо. Кстати, на отоплении тоже экономят, но тут он сам попросил убавить. Хорошая подготовка у парня, плюс глубокая вера в то, что он делает. Эффективное сочетание – так готовят только для долгосрочных проектов, это тебе не смертника в одноразовую пластиковую машинешку запихать.
Рисунок губ, кстати, у парня интересный: жестко очерченный контур, сами губы полные, но не вывернутые, кто-то из недавних предков, скорее всего, был одним из последних «древних оккупантов», поди, еще и «неверных». Хотя… Кто для него неверный и для кого неверный он – большой вопрос. Периодически просачивалась информация о том, что внутри исламских властных кругов, давно сросшихся с крупнейшими корпорациями Востока, есть острый интерес к самым разным экстремистским религиозным течениям. Впрочем, об этом потом.
Доэрти все же не выдержал, на исходящий теплым паром стаканчик глянул заинтересованно. Михеев этот взгляд поймал и тут же, ловя миг переключения контроля, спросил:
– Куда капсулы вывозили?
Едва заметно, но дрогнули веки, колыхнулись по-девичьи густые ресницы. Доэрти широко улыбнулся. Открыто, человечно, по-доброму.
– У вас потрясающая способность добывать и перерабатывать информацию. Вы были бы очень полезны нам. И, возможно, – новая лучезарная улыбка, – еще будете.
«Некая компания “Велос Трейд“, регистрация в южноафриканской свободной торговой зоне», – прошелестел голос Карла.
«Велос»… Название было знакомым, но Михеев не стал на него отвлекаться. Сейчас надо давить, жать, раскачивать замерзшего человека за серым столом, поэтому стаканчик на стол, чтобы пар, чтобы запах пережженного кофе доходил, а дотянуться было нельзя.
– «Велос Трейд», Патрик. Кто приказал держаться, пока капсулы не вывезут? Это же камеры для вынашивания плода, Патрик. – Михеев сделал глоток кофе. Ну хотя бы горячий и сладкий, и к чертям всех этих псевдомачо, демонстративно не признающих сахара! – Вам-то они зачем?
И тут улыбка Доэрти буквально на миг изменилась. Сделалась хищной, прицельной.
– Господу нужны слуги. – Он подался вперед, ленты наручников врезались в запястья, отреагировав на движение, но боевик этого не заметил. – Те, что создадут для него новый мир и тихо уйдут, когда в них отпадет надобность. О, нет, – помотал он головой, не давая Михееву перебить себя, – мы недостойны привести их в этот мир и воспитать. Это будут дети нового непорочного зачатия, оплодотворенные духом истинного бога нового мира. Лишь он сам сможет воспитать так, чтобы они соответствовали его невыразимому замыслу. Нет-нет, – шепот стал горячечным, – не нового мира! Миров! Он отправится в окружении своих созданий к звездам, и там они исполнят то, что им предначертано!
Михеев слушал и с отстраненным интересом ощущал, как медленно ползет к сердцу холодок. Он снова вытащил телефон, набрал Карлу сообщение, перечитал: «Проверьте всю информацию о разработках камер анабиоза/криосна/сохранения тела и сознания».
– Так, а кто приказал сохранить и погрузить камеры? – равнодушно спросил он.
Доэрти пожал плечами.
– Они шли за нами. В огневой контакт не вступали, сразу перешли к погрузке. Камеры ведь даже не были подключены к системе. А кто они, я не знаю. Мне приказали.
«Он не скажет, кто именно приказал, – подумал Михеев. – Он и так говорит слишком свободно. Если бы он знал, что погибнет, так не говорил бы, наоборот, постарался бы держать образ. Он знает, что его будут вытаскивать».
Под ложечкой противно заныло. Он вспомнил, как передавал серый брусок конструкта и записи о «кровавом Рождестве» в московском «Детском мире», вспомнил острые коленки мертвецов, убивших себя во время очередного эксперимента по «активному воздействию на целевую аудиторию с помощью передовых технологий активного маркетинга», и понял, что вытаскивать Доэрти, скорее всего, поручат ему.
И еще одну вещь он понял, от которой ему стало совсем погано, – Доэрти это знал. Ему уже сказали, что вытаскивать будет человек из Комиссии. И вот он, человек из Комиссии. Черт, как же из всего этого выпутываться?
С тоской Михеев спросил:
– Детей-то за что?
Доэрти хотел откинуться на спинку стула, прикованные к столу руки не дали. Он повозился на стуле, устраиваясь поудобнее. Поначалу Михеев принял это за тень смущения, но тут же понял – нет там никакого смущения и сожаления. Просто задница затекла, вот и ерзает.
– Думаете, мы ничего не чувствуем и не сочувствуем нашим жертвам? Напротив. По-человечески нам жаль тех, с чьей помощью приходится доносить сообщения рождающегося бога миру. Но только так люди поймут величие новой цели – создать дом для того, кому нет нужды бороться за существование и умирать.
Михеев дослушал, достал из внутреннего кармана плоский автоматический пистолет и выстрелил в Доэрти два раза. В сердце и в голову.
Отослав запрос и запечатав память корабля на этом временном отсеке, Михеев почувствовал себя значительно лучше. Постоял у входа в кокон, покачался с пятки на носок и, решившись, вышел. Не останавливаясь, попросил «Меконга»:
– Будь добр, найти Кейко и Стаса, скажи, что я жду их в станционной зоне отдыха.
Последние дни станция была заполнена едва на треть от расчетной вместимости. По сути, работала только дежурная смена связистов и техников, да в сотый раз проверяло свои шлюпы и до умопомрачения тренировало командные действия звено спасателей – там было двое новичков, и остальные взяли их в оборот. Новички сопели и старались.
По станционному времени было 16:47. Михеев рассчитывал, что зона отдыха будет пустой, и не ошибся. Пригнувшись, он прошел под мягким зеленым листом какого-то тропического растения с бочкообразным стволом. За ним скрывался крохотный уютный скверик с фонтаном посередине и самыми настоящими деревянными лавочками, стоявшими в конце коротких, выложенных золотистым кирпичом дорожек. Михеев о скверике знал и любил сюда приходить. От входа были видны только три скамейки у самого фонтана, а остальные скрывались за цветущими кустами, ветви которых свивались в купола беседок на уровне чуть выше человеческого роста.