И среди них уже ходят столь же увлеченные своим делом люди, готовые опрокинуть мир ради того, что считают важным и нужным, и кто я такой, чтобы им мешать?
«Я имею право, – отчетливо понял Михеев, – мешать тем, кто хочет толкнуть человечество к счастью силой – не спрашивая, хочет ли того человечество, готово ли оно переродиться, стать не-человечеством».
Есть вопросы, которые надо задавать каждому. Есть вещи, которые нельзя решать за других. И это сейчас Михеев осознал с какой-то детской обиженной ясностью – обиженной на то, что взрослые такие глупые и не понимают. Особенно обидно было, что взрослые умные люди не понимают простой вещи, которую он, Михеев, уяснил перед закрытыми дверями «Детского мира».
Не будет над-человечества. Не будет массовой версии галактов. Будут мертвецы, залитые гелем, соединенные прозрачными лентами, существующие только до той поры, пока нужны ненасытному, способному лишь воспроизводить самое себя бессмысленному божеству.
Оказывается, Попов все это время молчал и очень внимательно смотрел на Михеева.
– Смотрите в оба, Петр Александрович, высматривайте все необычное, подозрительное, – вздохнул Михеев. – Интуиция мне подсказывает, что ваши способности могут нам пригодиться.
Ксенопсихолог застыл, поднявшись на носки, весь вытянувшись к приближающемуся миру.
– Пилот, вы же понимаете, что это произойдет, только если они активируют конструкт?
«Все я понимаю, дорогой мой Петр Александрович, все понимаю», – безмолвно ответил Михеев.
– Пилот, пошел обмен данными со службами системы, – негромко оповестил «Меконг».
«Вот и началось, – подумал Михеев, – вот и пошел счет на часы».
Михеев. Дурные сны
Он скинул Комиссии отчет о «Дублинском инциденте» и залег на дно. Не глядя, ткнул пальцем в точку на бумажной карте и исчез в крохотном, занесенном снегом поселке под Екатеринбургом. Поселок этот был зажат между черным лесом, край которого наползал на дома, забирая свое после диких вырубок XXI века, и гигантским полем теплиц одного из имперских агрокомплексов. Поэтому ночами за поселок бодались древняя лесная тьма и химический желтый свет тепличного поля.
Михеев вставал до света, в шортах и кроссовках выбегал из перекошенного, сонного дома, бежал к опушке. Возвращался мокрый, окруженный клубами пара, лупил подвешенную в сарае-гараже задубевшую грушу, растирался снегом, потом жестким махровым полотенцем и садился думать.
Резал старым, сточенным чуть не в шило, острейшим ножом желтую бумагу, писал карандашом, раскладывал, тасовал, пытаясь выйти не только на веер последствий, но и на веер вариантов. Морщился от того, что каждый раз выходила какая-то дичь, начинал сначала.
Вот – кладем слева – превращение большей части транснациональных компаний, принадлежавших разным ветвям старых денег, в Объединенную Корпорацию. Довольно давно было, но Михеев еще помнил, как захлебывались ведущие новостных каналов и истерически орали друг на друга аналитики популярных ток-шоу.
Дальше – вливание гигантских бюджетов в развлекательную медиасферу, евгенику, генетику, «поведенческий маркетинг», а в серой зоне – скромно – в управление глубинными поведенческими моделями и разработку того, что изящно называли «новыми системами мировоззрения, ориентированными на экологичное потребление» или, в профессиональной среде, «новыми религиозными культами».
Спасибо, отчеты читали, вплоть до архивных, о первых разработках новой волны – те еще по Восточной Европе. Результаты более поздних отчетов он видел сам: что в Азии, что прямо в центре Москвы. Полиция потом на ушах стояла.
Теперь чуть выше кладем листок с надписью «Окончательное решение» и рядом «Родильные капсулы?». Именно так, со знаком вопроса. И еще один, пожалуй, надо тут же положить – Advanced Research Ltd. Листка для испарившегося в кабинете Свонссона, который решил отойти в сторону, не понимая, что оттуда не выпускают, не нашлось. Да и не нужен он.
Еще, еще листки: «Конструкт?», «Велос – что это?», «Космос – выключили».
Михеев черкнул на новом желтом прямоугольнике «Создание слуг», подумал и положил между «конструктом» и «Велосом».
Отошел, окинул взглядом стол. Выскобленные сосновые доски почти полностью скрылись под прямоугольниками пожелтевшей бумаги. Что-то не давало покоя, казалось лишним… Нет, не лишним.
«Михеев, ты всегда был точен в терминах, ты никогда не любил случайных слов. Подумай, что же занозит тебя сейчас. Если не лишним, то…»
«Избыточным», – щелкнул он пальцами. Вышел на крыльцо как был, босиком, спустился по ступенькам – надо снег смести, снова навалило, – крякнув, растер лицо, шею, затылок снегом.
Солнце медленно лезло в небо над чернолесьем. В дальнем конце поселка гудели теплицы. Гомоня, пронеслась мимо забора ребячья стая.
«Вот так выйдешь, глянешь на улицу и даже кажется, что мир более-менее в порядке, – вздохнул про себя Михеев. – Старею, что ли?»
Передернул голыми плечами, вернулся в дом. Постучал пальцем по бумаге. «Космос – выключили», «Новые религиозные культы», «Поведенческий маркетинг».
Избыточно.
Зачем столько ресурсов на эти темы? В какой же точке должны пересекаться линии всех этих интересов?
Михеев достал одноразовый телефон с защитой от систем геолокации.
– Да, это Проводник. Поройся, друг мой, и увяжи все что можно по Черногории, программе «Велос», «Окончательному решению». И знаешь что – поройся еще в последних делах Тощего Билли.
Закончил звонок и отправил телефон в печь. Пластиком, конечно, вонять будет, зато надежно.
Глава 13. Все по местам
Пришлось вспоминать, как сначала мама, а потом наставница учили ее правильно дышать. Когда впервые на Кейко свалилась, нет, не боль, а папин страх, страх за нее, она не выдержала, заорала, настолько стало страшно ей самой. Страшно за папу, и этот страх заметался в ней и начал расти, набирать силу, чуть не поглотил ее полностью. Она тонула в страхе и лишь чудом уцепилась за мамин голос, стала ее слушать, а мама говорила: «Дыши, моя хорошая. Не надо так глубоко. Зачем же ты так часто дышишь, зачем тебе столько воздуха?»
В мамином голосе была улыбка, за которую Кейко тоже ухватилась, потянулась к ней. И оказалось, что внутри мамы покой, зеленоватое уютное свечение, такое ласковое, что сразу захотелось убежать в него, забыть страх, который затаился, но не исчез. Вместо этого Кейко стала дышать.
В тот день ее семья узнала, что Мацуева Кейко Яновна – эмпат. А Кейко поняла, как сильно ее любит папа, испугавшийся за дочь, которая попросту простудилась. Потом она подслушала, как мама отчитывает папу: «Ну взрослый же мужик, ну опытный же пилот, ну должен же понимать, что ты как… ну я не знаю…» И уютное зеленое свечение меркло, мама заполнялась красноватым раздражением, коричневой тревогой, но эти неприятные цвета постепенно растворялись в оранжевом свечении любви и сочувствия.
Кейко посмотрела на Стаса. Земледел стоял возле стойки самообслуживания пассажирского отсека и, нахмурившись, смотрел на панель выбора. Наконец решился, ткнул в нее и дождался стакана морковно-апельсинового сока. Кейко вздохнула – Стас напоминал ей маму гораздо больше, чем показалось поначалу. Это придавало уверенности, но порой ужасно раздражало.
А Светлов, казалось, ничего этого не замечал. Был он вроде бы надежный и простой, но порой в нем проскальзывали такие всполохи, что Кейко только задумчиво прикусывала губу и начинала прикидывать, что делать, если внешне непробиваемого земледела придется тормозить. Точнее, когда. Кейко все отчетливее понимала, что это вопрос времени.
Она подошла и ткнула в тот же рисунок. Забрала наполненный стакан, отпила глоток.
– Мы на подходе к системе. Что будем делать?
Стаканом она показала на визор, в котором неторопливо разрастался лес посреди космоса. Постепенно проявлялись гигантские стволы информационных хранилищ и преобразователей, ветви жилых помещений и складов, «цветки» трансляторов и – одно из многих чудес – мерцающие, постепенно растворяющиеся в пространстве облака межпространственных передатчиков, обеспечивающих связь за пределами трехмерности.
– Вон, смотри, как «Запад-6» светится, не иначе «пионерский» пакет идет. – У соседней панели стояли связисты.
Кроме Кейко и Стаса, свалившихся экипажу как снег на голову, эти трое в серо-серебристых форменных костюмах службы связи являлись единственными пассажирами рейса. Летели они как раз сменять экипаж поста «Запада-6», так что на свечение «пионерского пакета» смотрели, как почувствовала Кейко, с долей ревности, но и гордости за коллег.
По отсеку мягко раскатился переливчатый сигнал.
– Айда новости посмотрим, – махнул им один из связистов. Высокий, белоголовый, остроносый, он представился Виталием Стеницким и коротко поклонился.
Кейко ощутила, как колыхнулись в Стасе усталость, желание отвлечься, погрузиться в привычную, такую интересную жизнь, которой он хотел всем сердцем и из которой выпал после вызова старшего.
– Идем, хоть узнаем, что в мире творится. – Неожиданно для самой себя она взяла Стаса под руку и потянула к диванам, дугой стоявшим вокруг инфосистемы, которая была стилизована под статую какого-то древнего божества с поднятыми над головой руками, где мерцал прозрачный кристалл с медового цвета прожилками.
Первым на диван плюхнулся невысокий курносый Олег, тут же потянулся вперед, фамильярно стукнул божество пальцем по плечу и бросил:
– Полный выпуск, пожалуйста.
Кейко не столько слушала, сколько наблюдала, как жадно ловит новости Стас. Ему было интересно все: и новые попытки контакта с йотунами Ночной стороны, и репортаж об исследованиях системы черных дыр, где наткнулись на следы деятельности Старших сущностей.
– Попова здесь нет, – пробурчал Стас, – он бы наверняка что-нибудь сказал.
Заметка о новом детском комплексе в системе Высокий Вишну всколыхнула в нем зеленоватое «мамское» свечение, и Кейко чуть улыбнулась. Все же он удивительно славный.