– Если в самых общих чертах – в вашей голове заложен своеобразный активатор. – Голос у Федорова оказался неожиданно густым и глубоким. Наверняка студенты на лекциях млеют. – Предупреждая возможные вопросы – это не какой-то чип или искусственно выращенный участок мозга. Это особым образом организованные и настроенные структуры мозга, устойчивые нейронные связи и так далее. В них дремлет слепок основы вот этого конструкта, – ученый кивнул на брусок, – но слепок этот всю вашу жизнь собирал ваш опыт, образ действий… Словом, учился тому, что пока не умеют другие его версии.
– Создавать новое. – Михеев не спрашивал, утверждал. – Осмысливать дотоле незнаемое. Выходить за рамки ранее полученного опыта.
– Если очень грубо, да. – Федоров пожал плечами. – Разработчики ИИ уперлись в это еще в двадцать первом веке, а потом человечество струсило и запретило разработки, обратилось к бионике. Затормозило свое развитие.
– Ой ли? – Ствол был холодный, но хоть палец на курке лежит спокойно.
– Ой ли. Вы… вы, осторожничающие, пекущиеся о мнимом благополучии, вы лишили человечество возможности познания! Вы ограничили сознание человека, заперли его в давно устаревшем биологическом теле! Вы лишили нас возможности стать теми, кого мы так изящно именуем Старшими сущностями!
Федоров, похоже, не раз обдумывал эти слова. Ему нужно было их выплеснуть, рассказать хоть кому-то, что и почему он делает, снять страх. А ему было страшно, он наверняка чувствовал, что происходит что-то очень странное.
– Форма существования задает границы познания! Мы должны вывести человечество на новые рубежи истины!
– И в этом вам поможет древний конструкт искусственного интеллекта, разработанный для того, чтобы обслуживать элиту общества? Человечество, к счастью, давно переросло социальное расслоение, – Михеев даже фыркнул.
Он глянул на Цоя. Тот пока стоял неподвижно. Попов тоже молчал: замер, внимательно слушая.
– Не совсем, – вступил в разговор Комнин. – Конструкт лишь один из фрагментов разработки, значения которой вы, боюсь, не поймете. Нам, скорее, поможете вы: заложенные в вас структуры позволят конструкту в полной мере освоить навыки и знания, сосредоточенные здесь, в Полях Возрождения, энергоинформационными матрицами. Впитать их, осознать… Дадут ему аппарат восприятия.
Черногория… Проект «Велос». Насколько же вдолгую они работали, это даже заслуживает уважения. Однако уважения Михеев не чувствовал.
– В итоге мы получим не просто примитивного помощника, фамильяра, – Федоров пощелкал пальцами, – не обслуживающий персонал, а новую силу, впитавшую лучший опыт человечества. Мы создадим божество, которое переродит самого человека!
– Николай, вы же пытаетесь создать костыли для здорового. Людям не нужны новые придуманные божества. Люди как боги не получаются, когда их тянут в божественность насильно. Да и не потянете вы их… И тем более не потянет тот бог, которого вы хотите создать. Да и вы ли на самом деле?
«Где-то я уже это слышал, – одновременно думал Михеев и договаривал, уже не рассчитывая убедить Федорова. – Ну надо же… Им удалось пронести сквозь такую бездну времени эту агитку и поймать на нее хороших людей. Как досадно…»
Цой исчез – движение было стремительным, за гранью человеческого восприятия.
Они ждут сигнала. Нельзя, чтобы он прошел. А если и пройдет – не должен дойти до усилителя.
Кейко увидела, как внутри короткого дула разрядника на тонких серебристых иглах концентраторов заплясали молнии. Сейчас они соединятся, нальются силой и выплеснутся прямо в нее. И Мацуевой Кейко Яновне будет очень больно.
Все это она понимала и чувствовала, но все это было где-то очень далеко и не особо интересно. Самым важным сейчас было сплести вокруг системы связи кокон из той зеленой волны, что шла сквозь нее, завязать аккуратные узелочки, по которым расплещется недобрый сигнал, если, конечно, Михееву и Попову не удастся остановить троих глубоко убежденных в своей правоте людей. «Двоих», – уточнила Кейко, затягивая последний узел.
Белая молния понеслась к ней. Но попала в Стаса, который плечом врезался в Бескровного с такой силой, что из самого чуть дух не выбило. Лизнув бок земледела, молния исчезла в стене, оставив черное оплавленное пятно. Стена в месте удара чуть дернулась и сразу же принялась заращивать рану.
Щека Бескровного дернулась, плоть потекла, закрывая неподвижный красивый серо-голубой глаз. Его лицо пошло буграми, словно через кожу пробивалось нечто чужеродное. У Стаса перед глазами мелькнуло видение: рваными движениями поднимаются тела, соединенные серыми клейкими паутинами, дергаются, пытаясь нащупать единый жуткий ритм.
В зале погас свет, и Стас почувствовал, как что-то сухое, царапая кожу, очень быстро поползло по щеке.
В это время Кейко потянулась своим новым сознанием к мозгу узла связи, слилась с ним, нащупала ядро системы и как можно осторожнее привлекла его внимание. Конечно, можно было просто перехватить контроль и отдать команду, но Кейко чувствовала, что это будет неправильно. И постаралась как можно доходчивее объяснить сосредоточенному и занятому собеседнику, что ему надо сделать и почему. Межсекторальный узел связи провел множественную пакетную передачу, информируя своих сородичей, обслуживающих Сферу разума, о необходимости перенаправить потоки на другие узлы, и исчез из информационного пространства.
Освещение вернулось. Стас увидел, кого пытается удержать на полу, и закричал от отвращения, страха и жалости к человеку, которого поглотил «Фенрир». Тело Бескровного, еще сохраняя человеческие очертания, плавилось – плоть вздувалась черными маслянистыми пузырями, тут и там прорастали новые конечности, вились тонкие отростки.
Сигурддсон наклонился к Стасу, оторвал от его лица гибкий, еще не успевший налиться темным ус. Потом схватил непрестанно меняющееся тело, потащил в сторону.
Стас поднялся, его мотануло, левая сторона плохо слушалась. Плыло перед глазами, но он все же уткнулся в браслет управления аварийным медкомплексом, пальцы привычно ввели последовательность команд, деактивируя фиксирующие ленты, пеленавшие заложников. Успел увидеть, как к нему кто-то бросился, чьи-то руки поддержали его, не дали упасть. Зал уплывал, наваливалась серая муть, сквозь которую донеслось:
– Медиколога доставай, да вот он, вот же!
И чье-то недоуменное:
– Где девушка? Их же двое было?
Михеев видел лишь размытые тени. Попов взлетел, одновременно дробясь на множество полупрозрачных двойников, каждый из которых продолжил движение. Все они врезались в хищно вытянувшего руку Мирослава Цоя – хрустнула конечность, вырываемая из плечевого сустава. Рука Цоя невозможно изогнулась, но вместо крови появилась матово-черная субстанция, потянувшая изувеченную конечность назад. Фантомы Попова окружили противника, завертевшись в танце схватки.
Михеев, не давая себе времени на раздумье, выстрелил в конструкт. Пляшущий по залу вихрь исчез. Цой лежал на полу, и лицо у него было все такое же неподвижное. Но теперь это была неподвижность мертвеца.
Попов опустился на одно колено, его шатало. Михеев подошел, помог ксенопсихологу встать. Дуло дезинтегратора теперь смотрело в точку между Комниным и Федоровым.
– Что вы сделали, – равнодушно сказал Федоров, глядя на развороченную установку.
– Попал в цель. – Дезинтегратор стал очень тяжелым, и Михеев вернул его в крепление на ноге.
Комнин подошел к телу Цоя, потянулся к черной жиже, медленно вытекающей из исковерканного тела.
– Я не стал бы этого делать, – мягко сказал Попов, и Комнин, будто очнувшись, отдернул руку.
За спиной зашуршало, и Михеев, кляня себя за невнимательность, вновь схватился за дезинтегратор, одновременно разворачиваясь и стараясь прикрыть людей в зале.
В открывшемся проеме стояла Кейко.
– Идемте, старший, – девушка кивком показала на коридор, – нам надо сделать еще одно дело.
Банев вошел в кабинет, не глядя, прошел к столу, устало упал в кресло, негромко бросил:
– Свет.
И увидел на диване Михеева.
Михеев гадал, вздрогнет Банев или нет. Не вздрогнул. Только тяжело оплыл в кресле.
– Когда ты понял? – глухо спросил Банев.
– Гораздо позже, чем надо. – Михеев подался вперед, сцепил пальцы. – Понял бы раньше – может, Мирослав Цой и Сергей Бескровный остались бы живы. Увы.
– Как?
– Помнишь, я во время первого разговора спросил, а что ж ты Лурье не попросил? И ты сказал, что Лурье далеко, а я здесь. Я тогда тебе поверил и только много позже думать начал, сопоставлять. Ну и запросил информаторий. Оказывается, Лурье как раз из рейса возвращался, вполне доступен был. Вот тогда я и начал думать.
Михееву было очень обидно.
– Знаешь, Банев, я, когда понял, что это ты, поначалу не поверил. То есть в голове все сложилось, но я сидел и говорил себе: да ладно, не может такого быть. Не стал бы он звать меня, он же помнит меня по тому, старому миру, знает, чем такие игры со мной заканчиваются. А окончательно меня разговор с Поповым убедил. Как же он переживал, как поверить не мог, что такое возможно! Он ведь, оказывается, после разговора с нашей пятеркой места себе не находил. И решил изложить все в личной записке, которую отправил прямо на имя… Кого ты думаешь? Правильно, твое, Банев. И какой ответ он получил? Убедительную просьбу сохранять эту информацию в тайне, причем мотивировал ты это, Банев, необходимостью сохранения тайны личности. Знал, во что бить… Самому не стыдно?
Михеев не выдержал, встал, начал ходить перед диваном. Он очень хотел, чтобы Банев хоть что-то ответил, но тот молчал.
– Я подумал, может, ты как раз поэтому и позвал? Помнишь, там, на Старой Земле, была такая теория – преступник, даже маньяк, хочет, чтобы его остановили. Я, правда, убедился, что она ни черта не работает, но ты… Банев, если бы ты был человеком, я бы так и подумал.