— Нечасто до нас добираются такие важные люди, — сказал он, потирая сухие ладони.
— Значит, хорошо живете, — резонно ответил ему Турецкий, допивая кофе.
— У нас, видите ли, Александр Борисович, бушевали пожары. Для нас это бедствие, да-с, большое бедствие. — Петренко скорбно вздохнул.
— Это не только для вас, но и для всей области бедствие. Когда мы сможем съездить на место происшествия?
— Да вот как кофе допьете, так прямо и поедем! — радушно улыбнулся Петренко. — Конечно, если вы еще не захотите.
— Не захочу, — сказал Турецкий, допил кофе залпом и глянул на следователя: — Ну что, едем?
— Едем! — энергично кивнул Петренко.
Трава была мокрой, идти по ней было неприятно. Брюки Александра Борисовича промокли до самых колен, и при каждом прикосновении мокрой ткани к коже он морщился и зябко поводил плечами.
— Ну вот и пришли, — сказал наконец Петренко, останавливаясь возле куста боярышника. — Вот тут он, сердешный, и лежал. Прямо на траве. Да-с.
Турецкий внимательно осмотрел траву и кустарник.
— Окрестности проверяли? — спросил он у следователя.
— А как же. Конечно! Только глухо — ни следа, ни примятой травинки. Это я образно говорю, — пояснил он.
— Посмотрим, — сказал на это Турецкий и продолжил осмотр.
Он перемещался от куста к кусту, внимательно вглядываясь в траву. Петренко следил за действиями московского гостя со снисходительной усмешкой, словно говоря: «Ну-ну, посмотрим, что ты тут найдешь, приятель».
Вдруг Турецкий нагнулся и поднял что-то с земли. Петренко насторожился, затем вытаращил глаза.
— Вот так глаз у вас, Александр Борисович!
Турецкий держал в руках мокрую и грязную клетчатую кепку.
— Надеюсь, это прояснит дело, — полунасмешливо-полусмущенно сказал Петренко.
— Может, прояснит. А может, и нет.
Александр Борисович достал из кармана полиэтиленовый пакет и аккуратно положил в него кепку.
Где-то за деревьями послышалось звяканье колокольчика. Из-за деревьев медленно выбрели три коровы, а следом за ними худой подросток в фуфайке. Подросток покосился на мужчин, зевнул и щелкнул бичом, погоняя коров дальше. Через минуту они вновь скрылись за деревьями.
— Это Вася Бабкин, местный пастушок, — объяснил Турецкому следователь. — Мы пробовали с ним беседовать, но все впустую. Полный дебил.
Турецкий сурово посмотрел на Петренко, однако ничего не сказал и вновь принялся осматривать траву.
В тот день находок больше не было.
С Меркуловым Александр Борисович разговаривал из кабинета следователя Петренко, пока тот, теперь уже с удвоенным дружелюбием обхаживающий Турецкого, разливал по чашкам горячий кофе.
— Как поездка? — спросил Меркулов.
— Нормально, — ответил Турецкий, холодно поглядывая на суетливого Петренко. — Есть одна находка. Клетчатая кепка. Нашел неподалеку от места, где лежал труп.
— Так, продолжай.
— Изготовлена в Германии фирмой «Байер». На подкладке несколько светлых волосков. Я видел фотографию Валентина Смирнова. На ней он — блондин. Это, конечно, еще ни о чем не говорит, но проверить стоит.
— Да, конечно. Ты уже изъял дело из местной прокуратуры?
— Вместе с вещдоками. Через час выезжаю в Москву.
— Давай, жду.
Квартиру Валентина Смирнова нельзя было назвать хоромами. Небольшая комната, узкий коридорчик и кухня, в которой едва умещались стол и стул.
— Нам с вами пройти или в коридоре подождать? — вежливо поинтересовался один из понятых, пожилой мужчина в грязной белой майке и полосатых пижамных штанах.
— Проходите в комнату, — ответил Турецкий. — Сядьте пока на диван. Оттуда видно и комнату, и прихожую.
Понятые послушно прошли в комнату и сели на диван.
Обыск начался с прихожей. Два оперативника с величайшей тщательностью осматривали одежду Смирнова, с удвоенным вниманием — отвороты пальто и курток.
Турецкий немного понаблюдал за ними, затем прошел в комнату и взялся за платяной шкаф. Несколько минут он, хмурясь, рылся в вещах Смирнова. Когда дело дошло до зимней куртки, Турецкий прощупал рукав и достал из него вязаную зимнюю шапку.
Глава четвертая Две девушки
1
За столиком, подняв воротник черного кожаного пальто, сидел худощавый мужчина. На лоб мужчины была надвинута кепка, глаза скрывали большие темные очки, плотно сидевшие на горбатом носу. Впалые щеки мужчины покрывала рыжеватая щетина. Мужчина пил чай, обхватив чашку ладонями. На дверь он не смотрел.
Гатиев прошел через зал и сел рядом.
— Здравствуй, Али, — негромко поприветствовал он горбоносого.
— Здравствуй, Руслан, — отозвался тот, быстро глянул на Гатиева поверх очков и снова опустил взгляд в чашку с чаем. — Ты плохо выглядишь, — негромко сказал он. — Устал?
Гатиев потер пальцами глаза:
— Сплю мало. Надо бы кофе выпить. Здесь подают?
— Растворимый.
— Ничего, сойдет.
После того как официантка принесла Гатиеву кофе, мужчины продолжили разговор.
— Ты долго добирался, — с упреком сказал Али. — Я уж думал, не приедешь.
— Мы договаривались, чтобы ты не выходил на контакт, — напомнил ему Гатиев. — Если я засвечусь, дело будет провалено.
Али еле заметно усмехнулся и подул на горячий чай. Затем негромко пробубнил:
— Я бы не стал тебя тревожить, но… Спрятаться мне надо, Руслан. Хорошо спрятаться. Ищут меня.
В глазах Гатиева, и без того не излучавших душевное тепло, блеснул холодный огонь.
— Ищут, говоришь? — с угрюмой иронией спросил он. — А что случилось? Почему ищут?
Горбоносый Али оторвал наконец взгляд от чашки и посмотрел на Гатиева черными дырами стекол.
— Боюсь, сболтнул лишнего по пьяной лавочке. Устал я тогда сильно, выпил, сморило меня.
— Вот как, — неопределенно произнес Гатиев. — Человеку сболтнул?
— Ну не стенке же, — усмехнулся горбоносый Али.
Глаза Гатиева подернулись льдом, стали острыми и холодными.
— Тогда почему этот человек еще дышит? — тихо спросил он.
Али ответил спокойно:
— Потому что вовремя я с ним не разобрался, а потом уже поздно было.
— Не разобрался… — повторил Гатиев. Потом помолчал, шаря глазами по залу, снова глянул на Али и недобро прищурился:
— Ты знаешь, что твоя физиономия сейчас у каждого московского мента? Я сам читал в сводке твои приметы. Про твой горбатый нос нынче каждый гаишник знает. Ты наделал ошибок, Али, и эти ошибки могут дорого нам стоить.
Али ответил не сразу.
— Зачем так много слов, Руслан? — медленно и четко произнес он. — Я сам тебе сказал: отсидеться мне надо. Время пройдет, шум утихнет. Хорошо все будет.
— Хорошо, говоришь?
Али кивнул:
— Да. Я много работы для тебя сделал, Руслан. Опасной работы. Ты мне должен.
— А разве я тебе не заплатил? Разве ты бесплатно на меня работал?
Али снова покачал головой:
— Ты знаешь, что я не про деньги говорю, Руслан. Я сделал хорошую работу. И я… нужен тебе.
— Что ж, руками ты работаешь неплохо, — согласился Гатиев. — А вот с мозгами у тебя большие проблемы. Какого хрена ты назначил встречу на вокзале? Здесь же ментов больше, чем окон в стенах.
— Здесь много народу, — объяснил Али. — А с местными ментами легко договориться. Это хорошее место для встречи. Смотри, мы с тобой сидим, разговариваем, и никто не обращает на нас внимания.
Гатиев усмехнулся и промолчал. Тогда Али заговорил снова, и на этот раз в его словах слышалась тревога:
— Руслан, мне нужно надежное место, где бы я мог переждать опасность. За мной следили, и я ушел. Но я устал.
— Понимаю, Али, понимаю. Но почему ты пришел за этим ко мне? У тебя ведь в Москве много друзей, ты сам мне об этом говорил. Отсидись у них.
— Нет, Руслан. К старым друзьям идти опасно, менты наверняка меня там ждут.
— Да, ты прав, — согласился Гатиев. — Но ты сам виноват, Али. Зачем ты называешь свое настоящее имя всем, с кем встречаешься? Почему не назваться Рустамом или Тимуром?
— Или Русланом, — усмехнулся Али, затем покачал головой и сказал: — Нет. Для Аллаха я Али Алиев. Никем другим я быть не хочу.
— Это что, принцип?
— Называй как хочешь. Ты же знаешь, Руслан, что если меня возьмут, погорю не только я. Мы все пойдем на дно, Руслан. Как «Титаник». — По всей вероятности, сравнение с «Титаником» показалось Али очень забавным, и он улыбнулся узкими темными губами.
Однако Руслана Гатиева это сравнение не позабавило. Он сурово сдвинул черные брови, отчего небольшие, глубоко посаженные глаза его стали совсем не видны.
— Ну, так что ты скажешь? — поторопил его с ответом Али. — Есть у тебя надежное место или нет?
Гатиев вздохнул. Брови его вернулись в исходное положение, глаза смотрели доброжелательно и приветливо. Гатиев улыбнулся и сказал:
— Не волнуйся ни о чем, Али. Я все устрою. Отсидишься на даче у моего друга.
Али заметно воспрял духом.
— Это далеко? — живо поинтересовался он.
Гатиев покачал головой:
— Не очень. Дача хорошая, там все есть. Как только закончим операцию, я помогу тебе переправиться через границу. Устраивает тебя такой вариант?
— Конечно, — кивнул Али. — Почему нет? Я знал, что ты поможешь, Руслан. Потому что мы с тобой — два узелка на одной веревке. Ухватят меня — тебе тоже беды не избежать.
— Хватит тебе каркать, — поморщился Руслан. — Сказал же, все устрою. Поедешь на дачу прямо отсюда. Устроишься там, а пока ты будешь там сидеть, решу все твои проблемы. Согласен?
— Согласен, — кивнул Али. — Только не мои, а наши проблемы.
— Ну да, наши, — не стал спорить Гатиев. — Сейчас позвоню своему человеку, чтоб он подъехал сюда.
Гатиев достал из кармана телефон.
2
В НИИ биологии, куда Александр Борисович привез клетчатую кепку, найденную в лесу под Малоярославцем, и вязаную шапочку, изъятую из квартиры Валентина Смирнова, его встретил молодой человек весьма забавной наружности. У молодого человека была длинная тощая шея, всклокоченные волосы и очки с такими толстыми стеклами, что глаза его казались огромными, как у стрекозы. Едва Турецкий пересек порог лаборатории, как молодой человек бросился ему навстречу, вытянув вперед длинную тощую ладонь для рукопожатия, и улыбаясь так, словно встречал своего лучшего друга.