– А мы пойдем через верх! – сказал я Цендоржу. – Только не высовывайся, понял?
– Да, сэр, – меланхолично ответил монгол.
– Да оставь ты это свое «сэр»! – рявкнул я на него. – Зови по имени. Мы столько пережили…
– Я буду говорить Клим-сечен, – после некоторого молчания отозвался Цендорж. – Сечен по-монгольски значит «уважаемый».
– Ну, пусть так, – я кивнул, – только больше никаких сэров…
Проломившись через охряные заросли, мы принялись карабкаться по крутому склону и спустя какое-то время оказались на вершине. И тут нас ждал новый сюрприз – по ту сторону холма, в небольшой долинке, обнаружилась настоящая крепостца, или, точнее, форт. Зубчатый частокол, бревенчатая башня, острые коньки крыш, а над всем этим, на флагштоке гордо реяло такое знакомое и даже, я бы сказал, родное красно-синее знамя Военно-Космических сил Земли.
Все мои сомнения разом развеялись.
– Наши! – с чувством сказал я и хлопнул Цендоржа по плечу. – Понимаешь, на-ши! Пошли быстрее!
Мы бегом спустились с холма и наперегонки помчались к частоколу, туда, где навстречу приближающемуся бронепоезду уже распахивались высокие дощатые ворота…
24 февраля 2205 года
Сидим в карцере. Наверное, это помещение, расположенное в хвосте третьего вагона бронепоезда, называется как-то по-другому, но я именую его так. Карцер. В который бросают узников, врагов и преступников. Узники – это мы с Цендоржем. Враги и преступники – тоже мы. Нас обвиняют в какой-то дикости – якобы мы засланы «с той стороны». С какой «той»?
Бред. Они тут все явно посходили с ума.
И ведь что интересно – много знакомых лиц, а комендант форта так и вовсе Мелех Хаддам, сириец. Правда, мы с ним тесно не общались, но то, что он меня знает, и знает хорошо, – факт!
Однако когда нас привели к нему, этот баскак сделал восточное лицо и заявил: «Впервые вижу». И вот теперь мы в карцере и нас везут на некую «базу» – «разбираться».
Вообще все очень странно и запутано. С нами никто не говорит, все очень заняты; бронепоезд прибыл эвакуировать форт. Все очень боятся какой-то угрозы с запада. Кто-то там здорово их напугал, поэтому спешка, поэтому бардак и злость.
Гарнизон форта насчитывает человек сто пятьдесят, как определил Цендорж. Все в доспехах, причем это не декоративные латы, защищающие от хрустальных червей, а настоящие средневековые доспехи: наборные панцири, литые нагрудники, наплечники, поножи, шлемы и прочее. И оружие. Помимо звенчей тут в ходу топоры, алебарды, копья, шипастые моргенштерны, пружинные арбалеты устрашающих размеров. Такое впечатление, что мы попали на съемки исторического фильма.
При всем при том эти вояки, как я уже говорил, напуганы и практически не способны сопротивляться. Да и вообще, будь я на месте Хаддама, первым делом всыпал по первое число тем, кто нас определял в узилище. Нас даже не обыскали! И если бы мы – теоретически – и в самом деле оказались какими-то диверсантами, то свободно смогли бы пронести на себе несколько килограммов взрывчатки и разнести эти громыхающие консервные банки к чертовой матери.
Прошло больше половины дня. Для отправления естественных надобностей у нас дыра в полу, еды и воды нет вовсе. Никто нами не интересуется, никто не заглядывает в смотровой глазок, украшающий дверь нашей передвижной темницы.
Цендорж сидит на корточках в углу и с отрешенным видом гнусавит что-то по-монгольски. То ли поет, то ли молится. Пить хочется невыносимо. Да и пожевать чего-нибудь тоже явно не помешало бы. Ну ничего, вот приедем на место, там я всем устрою веселую жизнь!
Вечер. Сужу об этом по тому, что свет в отхожей дыре потемнел. Если заглянуть туда, видны плиты дороги. Днем их было видно отчетливо, сейчас – еле-еле. Состав идет мягко, но грохот и лязг настолько утомили, что хочется заткнуть уши. Попробовал стучать в дверь – никакого эффекта. Цендорж спит или делает вид, что спит.
Когда стало совсем темно, неожиданно загремел засов, и к нам вошел рыжебородый парень в кожаной безрукавке, сплошь обшитой медными бляхами. Он повесил на крюк в потолке масляный вонючий светильник и поставил на пол кувшин и миску, полную каши.
– Жрите!
Цендорж мгновенно проснулся, потянулся к кувшину. Я же смотрел на рыжебородого. Определенно, я его знаю… Виктор? Владимир? Точно, Владимир Зимин, из команды Прохора Лапина!
– Здорово, Володя! – я изобразил самую искреннюю улыбку, на которую только способен. – Только не говори, что и ты тоже не узнаешь нас.
Парень нахмурился, рука его легла на рукоять звенча.
– Узнаю, почему нет. Только что ж вы, суки, столько времени прятались? А теперь, значит, объявились. Типа – какая радость, вот и мы! А этот… геолог, что с вами улетел, он небось в Горную республику подался, да?
– Игорь погиб, – тихо сказал я. И вдруг, повинуясь вспыхнувшей во мне ярости, бросился к Зимину, схватил его за плечи, тряхнул: – Ты можешь нормально объяснить, что происходит?! Ты можешь сказать нам, что за хрень тут творится?!
Парень испугано вытаращил глаза, лапая рукой звенч, но умница Цендорж подскочил сбоку, сноровисто расстегнул составной бронзовый пояс вояки и откинул его в сторону.
– Да вы чего, вы чего… – растерянно забормотал рыжебородый, пытаясь вырваться, – война же… Понимать должны!
– Какая на хрен война! – заорал я ему в лицо. – Месяц назад, когда мы вылетали с Перевала, никакой войны…
Я замолчал и отпустил его, осекшись на полуслове, потому что этот сибиряк посмотрел на меня так, точно увидел ожившего покойника.
– Ка-акой месяц? – сипло спросил он. – Мужики… Э-э-это… Вы пропали почти три года назад. Сегодня третье декабря 2207 года…
4 декабря 2207 года (25 февраля 2205?)
Это – правда. Разум отказывается верить. Так не бывает. Здесь все не так…
Всю ночь я не спал. Точнее, мы не спали оба. Цендорж все выл и выл на своем языке бесконечную песнь, а я тупо таращил глаза в темноту, пытаясь понять, как, как, каким образом такое могло случиться.
Вчера, когда Зимин сказал нам, какой сейчас год и число, я ему, конечно же, не поверил. Он запер дверь и ушел, вернувшись минут через десять. С ним пришли еще трое – командир бронепоезда Самсон Иванович Тагильцев, тоже из лапинцев, Мелех Хаддам и Миха. Да, да, тот самый резиноволицый Миха, ныне облаченный в нечищеный медный нагрудник и приплюснутый шлем-каску.
Они столпились в дверях, недоверчиво глядя на нас. Я принялся было убеждать их, что произошла какая-то необъяснимая вещь, что мы на самом деле отсутствовали всего месяц, но Миха неожиданно захихикал.
– Не гони, начальник, – сказал он. – Фуфлогонов тут и без тебя хватает.
– Красиво играете, – поддержал его Хаддам и оскалил белоснежные зубы в недоброй улыбке.
– Вот домой придем, там пусть и разбираются, где вы шлялись столько времени и кто вы такие на самом деле, – проворчал Тагильцев и запер дверь.
Бронепоезд грохотал на восток, мигала под потолком дымная коптилка. «А ведь и убить могут», – пронеслась в голове беспощадная в своей откровенности мысль.
Да, могут. Если война, если в самом деле война, и если сейчас действительно конец 2207 года, то мы с Цендоржем – типы не просто подозрительные, а прямые кандидаты в шпионы противника. Эх, знать бы только, что там за противник, и вообще – сколько всего могло произойти за это время!
Тут я несколько увлекся размышлениями на эту тему. Некстати вспомнилась Акка, ее прощальный поцелуй. Как она сейчас, здорова ли? Черт, а ведь если война… Жива ли?!
От этой мысли мне стало не по себе. Я вскочил и забегал по крохотному карцеру, то и дело задевая скорчившегося в углу Цендоржа.
«Так, что можно извлечь из того скудного набора фактов, которым я располагаю? Ну, то, что никакая помощь ни с какой Земли не пришла – это ясно. Энергии по-прежнему нет, и колония вынуждена была развиваться, опираясь на свои силы. Технологически они… черт, не они, мы, мы! Так вот – технологически мы весьма продвинулись: транспорт, укрепленные форты, оружие, доспехи, пушки на бронеплощадке, стало быть, и порох изобрели… С кем же война? С грейтами? Коалиция тоже высадила на Медею колонистов? Или войска, специально подготовленные для ведения боевых действий в условиях отсутствия электричества? Вот последнее – это похоже, похоже…» – Я попил воды и попытался вспомнить, что говорили наши тюремщики. Сейчас была важна любая информация.
Вспомнилась мне только ничего не объясняющая Горная республика, упомянутая рыжим Зиминым. По его логике выходило, что если мы лазутчики и нас заслали сюда, то Макарова должны были отправить в эту самую республику. Стало быть, Горная республика как минимум союзное нашим государство, а как максимум – центр нашей обороны. Почему-то мне и в голову не приходило, что Акка и Сокол могли сами нападать. Нет, оборона, недаром вот и эвакуация дальних форпостов…
Я понял, что запутался. Без дополнительной информации мне этот ребус не разгадать. Оставалось только одно – сидеть и ждать. Но как раз это и было самым сложным…
6 декабря 2207 года (27 февраля 2205 года?)
День-ночь – сутки прочь. Писать не о чем. Попытался разговорить Цендоржа, но он опять впал в прострацию и то ли не хочет, то ли не может говорить. Сидит и мычит. Начинаю за него волноваться.
На всякий случай ставлю в тетради две даты, старую (я называю ее нормальной), со знаком вопроса, и новую.
Еще дважды приходил Зимин, приносил еду и воду. На вопросы не отвечает, внутрь не заходит, оружие держит наготове. Я ему: «Кто во главе колонии? Майор Морозова?» Он молчит. Я ему: «Ну скажи хотя бы, сколько еще ехать?» Он в ответ: «Это секретная информация».
Сволочь.
7 декабря 2207 года
Утром нас разбудил грохот открываемой двери. Бронепоезд замедлял ход, скрежеща и шипя, словно металлический дракон. В проеме появился Зимин с клинком наголо. Сказал коротко:
– Выходите.
За дверью ждали еще несколько человек, все с оружием наготове. Нас провели по вагону и вытолкнули наружу. С непривычки дневной свет больно резанул по глазам. Пока мы терли их, привыкая, конвоиры ждали, окружив нас со всех сторон.