Принцип партийности является руководящим для всей марксистско-ленинской философии и внутренним принципом марксизма в целом, всех его составных частей. Как показали классики марксизма-ленинизма, партийность в философии состоит в том, что в классово антагонистическом обществе различные формы идеологии отображают интересы различных классов и соответственно борьба идеологий есть отражение борьбы классов. В философии это нашло выражение в борьбе противоположных направлений — материализма и идеализма.
Исторический опыт развития философии показывает, что материализм всегда был теоретическим обоснованием интересов передовых, прогрессивных сил в обществе, а в идеализме находили теоретическое обоснование интересы реакционных классов. Из материализма всегда следовали атеистические выводы, в то время как идеализм был основой таких антинаучных форм идеологии, как религия.
Последовательное применение принципа партийности прежде всего означает необходимость видеть, что в борьбе между материализмом и идеализмом, между «линией Демокрита и линией Платона» (Ленин) находит специфическое отражение борьба противоположных классов в классово-антагонистическом обществе. Классики марксизма-ленинизма остро критически оценивали малейшие отступления от материализма. В работе «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин писал: «Маркс и Энгельс от начала и до конца были партийными в философии, умели открывать отступления от материализма и поблажки идеализму и фидеизму во всех и всяческих „новейших“ направлениях»[96].
Применительно к проблемам диалектики принцип партийности требует прежде всего выявления противоположности между материалистической и идеалистической диалектикой и поскольку гносеологическим основанием идеализма является метафизическая абсолютизация отдельных сторон, моментов сложного процесса познания, постольку принцип партийности означает противоположность диалектики и метафизики.
Сторонники преодоления «односторонности» материализма и идеализма нередко пытаются опереться на диалектику, ссылаясь на диалектическую идею синтеза противоположностей. Если бы речь шла о синтезе противоположностей, образующих объективное единство, то такую рекомендацию можно было бы только приветствовать. Однако в данном случае речь идет о синтезе противоположностей, которые никакого объективного единства не образуют. Более того, одна из противоположностей адекватно отражает объективную ситуацию (материализм), а другая дает о ней искаженное представление (идеализм). Поэтому разработка «средней линии» между этими двумя противоположными концепциями означает не что иное, как компромисс между истиной и заблуждением. Именно в таком компромиссе и заключается практическое содержание требования беспартийности. Таким образом, исследователь, пожелавший вырваться из сферы влияния социальных интересов, неизбежно становится жертвой консервативных или даже реакционных сил. Нетрудно заметить, что призыв к беспартийности фактически является следствием метафизической гносеологической установки, поскольку предполагает игнорирование взаимосвязей всех сторон социальной жизни.
В противовес метафизическому подходу к решению проблемы взаимоотношения объективной истины и социального интереса представители материалистической диалектики утверждают, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Поэтому изоляция исследователя от влияния социальных интересов невозможна. Отсюда, однако, не следует, что объективная истина вообще недостижима.
Дело в том, что разные ценностные установки (и следовательно, лежащие в их основе интересы) по-разному влияют на исследовательский процесс: одни затрудняют достижение объективной истины, другие способствуют ее раскрытию. В основе последних всегда лежат прогрессивные социальные интересы, которые направлены на «срывание всех и всяческих масок» (Ленин) и на выяснение истинного положения вещей. Реакционным и консервативным классам приходится затрачивать огромные усилия на то, чтобы помешать раскрытию объективной истины, приспособить ее для своих целей. Это достигается путем установления подходящей формы компромисса между истиной и заблуждением. Чем искуснее осуществлен этот компромисс, тем больше он отвечает интересам реакционных и консервативных классов. Чем лучше запрятаны и замаскированы реакционные или консервативные ценностные установки, которыми руководствуется исследователь в процессе познания, тем легче этим классам навязывать массам свои интересы.
Существуют две основные формы компромисса между истиной и заблуждением: софистика и эклектика[97]. Софистический метод заключается в отвлечении от существенных сторон объекта исследования и в выводе односторонних следствий на основе анализа его второстепенных сторон. Так, буржуазные историки при анализе истории войн нередко прибегали к следующему софистическому приему. Их рассуждения выглядят примерно так. В сражении, где противники имели приблизительно одинаковые силы, армия А потерпела поражение от армии В, потеряв 100 тыс. человек. При этом, однако, она нанесла урон армии В в 10 тыс. человек. Если историк умалчивает о потерях армии А, а на основании того, что в упомянутом сражении она нанесла противнику потери в 10 тыс. человек, делает вывод о том, что эта армия одержала победу, то он рассуждает как софист. Компромисс между истиной и заблуждением здесь заключается в том, что учитывается лишь факт потери 10 тыс. человек армии В и не учитываются потери в армии А. Следовательно, при отвлечении от другого факта — потерь армии А — вывод из первого факта (потерь армии В) может быть правилен.
Мы сознательно привели пример грубой софистики: важность учета игнорируемого существенного фактора в данном случае очевидна. На практике обычно применяются более утонченные софистические приемы. Однако суть их та же. «Искусство» софиста заключается в умении придать ложному выводу кажущуюся фактическую убедительность за счет замалчивания существенного фактора.
Хотя конечные цели, достигаемые с помощью софистики и эклектики, одинаковы, по своей формальной структуре эклектический метод отличается от софистического. Суть его состоит в требовании учитывать в равной мере как существенные, так и второстепенные стороны исследуемого объекта. Если софист зачисляет в разряд «мелочей» фундаментальные стороны объекта, то эклектик ставит «мелочи» на уровень фундаментальных фактов, тем самым низводя существенное до второстепенного.
Так, буржуазные экономисты при анализе жизненного уровня населения капиталистических стран нередко прибегают к приему, суть которого сводится к следующему. Исходят, например, из факта, что в некоторой стране N 1 млн. человек еле сводят концы с концами, тогда как 1000 человек купаются в роскоши. Если экономист, занимаясь подсчетом жизненного уровня населения этой страны, не желает видеть разницы между существенным и второстепенным и приходит к выводу, что средний жизненный уровень населения страны N достаточно высок, то он рассуждает как эклектик. В данном случае компромисс между истиной и заблуждением заключается в том, что оба фактора учитываются как равнозначные. Поэтому вывод экономиста по сути дела неверен.
Данный пример достаточно груб, но общая схема применения эклектического метода остается той же и в более утонченных эклектических приемах. «Искусство» эклектика тоже состоит в том, чтобы придать кажущуюся фактическую обоснованность ложному выводу, но уже не за счет замалчивания существенного фактора, а с помощью хитроумной маскировки различия между фактором существенным и фактором второстепенным.
Как уже отмечалось, реакционные и консервативные классы заинтересованы в различных формах компромисса между истиной и заблуждением с целью маскировки истинного положения вещей. Из сказанного выше ясно, что для достижения объективной истины в обстановке острой классовой борьбы нельзя изолировать исследователя от воздействия на него различных социальных интересов. Но среди множества интересов нужно выявить такой, который способствует раскрытию объективной истины, и сознательно руководствоваться в процессе познания ценностной установкой, определяемой этим интересом. Указанный интерес играет роль орудия, позволяющего устранить вредное влияние на процесс познания реакционных и консервативных интересов. Поэтому для эффективного применения всех описанных в предыдущих параграфах принципов надо руководствоваться принципом партийности[98].
Этот принцип требует последовательного отказа от компромисса между истиной и заблуждением и последовательного раскрытия социальных корней такого компромисса (и отказа от него). Отказ от компромисса между истиной и заблуждением на практике выражается в последовательной борьбе против софистики и эклектики во всех сферах знания и деятельности. Раскрытие же социальных корней как компромисса, так и отказа от него требует выяснения вопроса о том, кому этот компромисс выгоден. Как показал В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм», в применении к философии принцип партийности означает последовательный отказ от компромисса между материализмом и идеализмом, между диалектикой и метафизикой и раскрытие обусловленности такого компромисса интересами консервативных и реакционных классов.
Указанный компромисс в разных сферах знания и деятельности проявляется по-разному: в одних сферах он может быть сознательным, в других — бессознательным; его связь с противоречивыми социальными интересами может быть непосредственной (прямой) и опосредованной (косвенной). Как правило, сознательный компромисс, имеющий непосредственную связь с противоречивыми социальными интересами, имеет место в сфере гуманитарного знания. Что касается естественнонаучного знания, то здесь более характерен компромисс бессознательный, связанный с борьбой социальных интересов не непосредственно, а косвенно (через промежуточные звенья, например философию и религию).