Как известно, основные законы диалектики — это всеобщие законы развития. Наиболее существенным среди них выступает закон единства и борьбы противоположностей. Такое название закона, характеризующего «ядро», суть диалектики, утвердилось в марксистской философской литературе в 20–30-х гг. У классиков марксизма-ленинизма имеются и другие названия этого закона. Например, Ф. Энгельс в «Диалектике природы» говорит о законе взаимного проникновения полярных противоположностей. В. И. Ленин в «Философских тетрадях» указывает на «раздвоение единого и взаимоотношение между ними». Имеются и другие названия этого закона. Хотя названия различны, однако имеется общность в понимании главного в сущности закона — адекватно-диалектическое решение вопроса об источнике развития. Дело в том, что в домарксистской философии проблема источника движения явно или неявно ставилась, но оставалось «в тени само движение, его двигательная сила, его источник, его мотив (или сей источник переносится во вне — бог, субъект etc.)»[342]. В диалектике «главное внимание устремляется именно на познание источника „самодвижения“»[343]. Истинно диалектическое решение вопроса об источнике движения и развития В. И. Ленин видел в том, чтобы, во-первых, вскрыть внутренний характер источника, каковым выступает противоречие, во-вторых, углубить учение о движении и развитии до понимания их как самодвижения и саморазвития.
Адекватно-диалектическое описание и объяснение источника развития и дает закон единства и борьбы противоположностей. Это определяет специфический характер самого закона единства и борьбы противоположностей как закона науки, отображающего нечто устойчивое, повторяющееся в явлениях. Законы диалектики как законы развития отражают устойчивые черты, стороны, формы, присущие любым процессам развития. Это относится и к закону единства и борьбы противоположностей. Главным содержанием его является характеристика изменчивости, и прежде всего источника изменчивости. Закон перехода количественных изменений в качественные и закон отрицания отрицания, будучи законами развития, тоже характеризуют процессы изменения с точки зрения устойчивости, т. е. раскрывают универсальные формы развития, системность, структурность, направленность процессов развития и т. п.
В «Философских тетрадях» Ленин обращал внимание на одно важное (в плане раскрытия специфики закона единства и борьбы противоположностей) место в «Науке логики» Гегеля: «Царство законовесть спокойное содержание явления; явление же есть то же самое содержание, но представляющееся в беспокойной смене и как рефлексия в другое… поэтому явление есть относительно законацельность, ибо оно содержит в себе закона еще более — именно момент самодвижущейся формы». Вслед за этим Ленин писал: «Но дальше, хотя и неясно, признается… что закон может восполнить этот Mangel (недостаток. — Ред.), охватить и отрицательную сторону, и Totalitat der Erscheinung (цельность явления. — Ред.)... Вернуться!»[344] Отрицательная сторона, о которой идет речь, — это изменчивость явления и источник этой изменчивости.
Отобразить «отрицательное» в положительном, его самодвижение, источник этого самодвижения — такова главная функция закона единства и борьбы противоположностей. В этом смысле данный закон по отношению к другим законам диалектики выступает как закон каузальный и поэтому отображает наиболее глубокую сущность развития.
Содержание закона перехода количественных изменений в качественные и закона отрицания отрицания может быть наиболее глубоко истолковано лишь с позиций закона единства и борьбы противоположностей. Оба указанных закона могут рассматриваться как конкретизация главного содержания закона единства и борьбы противоположностей — источника развития. Мы говорим «главного содержания», ибо закон единства и борьбы противоположностей не сводится к проблеме источника развития, а включает в себя ряд других важных моментов.
1. Противоречие как источник развития
Проблема источника движения и развития всегда была одной из центральных в философии и науке. Наиболее глубоко к проблеме внутреннего источника развития в античной философии подходил Гераклит в учении о единстве и борьбе противоположностей. В эпоху Возрождения идеи Гераклита были продолжены Н. Кузанским и Д. Бруно, которые развили учение о совпадении противоположностей, о необходимости «рассматривать и наблюдать минимумы и максимумы противоречий и противоположностей» (Бруно).
Но только в классической немецкой философии конца XVIII — начала XIX в. проблема внутреннего источника развития получила собственно диалектическое категориальное выражение — под этим источником понималось теперь противоречие (в последующем, чтобы не смешивать его с логическим противоречием, был добавлен эпитет «диалектическое противоречие»).
Зародыш диалектической концепции противоречия содержался в учении Канта об антиномиях чистого разума. Он поставил вопрос о необходимости различения антиномий от обычных логических противоречий и показал, что и структура и форма разрешения антиномий существенно отличны от содержания и формы разрешения логических противоречий. Как в тезисе, так и в антитезисе содержится истина, хотя и неполная, поэтому и разрешаться антиномия не может обычными логическими способами, основу которых составляет принцип: при истинности одного контрадикторного высказывания другое с необходимостью ложно. Из кантовского учения об антиномиях выросла концепция Фихте и Шеллинга о продуктивном, порождающем противоречии. По Шеллингу, универсальным свойством всего сущего является полярность свойств, признаков, сторон, а глубокое основание и источник полярности образуют противоречие.
Эти идеи были обобщены и развиты Гегелем. К числу наиболее существенных моментов гегелевской концепции противоречия относится внутренняя отрицательность, негативность явлений, т. е. все сущее самопротиворечиво. Это означает, что всякий предмет и явление содержат в себе «свое иное», свое отрицательное, выступают как единство бытия и небытия, в силу этого они внутренне деятельны, обладают самодвижением. Самодвижение же выступает как «изображение» противоречия, его «наличное бытие».
Тем самым в категории противоречия была найдена наиболее адекватная логико-семантическая форма для выражения внутреннего источника движения и развития. Но исторически это открытие (причем, без преувеличения можно сказать, наиболее глубокое и важное в истории диалектики) стало возможным на основе идеалистического принципа тождества мышления и бытия, т. е. на основе отождествления противоречий (диалектических) мышления и противоречий бытия. Предшественники классиков немецкой философии понимали «противоречие» в одном-единственном значении — как логическое противоречие.
В процессе материалистического переосмысления идеалистической диалектики немецких классиков возникла реальная проблема выявления специфики противоречий бытия и противоречий мышления. Поскольку противоречия мышления (назовем их гносеологическими противоречиями, чтобы не смешивать с логическими противоречиями) отображают предметные противоречия, постольку существует определенная общность между ними:
общность структур, форм проявления и т. п. Но эта общность предполагает существование различий между отмеченными противоречиями, выявление которых важно не только для решения позитивных задач разработки теории диалектики, но и для аргументированной критики критиков диалектики. Это необходимо потому, что отождествление Гегелем противоречий мышления и бытия дало противникам диалектики, начиная с Дюринга и кончая современными критиками (Г. Веттер, К. Поппер и др.), повод обвинять сторонников учения о диалектическом противоречии в отступлении от норм логики, в алогизме и иррационализме, в неправомерной экстраполяции логических форм на объективный мир.
Исходным в определении диалектического противоречия является определение его как отношения противоположностей, т. е. таких сторон предмета, которые взаимно предполагают, обусловливают и вместе с тем отрицают, исключают друг друга. Такой тип отношения противоположностей можно представить в виде отношения А и не-А. Он характеризует противоречия как в вещах, так и в мышлении (логические противоречия). Специфическим для предметного противоречия[345] является отношение взаимодействия, и это противоречие можно определить как взаимодействие противоположностей. Понятие «взаимодействие противоположностей» в строгом значении неприменимо к мышлению: мысли, например противоречащие высказывания, могут взаимоотноситься, быть взаимосвязанными, но не могут взаимодействовать, ибо реальный процесс взаимодействия — это всегда некоторый обменный процесс (процесс обмена энергией, веществом, информацией), и естественно, что эти характеристики не могут быть применены к противоположным высказываниям.
Определение предметного противоречия как взаимодействия противоположностей требует дальнейшей конкретизации прежде всего в плане проведения различия между внешними и внутренними противоречиями. Внешним противоречиям свойственна более или менее четкая фиксированность полюсов отношения (противоположностей), их пространственная разделенность, полярность. Напротив, внутренним, сущностным противоречиям свойственна более тесная взаимосвязь противоположностей, вследствие чего точнее говорить не о противоположных «сторонах» (так как «сторона» предполагает пространственную разделенность противоположностей) противоречия, а о противоположных моментах, тенденциях и т. п. Это другое выражение известных диалектических понятий «тождество противоположностей» и «взаимопроникновение противоположностей». Здесь каждая противоположность содержит в себе «свое иное». Но если «вещь содержит в себе (а не рядом с собой) свое иное, свою противоположность, то эта вещь находится в противоречии с самой собой; то же относится и к выражению этой вещи в мысли»[346]. Сказанное означает, что внутреннее, сущностное противоречие может быть определено как отрицательное отношение предмета к самому себе, как самоотрицательность, самопротиворечивость предмета.
Но отрицательно относиться к себе, отрицать самое себя — значит находиться не в равном себе состоянии, а в состоянии изменения, вернее, самоизменения, самодвижения. По отношению к предметному противоречию самодвижение выступает как его «изображение», «наличное бытие противоречия» (Гегель). В этом контексте противоречие может быть определено как сущность самодвижения, а самодвижение — как способ существования и форма проявления предметного противоречия. Определение противоречия как отношения тем самым доводится до понимания его как процесса самодвижения, и в целом противоречие предстает как отношение-процесс, процессуальное отношение. Такой вывод следует из идеи нераздельности противоречия и самодвижения.
Эта идея дает более глубокое обоснование представлению о нераздельности предмета и процесса. Предмет с необходимостью выступает как внутренне деятельный, самодействующий, самоизменяющийся, самодвижущийся, как предмет-процесс.
Существо диалектического противоречия выражается формулой: противоречие есть сущность самодвижения; самодвижение есть существующее противоречие, или способ существования и проявления противоречия. Эти определения (через категории сущности и существования), с одной стороны, характеризуют противоречие как процесс, с другой — позволяют раскрыть более непосредственную связь противоречия и самодвижения, выступающую как конкретное тождество противоречия и самодвижения.
Рассмотрение противоречия и самодвижения в их нераздельности позволяет существенно уточнить каждое из них. Анализ содержания предметного противоречия с точки зрения концепции самодвижения приводит к выделению специфического аспекта категории противоречия — противоречивости, вернее, самопротиворечивости, присущей всем предметам и явлениям. Понятие самопротиворечивости, самоотрицания позволяет определить самодвижение как способ существования и проявления предметного противоречия.
Следует подчеркнуть, что понятия «противоречивость», «самопротиворечивость» не покрывают всего содержания категории противоречия. В литературе по диалектике за понятием «противоречие» утвердился широкий класс значений: им обозначаются внутренние и внешние, антагонистические и неантагонистические противоречия, различные формы действия и противодействия (взаимодействия противоположностей). Наряду с этими значениями имеет смысл говорить о диалектическом противоречии как противоречивости, самопротиворечивости всех предметов и явлений, чтобы адекватно диалектически решить проблему источника самодвижения. В этом смысле все другие формы противоречия (внешнее противоречие, взаимодействие противоположностей, антагонизм и т. п.) в конечном счете следует рассматривать как формы проявления и как результат самопротиворечивости предметов, их внутренней активности, самодвижения.
Итак, можно выделить следующие уровни определения противоречия.
1. В самом широком смысле противоречие — это отношение противоположностей (сторон, свойств предмета или высказываний о нем), обусловливающих и отрицающих друг друга.
2. Применительно к предметному противоречию это отношение выступает как взаимодействие противоположностей.
3. Необходимо отличать внешние противоположности от внутренних. Для внешних противоположностей характерна более или менее четкая разделенность, поляризация сторон отношения, для внутренних — свойственна пространственная совмещенность. Поэтому в предмете, в котором наиболее полно реализуется взаимопроникновение противоположностей, речь идет не о противоречии сторон, а о противоречии свойств, тенденций.
4. Понимание взаимодействия противоположностей доводится до понимания взаимоотношения предмета не только с другими предметами, но и с самим собой — до идеи самоотрицания, самопротиворечивости. Внутреннее сущностное противоречие выступает как самопротиворечивость предмета, т. е. как внутреннее взаимодействие, или взаимодействие с самим собой.
5. Термины «самопротиворечивость», «самоотрицательность» подводят к наиболее адекватному отображению источника самодвижения. Такая трактовка источника самодвижения не ограничивает понимания самодвижения как только внутреннего процесса. Совокупное изменение предмета — это всегда результат взаимодействия внешних и внутренних детерминант, но определяющая роль принадлежит внутренним детерминантам.
Таковы уточнения к определению диалектического противоречия, которые вытекают из применения к его определению критерия «быть источником самодвижения» — критерия самодвижения.
При анализе сущности противоречия и в целом сущности диалектики критерий самодвижения позволяет преодолеть недостатки одностороннего логико-гносеологического подхода к проблемам диалектики, которые отмечены в статье «Высокий долг советских философов»[347]. Критерий самодвижения можно рассматривать как критерий объективно-диалектический, так как в строгом значении слова самодвижение (процесс самодетерминированных изменений) присуще вещам, но не мыслям об этих вещах. В определенной мере самодвижение присуще и сознанию, например развитию форм общественного сознания, но поскольку в конечном счете общественное бытие определяет общественное сознание, а не наоборот, постольку о самодвижении сознания можно говорить как об «образе» самодвижения материи, как об отражении ее самодвижения.
Критерий самодвижения позволяет внести ряд коррективов в логико-гносеологические определения противоречия. В частности, с позиций этого критерия более остро ставится традиционная проблема: могут или не могут в противоречии, и прежде всего в предметном противоречии, одновременно и в одном и том же отношении совпадать исключающие друг друга противоположности? Понятие, включающее в себя такую возможность, назовем понятием совпадающих противоположностей, а понятие, отрицающее совпадение, — понятием расходящихся противоположностей. Какое же из этих понятий (концепций) больше соответствует критерию самодвижения? Ответить на этот вопрос нельзя, не выходя за пределы чисто логических дефиниций. Для этого нужны исследования структуры объективных противоречий в контексте последовательной концепции самодвижения. Само исследование предметных противоречий должно осуществляться на основе не обыденных представлений, а философского анализа соответствующих конкретно-научных теорий.
Приведем пример. Одним из конкретно-научных воплощений диалектической концепции самодвижения (саморазвития) является дарвиновская теория эволюции. В противоположность ламаркизму в дарвинизме считается, что процесс эволюции (видообразования), будучи детерминирован сложным взаимодействием внешних и внутренних факторов, в своей основе является процессом эндогенным, т. е. определяется внутренними факторами (внутривидовой борьбой). Внутривидовая борьба выступает как биологическая форма внутренних противоречий, вернее, как форма существования, развертывания и разрешения внутренних противоречий.
О структуре этих противоречий дает представление высказывание Ч. Дарвина о внутривидовых отношениях и внутривидовой борьбе. Он подчеркивал, что «борьба почти неизменно будет наиболее ожесточенной между представителями одного и того же вида, так как они обитают в одной местности, нуждаются в одинаковой пище и подвергаются одинаковым опасностям»[348]. Из сказанного видно, что совпадение, тождество противоположностей (противоположных тенденций между особями одного вида) в одном отношении (в отношении к пище, к месту обитания и т. д.) и в одно и то же время выступает как необходимое условие внутривидовой борьбы (внутреннего противоречия).
По нашему мнению, концепция совпадающих противоположностей более близка к отображению действительных противоречий, чем концепция расходящихся противоположностей. Именно в рамках концепции расходящихся противоположностей возможны допущения о том, что диалектическое противоречие не всегда является источником развития, что «противоречие может быть диалектическим, если оно и не есть источник развития какого-либо материального объекта»[349]. На наш взгляд, именно потому, что не учитывается критерий самодвижения, возникают идеи о «не движущих» диалектических противоречиях.
Раскрывая сущность внутреннего источника самодвижения, категория противоречия тем самым дает наиболее глубокую сущностную характеристику изменяющегося и развивающегося объекта. Поэтому неправомерно говорить: «почему движение?», «почему противоречие?». Такие вопросы порождаются необоснованным предположением о существовании более глубокой, чем противоречие, причины движения и развития. Можно говорить не о причине, а об условиях противоречия. Наличие в тождестве различий выступает как необходимое условие противоречия. В этом смысле различие обусловливает противоречие, но не является его причиной. Противоречие же выступает источником, причиной поляризации различий. Различия обусловливают противоречие, противоречие движет, поляризует различия — в такой форме можно выразить диалектику взаимосвязи различия и противоречия.
Предмету на любой стадии его существования свойственны противоречия. Сам процесс «раздвоения единого» на противоположности есть процесс превращения потенциального противоречия в актуальное. Рациональный смысл известной гегелевской схемы «тождество — различие — противоположность — противоречие — основание» состоит не только в описании последовательных ступеней познания противоречивой сущности предмета, но и в характеристике ступеней развертывания и разрешения самого противоречия. На стадии тождества (конкретного тождества) противоречие существует потенциально. Превращение потенциального противоречия в актуальное означает раздвоение единого (фазы «различие» и «противоположность»; противоположность может быть определена как наибольшее различие), затем следует разрешение противоречия (фаза «основание» как снятие данного противоречия).
При определении развития с точки зрения категории противоречия, понимаемого как противоречие-процесс, процессуальное отношение, развитие предмета предстает как процесс возникновения, развертывания и разрешения свойственных ему противоречий. Смысл выражения «возникновение противоречий» состоит не в предположении первоначального отсутствия их у предмета (подобное утверждение было бы равносильно взгляду на предмет как на нечто изначально пассивное, не обладающее активностью, самодвижением), а в указании на переход потенциального противоречия в актуальное. Развертывание противоречия означает поляризацию различий (переход тождества в различие, различия в противоположность).
2. Источники и движущие силы развити
Идея о необходимости различения источников и движущих сил, выдвинутая в конце 50-х — 60-х гг.[350], является конкретизацией и новым шагом в разработке традиционной проблемы источника развития. Она активно обсуждается в современной литературе. Необходимость разграничения источников и движущих сил развития обусловливается рядом обстоятельств. Поскольку конкретная форма развития детерминируется множеством факторов, необходимо выявить удельный вес каждого из них, их место в общем процессе развития. Самодвижение связано с определяющей ролью внутренних факторов, поэтому важно выяснить соотношение этих факторов с множеством других, детерминирующих развитие.
Разграничение источников и движущих сил развития приводит к идее «раздвоения» причинной обусловленности в развитии сложных систем. «Раздвоение» причинности имеет универсальное значение. При этом важно иметь в виду определенный объект или следствие, относительно которого может быть осуществлено такое «раздвоение» причинности. Например, по отношению к производительным силам источниками развития являются те факторы, которые выступают в качестве «непосредственной производящей причины» (труд, технологическое разделение труда, наука, образование). К движущим же силам относятся факторы (производственные отношения, потребности и стимулы, классовая борьба и др.), которые непосредственно не совершенствуют ни орудий труда, ни опыта производителей, но направляют процесс внутреннего, спонтанного развития производительных сил.
Само различие источников и движущих сил развития органически связано с проблемой «раздвоения» причинности. Причины развития делятся на непосредственные и опосредованные. Такое качественное деление имеет самое широкое основание и точнее отражает реальное состояние причинности, чем предлагаемые некоторыми авторами представления о длинных линейных цепях причинности. Конечно, эти цепи имеют место в реальности, но к ним не сводится сложная система взаимодействия причинных факторов. Наиболее глубокое и всестороннее представление о причинности складывается из признания непосредственных и опосредованных причин и их диалектического взаимодействия как противоположностей единой причинности.
Разделение причинности на две группы факторов (непосредственные и опосредованные) имеет объективные основания. Взаимодействие причин двух родов образует взаимодействующую систему причин или единую причинность по отношению к следствию. Непосредственные причины можно представить в духе аристотелевской причины первого рода, которую он определил как «производящую»[351]. Это «делающая» причина. Отсюда и вытекает ее непосредственный характер.
Примером такой непосредственной «делающей» причины может служить наука, когда она выполняет функцию непосредственной производительной силы. Иногда неправильно представляют себе положение о науке как непосредственной производительной силе в духе овеществленной силы[352]. Однако овеществленная сила науки — это определенная форма опосредования. К.Маркс в противоположность овеществленной, т. е. опосредованной, силе науки говорил о непосредственной ее силе. Эта противоположность выражена в словах К. Маркса, когда он говорит, что развитие основного капитала (т. е. овеществленная сила науки) является показателем становления науки в роли непосредственной производительной силы[353]. Основной капитал выступает лишь материальным критерием той силы, которую проявляет наука как духовный фактор, как сторона субъективной производительной силы, как сторона человека, главной производительной силы общества. Непосредственная производительная сила науки — это как бы сущностная сила человека, являющегося главной производительной силой общества. Развитие же основного капитала — это уже внешнее проявление, опосредование этой силы. Если при капитализме указанное опосредование характеризуется развитием основного капитала, то при социализме оно характеризуется развитием средств труда на основе общественной собственности на них. Непосредственная производительная сила науки, таким образом, выступает как «делающая» причина, как действенная сила, приобретающая по отношению к процессам производства вполне определенную функцию — контрольно-управленческую, поскольку это важнейшая функция человека как главной производительной силы. Понятие непосредственной производительной силы тем самым отражает действенную непосредственную функцию человека в процессе производства.
Если непосредственная причина является «делающей», то опосредованная причина сама по себе непосредственно «не делает». Она может выступать в роли стимулятора, ускорителя, мотива, цели — словом, в роли движущей силы «делающей» причины. По Аристотелю, подобную роль выполняет форма[354]. В этой мысли Аристотеля заключалось зерно истины. Однако преувеличение роли формы, ее абсолютизация могут привести и к метафизическим крайностям, и в частности к идеализму. Поэтому чревата серьезными философскими издержками попытка некоторых авторов придать производственным отношениям большее значение по сравнению с производительными силами, что проявилось, в частности, в переформулировке закона соответствия производственных отношений уровню развития производительных сил в закон диалектического взаимодействия производительных сил и производственных отношений.
Не преувеличивая роль формы, можно рассматривать ее как известную функциональную характеристику системы опосредованных причин, воздействующих на систему непосредственных причин. Соотношение между опосредованными и непосредственными причинами может быть выражено в соотношении понятий движущих сил и источников развития. Так, скажем, если в качестве источника развития производительных сил рассматривать труд как «делающую» причину (а в том, что труд — «делающая» причина, материалистам сомневаться не приходится), то в качестве важнейшей движущей силы можно рассматривать производственные отношения. Они являются формой, в которой протекает процесс труда и функционируют другие источники развития производительных сил.
Различение источников и движущих сил позволяет различать непосредственные и опосредованные причины применительно к проблеме определения сущности развития. Понятие «источник» означает то место или тот процесс, откуда проистекает какой-либо результат. В этом отношении понятие «источник» совпадает с «делающей» причиной, с непосредственным причинным фактором, который «делает» определенное развитие.
Понятие «источник развития» близко по значению понятию «движущая сила». Между ними много общего. Но «источник развития» богаче по содержанию, поскольку он выступает в то же время и двигательной силой. Как известно, В. И. Ленин употреблял в определенных случаях как однопорядковые понятия «источник» и «двигательная сила» самодвижения[355]. Вместе с тем понятие «источник силы» приближается по значению к понятию «движущая сила» в том смысле, как оно рассматривается здесь, т. е. в смысле опосредованного фактора. Понятие «источник силы» означает как бы «место» возникновения силы как причины.
Понятие «движущая сила» отражает особую природу причинности, не ее «делающий» характер, а лишь природу, связанную с побуждением «делать». Это особый класс причин, опосредованно воздействующих на функционирование «делающих» причин. Обычно они выступают стороной противоречия, в себе самих не содержат собственного «самодвижения», «саморазвития», но активно вызывают такое саморазвитие в процессе взаимодействия с «делающими» факторами. Именно противоречивое взаимодействие между такими противоположностями, как источники (непосредственные причины) развития и движущие силы, является той «конечной» причиной, которая и обусловливает самодвижение, саморазвитие материального объекта или явления. Именно здесь и заключается та «двигательная сила», тот источник, о котором говорил В. И. Ленин.
Итак, диалектика понятий «источник развития» и «движущая сила развития» состоит в том, что они могут переходить друг в друга при определенных обстоятельствах. Но при всей их связи и возможности взаимопереходов они отличаются друг от друга по содержанию. Это отличие и позволяет за непосредственными причинными факторами закрепить понятие «источники развития», а за опосредованными факторами — «движущие силы развития». При этом, как отмечалось, такое разграничение имеет объективное основание при рассмотрении определенного объекта, а не множества различных объектов или явлений.
Данное разделение причин на источники и движущие силы имеет качественный характер. Если оно объективно отражает различие в функциях непосредственных и опосредованных причин, то оно должно найти отражение и в определенных количественных интерпретациях. Последние в известном отношении могут служить критериями указанного качественного разделения причин на две группы. Количественный и качественный подходы должны находиться в единстве.
Между непосредственными и опосредованными причинами действительно складываются определенные количественные зависимости, которые были исследованы в различных областях знания, особенно в технических науках, в частности в радиотехнике. Эти зависимости носят характер нелинейных отношений, когда действие не равно своему следствию в количественном отношении. Такое причинно-следственное отношение возникает при неравнозначности двух групп причин, состоящей в том, что одни причины (движущие силы) не просто переходят в другие (источники развития), образуя цепь причинных зависимостей, а находятся в более глубокой диалектической взаимозависимости: движущие силы выполняют роль «управляющей» причины по отношению к источнику развития как «делающей» причине. Примером нелинейных отношений в цепи причинных связей является воздействие производственных отношений на функционирование производительных сил.
Подобная несоизмеримость первых причин, послуживших импульсом для действия вторых причин, с общим результатом может привести к неправильным выводам об отсутствии полной детерминированности в цепи событий. К таким выводам пришел, например, М. Бунге, внесший определенный вклад в исследование вопроса о нелинейных отношениях в материальном мире. Он писал, в частности: «Поскольку нелинейность влечет за собой непричинность, мы еще раз убеждаемся, что причинность есть первое приближение, что она является, так сказать, линейным приближением к детерминизму»[356].
Однако нелинейный характер причинных связей нельзя истолковывать в духе неполного детерминизма, так как в сложных системах последовательность событий не исчерпывается превращением одного действия в другое. В них наряду с таким превращением происходит и качественный переход от одного действия к другому. Этот переход обусловлен различием функций причин первого и второго порядка. Первые играют роль управляющей причины, а управление так или иначе связано с информационным воздействием, определяющим направленность течения процессов «делающей» причины.
Переход от объяснения в терминах линейной причинности к объяснению в терминах нелинейной причинности означает углубление познания сложной природы причинности. В известном отношении он связан с переходом от механического детерминизма к диалектическому, раскрывающему внутренние противоречия в самой сложной системе причинности. Эта эволюция причинного объяснения от линейного к нелинейному не может не быть связана с разделением ее на источники и движущие силы, на причины «делающие» и причины «управляющие».
Неравнозначность, разнопорядковость функций источников и движущих сил развития обусловливает по крайней мере двухплановый подход к диалектике взаимодействия непосредственных и опосредованных причин. Рассматривая эти причины с точки зрения понятий первичного и вторичного, определяющего и определяемого, следует источники развития понимать как определяющую сторону, как содержание процесса самодвижения, саморазвития. В то же время, учитывая роль движущих сил как формы процесса самодвижения, саморазвития, необходимо выделить их регулятивный, управляющий характер.
Разделение причин развития объекта или процесса на две группы имеет универсальный характер и важное методологическое значение для любой области познания. Оно позволяет выявить специфику, функции двух групп причин развития, правильно поставить вопрос о природе причинности того или иного явления.
В связи с этим следует отметить, что задолго до обсуждения проблемы источников и движущих сил применительно к социальным процессам эта проблема фактически была поставлена в области эволюционной биологии (дарвинизма). Постановка и решение этой проблемы были вызваны необходимостью выявления определенной субординации во множестве взаимодействующих факторов, обусловливающих эволюционный процесс.
Известно, что одним из факторов эволюции (видообразования) выступает наследственная изменчивость в результате мутаций и рекомбинаций генов в процессе онтогенетического развития особей. Однако современная биология исходит из того, что сама по себе наследственная изменчивость не приводит к эволюционным сдвигам, а, пополняя резервный фонд наследственной изменчивости в популяции, создает необходимые предпосылки для этих сдвигов. В качестве побудительной причины эволюционных преобразований выступает противоречие между сложившейся адаптивной нормой в популяции и аномалией, возникающей в результате мутаций и рекомбинаций генов. Разрешается оно в ходе борьбы за существование и естественного отбора, борьбы, приводящей к образованию новых видов при наличии ряда необходимых условий (неоднородность особей, изоляция и т. п.). Когда говорят о борьбе за существование и естественном отборе как главной движущей силе эволюции[357], то имеют в виду прежде всего указанный аспект проблемы (разрешения противоречия между адаптивной нормой и аномалией путем видообразования). Сам естественный отбор не вызывает наследственной изменчивости, он лишь накапливает ее, придавая ненаправленному процессу изменчивости определенную направленность. «Естественный отбор является единственным и достаточным направляющим эволюцию элементарным фактором; его действие всегда векторизовано»[358].
Таким образом, и в случае развития производительных сил, и в случае эволюции (видообразования) понятие «источник» характеризует действие внутренних факторов, стимулирующих процесс самодвижения. «Движущие силы» направляют эти изменения в определенное русло, «канализируют» их, превращая тем самым первоначальное самодвижение в подлинное саморазвитие. Соотношение между источниками и движущими силами таково, что первые создают реальную возможность (или возможности) развития как процесса, имеющего направленность, а вторые превращают эту возможность в действительность.
То обстоятельство, что удается выявить определенные глубокие структурные аналогии между действием и проявлением действия источников и движущих сил в развитии биологических и социальных систем, является еще одним свидетельством в пользу того, что проблема различения источников и движущих сил имеет не узколокальное, а философское значение. Разработка этой проблемы несомненно должна способствовать углубленному и более конкретному исследованию такого важного аспекта диалектико-материалистической теории развития, как механизм процессов развития, и в частности конкретизации неопределенного понятия «факторы развития».
Вместе с тем определенным образом конкретизируется и учение о диалектическом противоречии как источнике и двигательной силе саморазвития. Это обнаруживается, если наряду с рассмотренным широким аспектом соотношения источников и движущих сил выделить более узкое его значение, связанное с выяснением роли различных противоречий, или противоречий различных уровней, в общем процессе развития, определением той роли, которую они играют в этом процессе. Например, когда говорят о движущей силе развития классов антагонистического общества, то в качестве таковой рассматривают классовую борьбу, и прежде всего борьбу между основными антагонистически противоположными классами. Например, коренным источником, импульсом, вызывающим классовую борьбу в антагонистических обществах, выступает противоречие производительных сил и производственных отношений. Движущая роль классовой борьбы (антагонистического противоречия) по отношению К противоречию производительных сил и производственных отношений состоит в том, что она может разрешить возникающий между ними конфликт, привести к коренным социальным преобразованиям. Здесь источником развития является противоречие нижележащего уровня, движущей силой — противоречие вышележащего уровня.
Применительно к противоречиям эволюции в качестве источника выступает противоречие между сложившимся генотипом и процессом мутации и рекомбинации генов, а в качестве движущей силы — противоречие адаптивной нормы и аномалии. Противоречие нижележащего (организменного) уровня разрешается на более высоком (популяционном) уровне, а движущая роль внутривидовой борьбы и отбора проявляется в разрешении этих противоречий.
Конечно, различие между источниками и движущими силами развития нельзя абсолютизировать. Источники, выступая в качестве импульсов, побудительных причин к самодвижению, тоже «движут» развитие, однако в полной мере процесс самодвижения (саморазвития) может проявиться и развернуться при действии движущих сил.
Итак, различение источников и движущих сил развития, как показывает анализ, имеет универсальное, а потому и общеметодологическое значение. Важным выводом является указание на неравноправность и разнофункциональность источников и движущих сил развития. Это различие идет по линии таких особенностей источников и движущих сил, как непосредственный и опосредованный характер причинности, «делающая» и «управляющая» причинность, ненаправленный и направленный процессы, определяющий и определяемый факторы, содержание и форма причинности.
3. Развитие как самодвижение и саморазвитие
Самодвижение есть способ существования противоречия, вернее, самопротиворечивого предмета. Данное определение выступает в качестве сущностного, однако оно должно быть конкретизировано применительно как к материи в целом, так и к конкретным материальным объектам.
Необходимо различать абсолютное и относительное в процессах самодвижения. Об абсолютном характере самодвижения можно говорить, когда оно рассматривается как атрибут материи, поскольку самодвижение материи не обусловливается никакими внешними по отношению к ней факторами (первый двигатель, первый толчок и т. п.). Напротив, самодвижению конкретных материальных систем свойственна относительность. Конкретные системы в той или другой степени связаны и взаимодействуют с внешней средой, и именно она влияет на их изменение. Всякое изменение системы является результатом взаимодействия внутренних и внешних детерминант. Одинакова или неодинакова роль этих детерминант в функционировании и развитии систем?
В общей форме можно сказать, что влияние внешних детерминант на систему тем значительнее, чем меньшую роль играет ее внутренняя детерминация. Степень же внутренней детерминации определяется рядом факторов: уровнем развитости внутренних структурных механизмов, уровнем разнообразия, информационной емкостью и т. п. Чем сложнее система объекта, тем большее значение получает действие внутренних детерминант, и с какого-то момента они могут стать определяющими факторами изменения системы. Влияние внешних детерминант на нее становится все более опосредованным, и если прежде они выступали в качестве преимущественной причины, то теперь их роль в основном сводится к значению условий и пусковых механизмов. Внешние детерминанты в этом случае только развязывают, усиливают или тормозят внутренние процессы. В целом такие процессы выступают как самодвижение конкретной системы, но вместе с тем определенное влияние на них оказывает и внешняя среда.
Таким образом, конкретный процесс самодвижения является результатом взаимодействия внутренних и внешних детерминант, в котором определяющее значение играет внутренняя детерминация (самодетерминация), и выступает как самодетерминирующийся (в главных сторонах, тенденциях), сам себя поддерживающий и сам себя стимулирующий процесс. С учетом характера детерминации самодвижение можно определить как собственное, внутренне необходимое изменение системы, порождаемое непосредственно ее самопротиворечивостью и обусловленное опосредованным воздействием внешних детерминант («порождаемое» и «обусловленное» здесь подчеркивают различие в действии причины и условий). Абсолютное самодвижение материи реализуется как относительное самодвижение конкретных материальных систем.
Различная роль внутренней и внешней детерминации в процессах изменения позволяет раскрыть существенный аспект соотношения категорий движения, самодвижения, развития и саморазвития. Понятия движения и самодвижения, совпадая в широком смысле (применительно ко всей материи), в более узком значении (применительно к конкретным предметам и явлениям) не вполне тождественны. Конечно, всякое самодвижение может рассматриваться как движение, изменение, но не к любому изменению целесообразно применять термин «самодвижение». Основным критерием для различия этих процессов служит то, какие детерминанты (внутренние или внешние) определяют основное содержание процесса. К тем процессам, основное содержание которых определяют внешние детерминанты, следует, на наш взгляд, применять понятие «движение» (движение в узком значении). Конечно, и в этих процессах имеет место самоизменение, ибо не существует полностью бесструктурных объектов, лишенных каких бы то ни было внутренних механизмов. Но если иметь в виду общий результат взаимодействия внутреннего и внешнего, то он может быть определен как движение. Напротив, процесс, основное содержание которого определяется внутренними детерминантами, в своем результате выступает как самодвижение.
Различное соотношение внутренней и внешней детерминации надо учитывать и при рассмотрении развития и саморазвития. В самом широком значении понятия эти совпадают. Утверждая, что любой материальной системе свойственно развитие, материалистическая диалектика понимает его как саморазвитие, как такое развитие, которое не нуждается в каких-то внешних по отношению к материи, т. е. нематериальных, факторах, источниках развития. Когда речь идет о конкретных объектах, то обнаруживается определенное различие и между развитием и саморазвитием, обусловленное характером детерминации этих процессов.
В принципе возможен такой тип развития (например, процесс, ведущий к повышению уровня организации), который определяется преимущественно внешними детерминантами. Саморазвитию так называемых целостных систем может предшествовать первоначальная стадия становления, характеризующаяся признаками развития, но детерминируемая преимущественно внешними факторами. Например, образованию такой биосистемы, как колония, предшествует чисто внешнее объединение одноклеточных под воздействием окружающей среды (биотической и абиотической), в результате чего возникает суммативная система (предколония), в которой части вначале объединены с помощью различных биокосных веществ: студенистых веществ, продуктов секреции и т. п. Здесь еще не возникла субстанциальная непрерывность как необходимое условие индивидуальности биосистемы[359]. Лишь в результате последующего взаимодействия соединившихся одноклеточных между ними возникает дифференциация и специализация функций, которая в свою очередь приводит к морфологическим различиям. Возникшие различия порождают внутреннюю объединяющую связь (целостные свойства колонии, а затем многоклеточной особи), которая становится главным детерминирующим фактором существования и развития (саморазвития) данной биосистемы. Следовательно, когда определяющая роль в развитии переходит к внутренним факторам, в своем результате процесс выступает как саморазвитие.
На наш взгляд, имеет смысл проводить различие между понятиями самодвижения и саморазвития (по аналогии с движением и развитием). Саморазвитие — это такое самодвижение, которое ведет к коренному качественному изменению системы, ее меры, повышению уровня организации и другим изменениям, характерным для процесса развития.
Проводя относительное различие между указанными понятиями, следует еще раз подчеркнуть, что применительно к материи в целом оно не имеет принципиального характера и сами эти понятия рассматриваются как однопорядковые, уточняющие и конкретизирующие друг друга. Последнее означает, что центральное понятие (принцип) материалистической диалектики — понятие развития в своем сущностном определении «заостряется» (конкретизируется) до понятия самодвижения. Следовательно, признаки самодвижения, саморазвития (самопроизвольное (самостоятельное) изменение, спонтанейное изменение, внутренне необходимое изменение[360]) являются важнейшими характеристиками развития. Иными словами, развитие — это внутренне необходимый, самопроизвольный (самостоятельный), спонтанейный процесс.
К сожалению, в литературе по диалектике очень мало уделяется внимания разработке понятия развития в плане концепции самодвижения, что находит выражение в отсутствии работ, где бы давался сколько-нибудь обстоятельный анализ таких важных диалектических понятий, как «имманентность», «спонтанность», «самопроизвольность», «самостоятельность». Вместе с тем на важность этих понятий для характеристики самодвижения обращал внимание В. И. Ленин в определении последнего как самопроизвольного (самостоятельного), спонтанного, внутренне необходимого движения. Причем термин «внутренне необходимое», указывающий на имманентный характер самодвижения, В. И. Ленин выделил особо, очевидно придавая этому признаку в системе других определений самодвижения особое значение.
Классики марксизма-ленинизма понятие «имманентное» употребляли прежде всего для характеристики внутренней противоречивости объекта. Так, К. Маркс, определяя противоречие «клеточки» капиталистического производства — товара как противоречие потребительной стоимости и стоимости, называет его (это противоречие) имманентной противоположностью или имманентным противоречием[361]. В. И. Ленин положительно оценивал мысль Гегеля об имманентной границе нечто и рассматривал эту границу как выражение противоречия нечто с самим собой[362].
Понятие «имманентное» применительно к противоречию выражает в диалектической форме внутренний характер источника самодвижения. Этот источник — самопротиворечивость — кроется в наиболее глубокой сущности предмета как системы, которая (сущность) не обусловлена другим в рамках данной системы, а является причиной самой себя, находится в отрицательном отношении с собой, т. е. не определяется чем-то внешним, привнесенным извне. Вместе с тем понятие «имманентное» выражает и тот факт, что источник самодвижения не только внутренне присущ данной материальной системе, но и необходим.
Дальнейшее развитие и конкретизацию понятие имманентности получает в понятии спонтанности, занимающем в концепции самодвижения важное место. Это понятие еще более глубоко, чем понятие имманентности, подчеркивает решающую роль внутренних факторов в самодвижении системы, ибо допускает вообще самопроизвольное, самостоятельное ее изменение без воздействия каких-либо внешних факторов[363]. Не случайно поэтому В. И. Ленин в определении самодвижения наряду с признаком «внутренне необходимое движение» ввел признак «самопроизвольное (самостоятельное), спонтанейное движение», а понятие «самодвижение» рассматривал как синоним понятия «спонтанейное развитие».
Чтобы раскрыть содержание понятия спонтанности, необходимо дать анализ понятий «самопроизвольное» и «самостоятельное», через которые выражается его содержание. Понятия самостоятельности и самопроизвольности были предметом анализа у тех философов, которые занимались разработкой проблемы субстанции и использовали их для характеристики последней.
Уже в спинозовском учении о субстанции как causa sui дается глубокое представление о ее самостоятельности: субстанция в полном смысле самостоятельна, так как не обусловлена ничем другим, является причиной самой себя. Для выражения самостоятельности субстанции Спиноза использует понятие свободы, толкуя ее в широком, онтологическом плане. «Свободной, — пишет Спиноза, — называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости своей собственной природы и определяется к действию только сама собой»[364].
Гегель это положение Спинозы интерпретирует с позиций идеалистической диалектики, понимая под субстанцией не природу, а понятие. Он пишет: «Эта истина необходимости есть, следовательно, свобода, и истина субстанции есть понятие, самостоятельность, которая есть отталкивание себя от себя…»[365] Как видим, у Гегеля самостоятельность есть выражение самопротиворечивости (самоотрицания, самоотталкивания), необходимо присущей субстанции: «самостоятельность есть бесконечное отрицательное отношение с собой»[366].
Понятие самостоятельности (самостоятельного изменения) очень близко по содержанию понятию самопроизвольности (самопроизвольного изменения). В. И. Ленин при определении самодвижения рассматривал эти понятия как уточняющие друг друга. В этой связи большой интерес представляет анализ К. Марксом фундаментального понятия эпикурейской философии — самопроизвольного, спонтанного отклонения атома (clinamen). Согласно Эпикуру, падение атомов в пустоте по прямой линии вследствие их тяжести сочетается с самопроизвольным отклонением в сторону, благодаря чему происходит реальное движение атомов по кривой; последнее вызывает их столкновение и образование сочетаний — видимых тел[367].
В докторской диссертации «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» К. Маркс истолковывает эпикуровское понятие самопроизвольного отклонения атома от прямой линии как выражение самопротиворечивости и самостоятельности атома. К. Маркс пишет: «Но относительное существование, противостоящее атому, то наличное бытие, которое он должен подвергнуть отрицанию, есть прямая линия. Непосредственное отрицание этого движения есть другое движение, оно, следовательно, есть, — если представить его опять-таки пространственно, — отклонение от прямой линии. Атомы — совершенно самостоятельные тела или, лучше сказать, тела, мыслимые — как и небесные тела — в абсолютной самостоятельности. Они поэтому и движутся, подобно небесным телам, не по прямым, а по косым линиям. Движение падения есть движение несамостоятельности… Эпикур очень хорошо чувствует заключающееся здесь противоречие»[368].
Именно поэтому К. Маркс в отличие от многих комментаторов Эпикура, для которых отклонение атома происходит без причин, чисто случайно, считает, что «отклонение атома от прямой линии не есть особое, случайно встречающееся в эпикурейской физике определение. Напротив, закон, который оно выражает, проходит через всю эпикурейскую философию…»[369] Утверждая, что самопроизвольное, спонтанное отклонение — это «закон атома», а не нечто беспричинное и случайное, К. Маркс вместе с тем подчеркивает, что идея этого отклонения введена Эпикуром для преодоления фаталистического понимания законов природы и для обоснования свободы человека. «Лукреций… справедливо утверждает, — пишет К. Маркс, — что отклонение прорывает „законы рока“, и подобно тому как он тотчас же применяет это к сознанию, так и об атоме можно сказать, что отклонение есть именно нечто такое в его груди, что может противоборствовать и сопротивляться»[370].
Итак, у Эпикура самопроизвольное, спонтанное отклонение атома — это закон, но такой закон, который противостоит «законам рока», фатальной необходимости. Причем здесь случайность, свобода, произвол понимаются как определяемые не внешними по отношению к атому обстоятельствами, а самим атомов (поэтому-то и самопроизвол), являясь выражением его внутренне необходимого движения (поэтому-то самопроизвольное отклонение и есть закон). С этой точки зрения самодвижение как спонтанное изменение объекта есть диалектическое тождество его противоположных моментов — внутренней необходимости и внутренней случайности, т. е. самопроизвола: внутренне необходимое изменение объекта осуществляется как самопроизвольное, а самопроизвольное — как внутренне необходимое.
С позиции Марксовой трактовки необходимости и случайности в качестве характеристик самодвижения (в концепции самодвижения) следует уточнить ставшую традиционной точку зрения, согласно которой необходимое всегда связывается с внутренней детерминацией, а случайное — с внешней[371].
Указывая на односторонность понимания случайности как типа связей, определяемого внешними, побочными для данного процесса причинами, Ю. В. Сачков отмечает, что при таком понимании «случайность не связана с сущностью и характеризует лишь внешние, несущественные, побочные стороны исследуемых процессов»[372].
Современная наука, по мнению Ю. В. Сачкова, существенным образом изменяет представление о случайности, используя его отнюдь не для характеристики чего-то внешнего, побочного, второстепенного, а для выражения внутренней сущности данных материальных систем. Так, в генетике представления о случайности используются для характеристики взаимоотношений между мутациями в их определенных системах, т. е. для характеристики внутренней структуры мутационного процесса. Еще более «сущностный» характер представлений о случайности проявляется в ходе познания микропроцессов: элементарные квантовые процессы по своей внутренней природе являются вероятностно-случайными[373].
На наш взгляд, органическая взаимосвязь сущности и случайности наиболее четко просматривается и доказывается в концепции самодвижения. По Марксу, случайность, произвол, самопроизвольное изменение (отклонение) являются выражением самопротиворечивости сущности. Иными словами, самопротиворечивое («беспокойное», «пульсирующее») основание (сущность) системы, будучи «отрицательным единством» тождества и различия, устойчивости и изменчивости, положительного и отрицательного, «в каждый данный момент является тем же самым и все-таки иным»[374], т. е. «отклонением» от самого себя.
Эту же мысль можно сформулировать и таким образом: самопротиворечивая сущность в одинаковой степени и в каждый момент определенна и не определенна, устойчива и изменчива, строго детерминирована и способна к самопроизвольному изменению. Это значит, что самопротиворечивость определяет не только «положительную» тенденцию самодвижения системы, связанную с определенностью и устойчивостью, но и «отрицательную», связанную с неопределенностью и изменением. Поэтому самодвижение, а следовательно, и развитие системы представляют собой борьбу — развертывание этих двух противоречивых тенденций, стремлений, что и делает его (самодвижение, развитие) внутренне необходимым и одновременно спонтанейным, самопроизвольным процессом.
Понятия самопротиворечивости, имманентности, спонтанности, отображающие важнейшие характеристики развивающихся систем, находят, на наш взгляд, свою дальнейшую конкретизацию в понятии активности. Если понятие самопротиворечивости раскрывает источник самодвижения системы, понятие имманентности — его внутренний характер, понятие спонтанности — относительную самостоятельность изменения системы, то понятие активности раскрывает закон связи и взаимодействия системы со средой, точнее, внутренних и внешних факторов, или детерминант, ее развития. Учитывая, что в процессе самодвижения, саморазвития системы определяющая роль принадлежит внутренним детерминантам, прежде всего ее внутреннему сущностному противоречию, целесообразно, на наш взгляд, ввести понятие имманентной, спонтанной, внутренней активности системы. Эта активность означает не что иное, как «деятельность» предметного противоречия в качестве источника развития, представляющую собой самоотрицание, самоотталкивание, раздвоение единого, борьбу (развертывание) противоположностей, разрешения самого противоречия.
Но понятие активности в концепции самодвижения имеет еще один очень важный смысл, связанный с описанием поведения системы в окружающей среде. Активность, употребляемую в этом смысле, можно назвать, по-видимому, внешней активностью (такой термин предлагает, например, В. И. Кремянский), имея в виду следующие два обстоятельства. Во-первых, внешняя активность — это проявления внутренней активности вовне, которая не носит абсолютно замкнутого характера, поскольку всякая материальная система в реальной действительности является открытой, неизолированной. Во-вторых, внешняя активность — это не прямое, не непосредственное проявление внутренней активности, а в ряде существенных моментов зависящее от воздействий внешней среды. Внешняя активность, подчеркивал В. И. Кремянский, возможна лишь при условии взаимодействия системы с внешней средой[375].
Таким образом, понятие внешней активности, характеризующее поведение системы, дает интегральное представление о нем как результате взаимодействия двух видов активности: собственной, внутренней активности системы и активности внешней среды. Однако с точки зрения концепции самодвижения в этом взаимодействии преимуществом обладает собственная активность системы, определяющая в основном и главном ее поведение, ее внешнюю активность.
Об этом свидетельствует не только тот факт, что система, воздействуя на среду, производит в ней какие-то изменения; это делает и среда по отношению к системе. Здесь важно учесть другое: система, изменяя среду и сама изменяясь под ее воздействием, не растворяется в ней, а существует как целостное образование со своими имманентными границами, обладает своей собственной закономерностью, отличающейся от закономерностей среды, сохраняет и воспроизводит себя в условиях изменяющейся среды.
На уровне сложноорганизованных систем (биологических и социальных) процесс самосохранения и самовоспроизведения системы в условиях постоянно изменяющейся среды приобретает черты целесообразности, избирательности и направленности. В этом случае активность системы как бы детерминируется ее собственной целью или потребностью; в ней возникают различные механизмы (программы, модели) этой детерминации, кодирующие в себе цель: «опережающее отражение действительности» (П. К. Анохин), «модель потребного будущего» (Н. А. Берштейн), «контур» обратной связи и т. п.
Итак, основными чертами активности таких сложно-организованных систем являются: сохранение и воспроизведение системой своей целостности при взаимодействии со средой; наличие целесообразности и направленности в поведении; существование внутренних «механизмов», обеспечивающих самосохранение и самовоспроизведение системы; способность системы к «усвоению» и «преодолению» среды.
Нам представляется, что эти черты активности можно обобщить и на случай менее сложных и менее организованных систем — систем неорганической природы (физико-химических систем), исходя из Марксова положения о том, что высшее есть ключ к постижению низшего, а в низшем есть намеки на высшее[376]. Но это означает, что названные черты активности сложноорганизованных систем в процессе обобщения должны быть не механически перенесены на неорганические системы, а в «ослабленном» виде, в качественно иной форме, в виде намека. Естественно, что о наличии моделей потребного будущего, опережающего отражение действительности, самоуправления, т. е. программ целесообразной деятельности, применительно к неживым системам говорить абсурдно. Но вполне резонно говорить об элементарной, зачаточной способности неорганических систем возвращаться в исходное, «нормальное» состояние после внешних возмущающих воздействий (способность к инерции, флуктуации, наименьшему действию и т. п.)[377].
По нашему мнению, активность как способность материальной системы к самовосстановлению и самосохранению исходного состояния в процессе взаимодействия с внешней средой (Л. А. Петрушенко называет эту способность авторегуляцией) можно рассматривать в качестве всеобщего свойства материи, присущего как живой, так и неживой природе. Ограничение понятия активности только областью сложноорганизованных систем (биологических и социальных), как это делают многие авторы, нам представляется методологически неоправданным.
Таким образом, под активностью следует подразумевать избирательное, специфическое воздействие любой материальной системы на среду (усвоение, преобразование, изменение, нейтрализация, противодействие), которое обеспечивает самосохранение, самовоспроизведение и развитие системы как целого в меняющихся условиях среды и определяется внутренними противоречивыми процессами[378]. Иначе говоря, активность системы является необходимым условием ее развития и одновременно внутренним основанием последнего. Только через понятие активности, которое имплицитно включает в себя представления о самодетерминации, самопротиворечивости, имманентности и самостоятельности, мы можем получить наиболее глубокое, адекватно-диалектическое понимание развития как самодвижения и саморазвития.
Учитывая сказанное, сформулируем ряд тезисов, раскрывающих различные аспекты рассмотренного нами закона единства и борьбы противоположностей.
1. Все предметы содержат в себе «свое иное», свою противоположность, поэтому они самопротиворечивы. Самопротиворечивость предмета есть источник его самоизменения, самодвижения; самодвижение — форма существования и реализации самопротиворечивости предмета, предмета-процесса.
2. Развитие предмета есть процесс возникновения, развертывания и разрешения свойственных ему противоречий, и прежде всего внутренних противоречий, в силу чего глубинной основой развития выступает самодвижение (саморазвитие) предмета как процесс его самопроизвольного, самостоятельного, спонтанейного, внутренне необходимого изменения. При этом интегральной характеристикой развития предмета является его активность, проявляющаяся в двух формах — внутренней активности и внешней активности.
3. Будучи источником всякого развития, противоречие характеризуется всеобщностью, абсолютностью, но абсолютный характер противоречия осуществляется в специфических, относительных формах существования, развертывания и разрешения противоречия — в форме тождества, различия, противоположности, антагонизма, конфликта, социальной гармонии, критики и самокритики и т. д.
4. Ведущей, определяющей стороной процесса развития выступает борьба противоположностей (абсолютность борьбы), определяемой стороной — единство противоположностей (относительность единства).
5. Необходимым условием практического овладения и регулирования объективными противоречиями является их адекватное познание. Построение адекватного теоретического образа предметного противоречия как противоречия-процесса может быть достигнуто методом восхождения от абстрактного к конкретному. Этот метод позволяет построить систему диалектически гибких понятий, «доходящих до тождества противоположностей» (Ленин). Система эта и выступает адекватным теоретическим образом объективного противоречия.