К лету двадцать шестого года Военный совет уже составил план освободительного похода, политической целью которого было объединение всего Китая, превращение его из полуколонии империалистических держав в свободную республику трудового народа, где, по завету Сунь Ятсена, «каждый пахарь будет иметь свое поле».
По своим масштабам предстоящий Северный поход не шел ни в какое сравнение с Восточным: там войска Кантона имели превосходство в силах, здесь, если противники объединятся, они получат пятикратный перевес; к тому же на контролируемых ими территориях пролегали важнейшие железные дороги, на главных направлениях предполагаемого движения южан путь преграждали хорошо оснащенные крепости; иностранные империалисты, поддерживавшие каждый своего ставленника, не скупились на оружие и снаряжение. А Национально-революционной армии предстоял тысячекилометровый марш в отрыве от баз снабжения.
Разработанный гоминьдановскими генералами план предусматривал боевые действия сразу против всех основных сил северян. В этом случае враги кроме подавляющего численного превосходства получали еще одно чрезвычайно важное преимущество: НРА подставляла под удар свои фланги.
Галин стал настойчиво доказывать на Военном совете, что НРА сможет разгромить северных милитаристов только поодиночке, любыми средствами препятствуя их объединению. После долгих споров Военный совет принял его стратегический план.
В канун похода главнокомандующим НРА и одновременно председателем ЦИК гоминьдана был назначен Чан Кайши.
«Как скажется его возвышение на судьбе революции? Почему выбор пал именно на него, а не на какого-либо другого генерала, более известного и влиятельного?» — обсуждали Блюхер и Бородин. «Пожалуй, причина в том, что правые в гоминьдане не хотят выдвижения левого, левые — правого, а Чан — явный центрист, — высказывал свои соображения Михаил Маркович. — В политику он предпочитает нос не совать». «К тому же более грамотен, чем другие генералы, умеет настоять на своем, подчинить своей воле других», — соглашался Василий Константинович. «Нужно учитывать и, так сказать, его корни: не из помещиков или богатых купцов. Значит, объективно интересы революции совпадают с его интересами, готов сражаться против империалистов», — выставлял новые весомые аргументы политический советник.
Наступление началось. В обжигающую, яростную жару, сквозь стопятидесятикилометровый «холерный пояс», где солдаты гибли тысячами и трупы их оставались по обочинам дорог; по приказу генералов пораженные холерой селения окутывались спиралями проволоки и сжигались со всеми мертвыми, умирающими и живыми; укусы москитов, гнилые испарения, запахи войны… Во рту хинная горечь от тех лошадиных доз, какими глушили они приступы малярии… Путь освободительной армии. Путь его, Блюхера, и его товарищей и помощников — военных советников. Заболел и едва не погиб советник Нил Рогов, а его переводчика так и не удалось спасти… Советник Балк умер на фронте под Тяньцзинем, советник Вихров был убит белобандитом, переводчика Косачева настигла смерть под Ханькоу… А сколько товарищей было ранено, сколько заразилось тропической малярией, дизентерией, туберкулезом, какими-то неведомыми тяжелыми болезнями…
К началу 1927 года Национально-революционная армия освободила уже семь провинций, сотни миллионов людей. Новый год, отмечавшийся по лунному календарю в феврале, встречали особенно радостно, в предвкушении скорой полной победы. Дома в городах и фанзы в деревнях пестрели разноцветными фонариками и бумажными лентами, в небе рассыпались фейерверки, крестьяне и горожане по традиции приносили жертвы своим духам-покровителям. Блюхеру, всем советникам исход революции казался предрешенным. Опережая дивизии НРА, катилась по вражеской территории, прокладывая дорогу революционным частям, весть о неисчислимой рати, превосходно вооруженной и великолепно оснащенной.
Триумфальное наступление продолжалось.
Чего уж греха таить: Блюхер, его помощники-краскомы, большинство участников Северного похода были упоены победами: армия сметала на своем пути все преграды; народ в освобождаемых провинциях встречал ее с ликованием; самого Галина, стоило ему появиться на улице, буквально несли на руках. Само имя «Галин», переиначенное на «Цзя Лин», стало гордым собирательным именем для всех советских инструкторов. Чан Кайши буквально в рот глядел Галину-цзянцзюню, не упуская случая воздать почести, во всеуслышание провозглашал: «Даже трава и деревья между Синьцзяном и Янцзы знают его имя!»
Но Бородин при очередной встрече сказал Блюхеру: «Идет какая-то скрытая возня. Когда Чан Кайши приезжает из ставки, он чаще всего общается с правыми». И до Блюхера, хотя он почти все время находился на фронте, доходили вести из тыла, нерадостные вести: крестьяне освобожденных районов, уповая на провозглашенный «Отцом революции» лозунг: «Каждому пахарю свое поле», начали отбирать у помещиков землю, но минтуани и воинские части жестоко расправляются с бедняками; десятки городов освобождены от милитаристов, однако рабочие живут по-прежнему впроголодь, вынуждены бастовать; растет безработица, дорожает продовольствие… Пытался убедить себя: а разве в России новая жизнь утверждалась легко? И здесь революция только развертывается. Лишь начинается распашка очищенного от сорняков поля. И, что бы там ни было, Национально-революционная армия, громя реакционеров, не только несет освобождение миллионам — она демонстрирует мощь революции, пробуждает массы, поднимает их на борьбу! «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем!..»
Впереди — Шанхай! Освобождение его — это завершение решающего этапа Северного похода. Затем — наступление на Пекин и далее на Мукден, в Маньчжурию. И, как окончательный итог, — полное освобождение Китая.
Между тем Чан Кайши начал искать любые предлоги, чтобы выдворить главного политического советника. Сначала предложил Бородину выехать в Москву для доклада Совнаркому о положении в стране. Михаил Маркович нашел свой отъезд несвоевременным. Тогда главком исподволь стал требовать от Национального правительства, чтобы оно настояло на отставке Бао Лотина. Блюхера же он продолжал превозносить. Когда Василий Константинович заводил разговор об особой важности работы политического советника, Чан лишь молча, хотя и с улыбкой, кивал. В этой улыбке Блюхеру виделось что-то зловещее.
Настораживало и явно изменившееся отношение к нему ближнего окружения Чана. С первых же дней Галину-цзянцзюню была выделена охрана — крепкие парни-маузеристы, неотступно сопровождавшие его. Всех этих парней Василий Константинович со временем узнал не только в лицо, был с ними в дружбе. Теперь большинство телохранителей сменили. Появились снующие человечки, явно с филерскими навыками. Установлена слежка? С какой целью?
Все это — мелочи, не стоит обращать на них внимания. Есть забота истинная: организация наступления. На Шанхай — или, как предлагают иные члены Военного совета, — на Пекин?..
За командование НРА эту дилемму решили сами шанхайцы, которые, не дожидаясь прихода Национально-революционной армии, подняли в городе восстание. Сомнений не оставалось: надо поспешить на выручку рабочим дружинам!.. Блюхер разослал советникам-краскомам в передовых частях НРА приказ, предназначенный только для их сведения:
«…Наша задержка на подходе к Шанхаю грозит разгромом рабочих. Крайне необходимо ускорить наступление на Шанхай. Нужно доказать Баю[15] и другим генералам, что следует немедленно начать наступление на Шанхай, мотивируя это необходимостью использовать момент дезорганизованности противника. Ни в коем случае не доказывайте это необходимостью помощи бастующим, ибо я опасаюсь, что они (генералы) не захотят этого сделать, желая ослабить рабочих Шанхая. Приказ главкома на это наступление будет дан…»
Для наступления на Шанхай по совету Блюхера была сосредоточена ударная группа войск — более ста двадцати тысяч бойцов, почти вся артиллерия НРА, переброшены с других участков фронта бронепоезда, сконцентрирована вся авиация. Но Чан Кайши умышленно затягивал отдачу приказа. Почему? Уклончиво объяснял, что-де хочет завершить реорганизацию войск, действовать наверняка. Блюхер утверждался в мнении: Чан, как и прочие генералы, не желает спешить на выручку истекающим кровью восставшим. Хорош главнокомандующий революционной армией!.. И лишь когда рабочие дружины сами сломили сопротивление гарнизона и освободили город, Чан Кайши отдал приказ наступать. Крупнейший пролетарский центр Китая встретил Национально-революционную армию с ликованием: вот они, легендарные солдаты народа, пронесшие красные знамена от границ Юга и слившие их с красными полотнищами рабочих дружин в самом сердце Китая!.. Все сомнения и тревоги растворились в радости величайшей за всю Северную кампанию победы.
А спустя три недели Чан Кайши совершил ошеломивший неожиданностью и жестокостью переворот.
Командирами частей, вступивших в Шанхай, были питомцы Чана и те генералы и офицеры, которые перешли на сторону НРА. Они лишь выжидали момента, чтобы изменить революции. По их наущению озверевшие от запаха крови солдаты в дни и ночи шанхайского путча бесчинствовали на улицах. Они действовали не только по приказу. По собственной инициативе убивали студентов, рабочих, коммунистов, комсомольцев. Убивали своих вчерашних товарищей по боям, сохранивших верность революции. Вот этого, самого страшного, Блюхер поначалу и не мог понять: почему огромное большинство армии приняло участие или молчаливо поддержало контрреволюционный переворот?..
После переворота деятельность советских инструкторов в Китае утратила всякий смысл. Реальной стала опасность физической расправы над ними. Блюхер приказал своим товарищам покинуть страну. Не все смогли выполнить этот его последний приказ. Не удалось сообщить его советнику Михаилу Куманину — он оставался в далеком Наньчане, в корпусе генерала Хэ Луна, сохранившего верность революции. В Ханькоу, уже на палубе парохода, чанкайшисты схватили советника Валентина Тесленко. В Шанхае, в гавани, путчисты вместе с белогвардейцами ворвались на зафрахтованный Совторгфлотом пароход «Гэнли» за час до его отплытия во Владивосток, арестовали команду и пассажиров, среди них несколько помощников Блюхера — инструктора Благодатова, летчика Сергеева, переводчика Толстого… Белогвардейский листок «Россия» со злорадством оповестил: