— Наконец-то, можно расслабиться! — воскликнул Борислав.
Он соскочил с повозки, потягиваясь и разминая затёкшее тело. Олеся спрыгнула следом за ним, а лошадь меланхолично потрусила дольше по дороге, увозя спящих Веру и Милу.
Олеся залюбовалась молодым человеком. Каждое его движение выдавало скрытую мощь. Льняная рубашка с вышитым красными нитками узором по низу рукавов обтягивала широкие плечи и сильные руки.
Статный, высокий и гибкий, как молодое дерево, он двигался с нечеловеческой лёгкостью и изяществом. Серые, как осенний туман, волосы, рассыпанные по плечам, шевелил ветерок, а упавший на густые кудри солнечный луч заставлял их сверкать и переливаться.
Лицо его не стало красивее, оно осталось прежним, резко очерченным, бледным, далёким от идеала привлекательности. Но несовершенство это завораживало девушку, заставляло жадно вглядываться в резковатые черты и манило своей особенной притягательностью.
«Как он мог вызывать у меня отвращение? Сейчас он кажется мне самым великолепным существом на свете!» — думала она, глядя на Борислава.
Ощущение покалывания во всём теле усилилось. Это означало, что магия становилась сильнее по мере продвижения вглубь сада.
— Этот сад заколдован? — спросила Олеся, оглядываясь вокруг.
— Да. Никто не может войти сюда без моего разрешения, — ответил парень.
Олеся удивлённо посмотрела на него. Нужно обладать значительной мощью, чтобы оберегать от врагов такую большую территорию. Это под силу только очень могущественному существу, а ведь Борислав, обладающий человеческой душой, не мог претендовать на такие способности.
Они медленно побрели по тенистой дорожке. Девушка с восхищением смотрела по сторонам. То и дело она подбегала к огромным розовым кустам, с наслаждением вдыхая аромат цветов. Она охала и ахала, опускаясь на корточки и прикасаясь к твёрдой кожуре большущих тыкв. То поднимала с земли упавшую грушу или яблоко и радостно разглядывала, удивляясь их внушительному размеру.
Борислав шёл рядом, устало улыбаясь. Иногда он зевал и потягивался, но добраться до дома и лечь спать не спешил. Он наоборот замедлял шаг, ему нравилось идти по саду в компании Олеси.
Наконец из-за деревьев показался деревянный дом. Он был двухэтажным, с резным крыльцом и расписными окнами. Дом был гораздо больше деревенской избушки, в которой жила семья Олеси, но явно уступал размерами усадьбам богатых вельмож. Прямо за домом был сенник, полный свежего сена, а за ним — конюшня.
На крыльце расположились Мила вместе со своей матерью. Они выглядели растрёпанными и сердитыми. Рядом с ними стоял худенький старичок, лохматый и всклоченный, с жидкой седой бородёнкой. Увидев Борислава, он бросился навстречу, снимая шапку и кланяясь.
— А я думаю, что за чудеса! Лошадка наша, повозка наша, а что за гости пожаловали, не пойму! — закричал он скрипучим голосом.
Борислав подошёл к старику и, смеясь, крепко обнял его. Тот заулыбался беззубым ртом.
— Здравствуй Ермолай! Заждался? — сказал парень.
— Заждался, Бориславушка, боялся, как бы чего не случилось, — ответил тот.
— А я не один, как видишь. С невестой. Олесей зовут мою суженую, — продолжил парень, поглядывая на девушку.
Старик заулыбался ещё сильнее.
— Да не уж-то! Вот не думал, что доживу! Красавица-то какая! А это кто? — показал он пальцем на Веру с Милой. — Спрашиваю, а они не отвечают, только ругаются.
Вера не дала Бориславу ответить, она упёрла руки в бока и закричала:
— Это и есть твоя усадьба? Что-то маловата для царских палат! А слуги где? Не так мы представляли себе жениха для Олеси! Вези нас обратно, и дело с концом!
Дед шарахнулся в сторону. Видимо, живя в этом глухом месте, он отвык от того, чтобы кто-то повышал голос. А может быть, его неприятно поразила грубость женщины по отношению к его хозяину.
Парень даже не взглянул на неё, он повернулся к Олесе и сказал:
— Ермолай мой… Я даже не знаю, как назвать человека, который мне ближе отца.
Старик смутился ещё больше:
— Что ты такое говоришь? Слуга я обычный, к царевичу приставленный, ещё с его младенчества.
Борислав улыбнулся и покачал головой, а потом снова обратился к Олесе.
— Я с ног валюсь от усталости. Посплю немного, а Ермолай тебе всё покажет и расскажет.
Олеся кивнула. Она с любопытством разглядывала дом, узоры на резном деревянном крыльце, дворик, окружённый деревьями. Ей не терпелось поскорее осмотреть здесь всё. Особенно её интересовал сад и растущий в округе лес.
Девушка ожидала, что парень войдёт в дом, но он поступил иначе. Борислав обошёл крыльцо и направился к сеннику. Забравшись по деревянной лестнице на верх, он исчез в душистом сене.
Олеся подошла к старику и поклонилась. Она не знала, как должна вести себя невеста царевича, поэтому решила действовать, как привыкла, вежливо и с уважением обращаться к старому человеку.
— Рада познакомиться с тобой, дедушка! — сказала она.
Старик тоже принялся кланяться, сунув шапку под мышку.
— И я рад, красавица! Пойдём, пойдём в дом! У меня самовар готов. Есть и пряники, и чай с молоком. Борислав любит, чтоб непременно с молоком!
Дед хотел прошмыгнуть в дом мимо Веры, но та стала у входа и грозно посмотрела на старика:
— Это правда, царевич? Почему живёт небогато? Где дворец, где слуги? Люди говорят, что царь признал незаконного сына и деньгами его не обделяет.
Ермолай вмиг изменился. Он выпрямил спину, сразу став выше ростом, и окинул женщину холодным взглядом. Это был уже не добрый услужливый старичок, а человек, знающий себе цену, уверенный в своём высоком положении.
Вера смешалась, вмиг поняв, что внешность старика была обманчивой, и это не простой деревенский дед, а человек из царского окружения. Не удостоив женщину ответом, он вновь обратился к девушке.
— Твоя родня, красавица? — спросил он у Олеси. — Надолго к нам? До свадьбы верно?
— Матушка и сестра, — помешкав, ответила девушка.
Она решила, что будет относиться к женщине, вырастившей её, по-прежнему. Со всем подобающим почтением. Продолжит называть её матерью. Вот только делать будет так, как сама посчитает нужным. И не станет следовать приказам, которые ей не понравятся.
Ермолай недоверчиво фыркнул, но спорить не стал. Он сделал ещё одну попытку попасть в дом, и она увенчалась успехом. Вера нехотя отошла, пропуская старика и Олесю. Помедлив, она вошла следом за ними.
Внутри дом был просторным и светлым. В большой комнате на первом этаже один угол занимала печка. Мебели было совсем немного — стол и лавки вокруг, у окна большой сундук. В углу за печкой видна была приоткрытая дверца кладовки, где на многочисленных полках стояла посуда, какие-то корзины и горшки. На окошках висели цветастые занавески, а на полу лежали полосатые домотканые коврики.
Вера с Милой зашептались, они ожидали увидеть царские палаты, а попали в деревенский домик, не слишком отличавшийся от жилищ обычных зажиточных крестьян.
Глава 14
На столе стоял самовар. А рядом на большом блюде высились горы пряников, пирогов и ватрушек. Старик пригласил всех к столу, и женщины без лишних слов приняли его приглашение. Дед уселся вместе с ними. Видимо он привык хозяйничать в этом доме и сидеть за одним столом с хозяином. Поэтому в присутствии гостей продолжал вести себя так же.
— А кто печёт ватрушки? — спросила Олеся, откусывая мягкую булку с творогом.
— Я и пеку, — ответил старик. — Всё хозяйство на мне. Раньше, когда матушка Борислава была жива, у нас было больше слуг. И кухарка была, и садовник, девка в доме убиралась. Но молодой хозяин не любит, когда много народу. Так что я сейчас сам справляюсь.
— Справляется! — фыркнула Вера.
Она закатила рукава своего платья и, положив локти на стол, пила чай, держа блюдце двумя руками.
— Грязищу развёл, а во двор и не выйти, бурьян повсюду. Работник!
Олеся смутилась. Она устремила на Ермолая извиняющийся взгляд. Тот ответил ей понимающей улыбкой. На Веру он внимания не обратил. Вместо этого продолжил жевать пирожок и прихлёбывать горячий чай.
Выпив чаю и слопав ватрушку, Олеся поспешила продолжить осмотр дома.
Вера же с Милой остались сидеть за столом. Они недовольно перешёптывались, бросая многозначительные взгляды на окружающую их обстановку.
Наверх вела деревянная лестница с резными перилами. Олеся легко взбежала по ступеням и остановилась, ожидая, пока её догонит Ермолай. Тот двигался довольно шустро, по пути убирая паутину, оплетающую перила.
— Завидуют тебе родственницы, — сказал старик, догоняя Олесю.
— Да? А я думала, они недовольны моим решением! — удивлённо воскликнула девушка.
— Потому и недовольны. Завистливым взглядом дом обводят и следят за тобой с ревностью. Ваш-то домик был попроще?
— Наш, конечно. Но они говорят, что для царевича дом слишком небогатый, — сказала Олеся.
— Так от зависти и говорят. Ох, девонька, надо их отправить восвояси. Чует моё сердце, не стоит ждать от них добра. Я много повидал. При царском дворе жил, а там зависть и сплетни самое обычное дело. Знаю, что говорю. Если кто плохое задумал, то, как бы ни скрывал, у него всё равно это будет на лице написано, — назидательно проговорил дед.
— Не может быть! Да, они самолюбивы. Работать не любят, но зла мне не желают! Просто им хочется, чтобы я и дальше их содержала, деньги приносила, — сказала девушка.
Ермолай спорить не стал. Но видно было, что он остался при своём мнении.
На втором этаже было несколько отдельных комнат. Девушка заглянула в каждую из них. Большинство помещений оказались полупустыми. Кровать и узкий шкаф в углу — вот и всё, что там было.
А вот одна, самая просторная, отличалась богатым убранством. Кровать, стоящая посреди комнаты, была увенчана бархатным балдахином и накрыта роскошным покрывалом, вышитым шёлковыми нитями. У стены стоял огромный резной шкаф, повсюду располагались маленькие столики, мягкие кресла.