Алиса встала с дивана и как довольный ребенок вприпрыжку помчалась в спальню, чтобы переодеться. Спускаясь, заглянула к Сереже.
— Сынок, я скоро привезу тебе машину.
— Ура-а, закричал Сережа. У меня, будет машина как у Кости!
— Только ты слушайся папу и жди меня.
Алиса накинула куртку, надела сапожки и в хорошем настроении вышла на улицу.
— Какой прекрасный денек!
Филипп шел следом.
— Не задерживайся и будь осторожна. Мне кажется, сегодня небольшой гололед. Не торопись.
— Хорошо, милый. Не беспокойся. Я очень осторожна. Сегодня привезу вам много вкусностей.
Филипп завел машину и поцеловал жену в щеку.
— Поезжай, мы тебя ждем. И не беспокойся, картошку к обеду я почищу и даже пожарю.
Он помахал ей и, когда машина выехала за ворота, вернулся в дом.
Софья Егоровна зашла на кухню, посмотрела на сына, который взял большую миску, набрал в нее картошки и приготовился чистить.
— Давай, я помогу тебе.
— Мама, я сам. Обещал Алисе.
— Так она же не узнает, кто ее чистил.
— Но она же будет меня хвалить.
— А куда она поехала?
— Да так, купить что-нибудь из продуктов.
Мать глубоко вздохнула.
— Дожили. Холодильник пуст. Ты бы хоть на работу пошел.
— В понедельник пойду устраиваться в охрану.
— Ну и слава Богу. Вот мы с Григорием прожили уже много лет, и я ни в чем никогда не нуждалась. Вспоминаю свое детство. Я все всегда делала сама, матери помогала. И многому научилась. А тебя мы с отцом уже не учили кухней заниматься. Да и нужды не было. Думали, что всю жизнь так проживем. А жизнь диктует свои правила. Не знаешь, где споткнешься, когда умрешь.
— Мама, чего это ты о смерти заговорила?
— Сынок, так она не за горами.
— Не хочу даже слушать. Ты же знаешь, если бы подруга Алисы продала квартиру в Каире, я открыл бы новое дело. Все это время я ждал, что что-нибудь изменится. Начал бы с малого, опыт же есть. Вот увидишь, я еще поднимусь.
— Хотелось бы думать так. Но доживем ли мы до этого дня? Пока ведь нет никаких изменений.
— Так времени еще совсем мало прошло.
Софья Егоровна опять окунулась в воспоминания и заговорила о муже.
— Вот с Гришей никогда не было скучно. Сейчас, правда, случается, что он не раз повторяет одну и ту же историю, которую мы уже слышали, но совсем не потому, что нет новых, просто память подводит. Уж кажется, до того хорошо его знаю, что дальше некуда. Все равно не во всех случаях я способна предугадать, что и как он скажет, поступит. Сколько пережито вместе — и хорошего, и плохого, сколько пришлось перетерпеть.
— Мама, ты к чему это? — заканчивая чистить картофель, спросил Филипп.
— Да к тому, сынок, что жизнь прожить, не поле перейти. И у тебя будет так же. Вы любите друг друга и так же, как мы, все тонко чувствуете. Я вижу.
Их разговор прервал звонок телефона.
— Это стационарный. Давненько он молчал, — удивилась Софья Егоровна. — Все по мобильным разговаривают. Кто это может быть?
— Мама, я возьму, — вытирая руки полотенцем, сказал Филипп и бросился к телефону.
— Алло! Да, это моя жена. Что?
Лицо его изменилось, стало бледным, и он медленно опустился в кресло.
— Сынок, кто это?
Какое-то мгновение Филипп не мог вымолвить ни слова, а потом тихо прошептал:
— Авария. Алиса…
Софье Егоровне стало плохо. Филипп вскочил, усадил ее на диван и подал лекарство. Услышав шум, Григорий Александрович выехал на коляске и быстро подъехал к жене.
— Что случилось?
— Папа, Алиса… звонили из ГАИ, авария. Господи, хоть бы ничего серьезного не случилось. Она уже в больнице. Я еду туда!
Быстро накинув куртку, он дрожащими руками надел обувь.
— Мама, дай денег, я вызову такси.
— Конечно, сынок, возьми. Кошелек на тумбочке в нашей спальне.
Филипп вызвал такси, взял деньги и выбежал на улицу. Через десять минут уже ехал в больницу, которую назвал сотрудник полиции.
Ни у кого ничего не спрашивая, он поднялся на нужный этаж и бросился в травматологическое отделение. Вдруг в коридоре увидел каталку и замер. Окровавленную Алису везли в операционную. Он пошел следом, прикоснулся к ее руке. Алиса была в сознании. Увидев Филиппа, сделала усилие, чтобы что-то сказать. Наконец произнесла, с трудом выговаривая каждое слово:
— Хочу сказать…
И потеряла сознание. Санитары завезли каталку в операционную, и дверь перед ним закрылась. Совершенно убитый горем, он метался по коридору. Хотелось кричать, рвать на себе волосы, но грудь будто придавил огромный камень, дышать с каждой минут становилось все труднее.
Он ждал конца операции. Когда врачи один за другим стали выходить из операционной, с тревогой всматривался в их лица. Последним вышел пожилой доктор, видимо, самый опытный, и Филипп решился спросить:
— Она жива?
— Жива, но в коме. Будет на аппаратах.
— Она выживет?
— Только Богу известно. Черепно-мозговая травма. Мы сделали все возможное. Будьте готовы ко всему.
Когда доктор скрылся в ординаторской, Филипп медленно направился к выходу. Вынул из кармана телефон и позвонил в ГАИ, чтобы забрать вещи Алисы, которые остались в машине. Получив их, обнаружил, что в сумочке лежала коробка с колье. «Не успела сдать, — подумал он. — Что ж, придется это сделать мне. Нужны деньги на лечение».
Глава 33
— Мама, — говорил Филипп, собирая сумку, — после работы я сразу к Алисе.
— Да, сынок, конечно. Передавай ей привет, и от Сереженьки тоже. Он уже три месяца не ходит в садик, скучает, нервный стал.
— Алису ждет. Пока нет улучшения и какой-то определенности, ничего не буду ему рассказывать.
— Ты осунулся, похудел, — с грустью смотрела на сына мать.
— По сравнению с Алисой я в прекрасном состоянии. Не жалей меня, нужно жалеть ее. Необходимы большие деньги на лечение. Доктор сказал, что желательно отвезти ее в Израиль. Моя голова только этим забита. Банк что ли ограбить? А потом будь что будет…
— Не говори ерунды, — сердито сказала Софья Егоровна. — Чтобы я не слышала ничего подобного. Подумай о сыне.
— Это меня и останавливает.
Зима выдалась слякотная. Снег то падал, то таял в одночасье, а потом подмораживало, и он превращался в лед. Непогоду усиливали порывы холодного ветра.
Филипп, торопясь на автобус, накидывал капюшон куртки и отворачивался от встречного ветра. Шапки у него не было. Он научился экономить: в обед на работе пил чай с хлебом, намазанный маслом. Возвращаясь поздно вечером домой, ел жареную картошку с квашеной капустой или солеными огурцами, которые осенью собирали на своем огороде и консервировали. Газоны, которые раньше окружали дом, теперь превратились в грядки. Алиса летом ухаживала за помидорами, огурцами и за всем, что можно было вырастить и сохранить до следующего года. Филипп помогал ей, а Софья Егоровна поливала. Ее гипертония и боли в спине не позволяли долго работать. Она брала леечку и ходила вокруг овощей так же, как когда-то возле своих любимых роз, которых осталось всего несколько кустов.
После рабочего дня Филипп ездил к Алисе, которая уже три месяца после аварии жила, благодаря аппаратам. Он садился рядом и разговаривал с ней, чувствуя, что она все слышит. Рассказывал о работе, о сыне, обо всем, что происходит в доме. Потом говорил ласковые слова и снова признавался в любви, целуя ее руки.
Возвращаясь домой, заходил в магазин, чтобы купить хлеба, молока и хоть чего-нибудь сладенького для Сережи. Однажды возле кассы сунул руку в карман за деньгами, чтобы заплатить за покупку, и не нашел там ни копейки.
— Послушайте, девушка, — мужчина сконфуженно пытался объясниться с кассиршей, — я вышел из дому без кошелька. Я вам заплачу, но только завтра.
— Странный вы человек! — возмущалась девушка. — Такой представительный, а в карманах пусто.
— Говорю же, забыл. Уже поздно, а живу я далеко. Не успею вернуться. Поверьте.
Она еще раз осмотрела покупателя с головы до ног.
— Хорошо. Сумма небольшая, я заплачу за ваши продукты. Будете должны лично мне.
— Спасибо. Огромное спасибо.
Смущаясь и краснея, он вышел из магазина.
— Черт, дожил… Пенсия у родителей только завтра, до моей зарплаты вообще далеко…
Была уже ночь, когда Филипп вернулся домой. Приоткрыл дверь в свою комнату (Сережа в последнее время спал с ним), прислушался и, уловив спокойное дыхание сына, успокоился и пошел в столовую, чтобы перекусить.
Как ни старался Филипп передвигаться тихо, мать услышала его шаги и поспешила навстречу.
— Сынок, что-то ты сегодня совсем поздно. Я волновалась. Уснуть не могла.
— Засиделся у Алисы.
— Как она?
— Так же, — произнес он грустно.
— Я стала чаще в церковь ходить и дома молюсь. Прошу Бога о ее выздоровлении.
— Спасибо, мама. Завтра выходной, займусь домашними делами, помогу тебе.
Софья Егоровна еще немного посидела, повздыхала и тихо пошла в спальню.
Утром первым проснулся Сережа и разбудил отца.
— Сегодня мы с тобой будем заниматься уборкой, — сообщил он сыну, решив приучать его к работе с детства.
— Не хочу.
— Слово не хочу нужно забыть. Ты маму любишь?
— Люблю.
— Мама болеет, и когда ее выпишут из больницы, мы должны ей во всем помогать. Ты после завтрака приберешь свои игрушки. Посмотри, вчера оставил их на полу. А я должен повесить картину. Мама любила ее и хотела, чтобы она висела в спальне. Теперь бабушка разрешила перенести ее из холла к нам.
— А я буду сам бить молотком?
Филипп задумался.
— Я принесу тебе дощечку и научу вбивать гвозди. Договорились?
— Да.
После завтрака отец и сын принялись за работу. Филипп принес молоток, маленький брусок дерева и пошел за гвоздями. Сережа, оставшись один, взял молоток, долго его рассматривал. Потом стал собирать в кучу все игрушки, собираясь их ремонтировать. Он встал и случайно задел куклу на туалетном столике возле зеркала. С ноги куклы упала туфелька. Мальчик присел на корточки, взял молоток и стал прибивать башмачок обратно. Молоток попадал то по туфельке, то по туловищу. В это время в комнату вошел Филипп и в ужасе выхватил куклу.