нет – убитый,
ты слышал пепла стон
костров прощальный звук.
Ты
только ты
нашёл
пратон
приятнее чем шёлк
чем сиг
чем сук
опрятнее воды.
Был праздник
снежный
апачей
с присядкой
нежных
палачей.
Хребта повадкой
умножая плеть
жрецы морей
смиряли зыбь
свист вольных рыб
смещали
брызг
полёт
иль визг
почтительных зверей
где Лота
сеть
и сметь
где дланей блеск
да плясок звон.
А лязг земли
плели
грачи,
а плеск
вздымали апачи.
Крюкам
поклон
рукам
уск
взмо.
Гиб
рдык уро
урё урю!
Под пляск
не пласк
уре – ура
уры
ури!
Пляск пьянь
яск вист
ясн взбыбл
клест.
То звян
то ждон…
Был праздник
свист
и лязг
и всплеск.
Кто ж он
проказник
мнимых чисел?
Я тридцать раз
присел
у сёл.
Семнадцать раз
он воду чистил.
Я двадцать раз
входил
в подвал.
Двенадцать раз
его бедро мерцало
то бряцало.
Он измерял
морей вершины
а на девятой пал
на кол
поверженный аршином.
У нас
не то.
У вас
не так.
Волнуйся в такт
пустынной качке,
где воды бьются
гладки,
где совы
вьются
телом гадким
у колоколен дружных
Шуи.
И снова
снова
бушует
праздник
вьюжный —
словно
бросает всадник
всадник
веник
розовый
на берег
рваный
равный
волный
конями,
нет,
камнями
полный.
О, сколько грубых лет
зверей
калек
мучительных дверей
в обратное пространство
людей земное постоянство
О, сколько мук
и сколько мух
и только вых
и только вырб
и столько выр.
Воспоминания
Ты слышал музыку чудесней
чем хрип
и храп
хмельных предместий?
пой, малец, пей,
иль снова пой,
где за дверями, за столом
кукушек бой,
беседы гром;
«налей стакан
слепой невесте!»
летит дискант
по снежной Пресне;
стакан налит
и перелит,
тот что в утробе не горит
с запахом простецким
старикам мертвецким;
ты слышал отзвуки чудесней
чем стон колоколов на Пресне?
звучат прохожие кругами,
их поиски дренчат ногами
монашки праздной под зонтом;
скрипит гармошкою про то
купец
и рубит дом
на слом.
Большим скупцом был бородач,
пропив казне немало дач;
простёрся демон здешних вёрст
городовой, убого чёрств;
трепещет нянька пухлым задом,
пройдя за дом
с ребёнком рядом,
в недлинный немощеный двор,
где дворника бранится взор;
а за углом калека бедный
твердит про вздор
войны победной;
из двери в дверь
стучится плут
«не верь плуту
беспечный зверь!»
В руке плута ужасен кнут,
ларнет сверкающий – в другой,
но звонок рой
ничьих монет;
гляди: грозит
во тьме разит
мечтой воздвигнутый кастет;
спешат картёжники рядами
над распростёртыми домами;
пиковых дам валет свалил
к ним прикасаясь палкой
гадкой.
Ту песнь принёс швейцар Вавил
смысл излагая кратко;
нам дев не жалко
их балет
кароль топтал,
ещё валет
да бабий туз.
А банк прибрал
один кадет,
карманом пуст,
душою вял;
уж много лет
кароль украткой
свершал налёт
на девок тех
в час упоительных утех;
а в подворотню голос гладкий
о булках сладких
весть несёт;
там повариха на ветру
толкует повару Петру
опять про голых
телом кволых
тёщ прескверных
вдов неверных;
но тощий повар безответен
не любит он
про тёщу сплетен;
бывало спит
и видит сон:
пернатый кит,
где крыши склон,
кому-то
с Пресни
перси
жмёт,
слюны вкушая пресный
мёд;
таков его во сне доспех,
совершавшихся наспех
утомительных утех;
звук «зра и рэ»
цыганской песни
послушай на заре
морозной Пресни.
Вечностоящее
Оно шагало по необъятному простору
пространству
ничего не имея
позади
впереди
в глубинах его ни с чем не соизмеримого тела
шагало и шагало
уже тогда потеряв самое необходимое
для всего что глотает
что поворачивается
поначалу это были уши
возможно длинные
возможно покороче
затем всевозможное другое
носоглотка и нос
глазницы и глаза
имеются данные даже о гремонофобии
и всё же оно ступало
иначе не могло
продолжая помахивать руками
то другими равнодействующими сочленами
вскоре
(спустя лет 130)
рук тоже не стало
они превратились в щёки
и тут же
(лет через 150)
окаменели
зато оставались ноги
три упора
но и они стали постепенно затвердевать
сменилось тысячелетие
и тогда окаменело многое другое
яйцо головы
горло
шея
плечи
главные три ступни
три пятки
теперь окаменело всё
тогда-то не осталось и последнего
самого последнего
наипоследнейшего
называемого движением
вперёд
назад
движением вбок
значит не двигалось ничего
кроме ядликов
произносивших на окаменевшем затылке
единственное
доступное тем крошкам созвучие
3РЮ
пока эти гномики
пернатые карлики
навозные блохи
уквальзикиани
не разложились
там
в далёком необъятном просторе
пространстве
оставив после себя тишину
а та окаменелость на которой они ещё недавно
суетились
(по мировому исчислению назад лет 800)
она
продолжала стоять
продолжает стоять
будет стоять всегда
всегда
вечно
аминь
Потеха на выгнутом лужке
стоял осёл на выгнутых лучах
ушами собирая молчаливых птах
под ногой осла ковер
надёжных трав
для прилежных лам
и снова трав
их набросал воин-сапёр
в прах указав
на свой толстоногий пах
сапёр готов кричать с ослом пополам
хотя запел осёл:
кру
бан
кру
кры инь кы
а потом медленно сопел;
ку ин бру пу инг пу
тогда воин-сапёр проговорил песенку
про осла ламу и выгнутый лужок:
их ко ко
их ко ко
ки ки ки
на том потеха закончилась. Возможно
повсеместно.
«Три слова скажешь для меня…»
Три слова скажешь для меня
и для себя:
«сегодня я тоскую».
Желанье развенчав,
я прилечу обратно.
В продолговатой комнате твоей,
в коричневатом сумраке твоём,
подругу дряхлую твою,
умноженную запахом твоим,
в просторной сакле без огней
мне обгонять приятно.
В зрачках мерцающих её
живая жизнь перевернулась,
в ней отразился чернозем
и плавное вращение воды
под берегом сыпучим, но крутым,
и колыхание предутреннего света
над ржавой крышей в небе молодом,
и теплота непрозвучавших слов
и даль неясная пережитой минуты.
Изгиб лица её приятный.
Души несложная печаль.
Притихший шелест губ невнятных.
А за окном, где фонаря поблекшего качанье
туманных переулков даль.
И надвигается минута расставанья
из гулкой стужи за окном
Под утро выпал снег.
В своей морозной простоте
он лёг на глиняные крыши.
И снова Азии безветренный простор
неверной теплотою дышит
в листве колючей на кустах,
в струях остывших арыка
и в холодеющих ладонях.
«Когда ты спросишь почему…»
Когда ты спросишь почему
У женщин нет развитья в мыслях
И почему
У них блуждает взгляд
По окружающим предметам
И почему их губ
Тяжёлая услада
Распространяется вокруг
С развязною походкой утки
С горящими глазами
С движеньями в изгибах
Тогда не спросишь сгоряча
Где верность нежная
Ко мне летит
Твоё внимание даря
Мне на время
«узнай меня…»
узнай меня
во тьме огня
я неба крот
годами пел
на сковородке лет
пришёл наоборот
без уха безо лба
с нежнейшей пяткой